Георгий Шах - Нет повести печальнее на свете…
— Ваш порядковый номер?
— 327-й серии М.
— Вы были поставлены у балюстрады люкса с поручением не выпускать никого?
— Да, синьор.
— Выходил кто-нибудь отсюда?
У Улы екнуло сердце. Ей показалось, что робот промедлил с ответом. Эти механизмы не умеют лгать, как люди.
— Не знаю, синьор.
— То есть как «не знаю»? Вы хотите сказать, что человек мог и выйти?
— Да, синьор.
— Вот видите! — торжествующе воскликнула миланка.
— Погодите радоваться, — брезгливо бросил ей попечитель. — Но вы никуда не отлучались со своего поста?
— Нет, синьор, как вы могли такое подумать!
— Ладно, не обижайтесь. Следовательно, если б кто-нибудь вышел, вы бы его наверняка увидели?
— Да, синьор.
— Вы удовлетворены? — спросил толстяк с ехидством. Миланка только негодующе мотнула головой. — Инцидент исчерпан, — объявил он. — Примите, синьорита, мои глубочайшие извинения. Мантуанская община матов будет рада, если вы задержитесь у нас в гостях.
— Нет, синьор попечитель. Я принимаю ваши извинения и заверяю, что не сохраню дурной памяти об этом досадном происшествии. Но не останусь здесь дольше ни одной минуты. — Ула стала собирать чемодан. Миланка, уверившись, видимо, что напрасно возвела поклеп на порядочную девушку из знатной фамилии, и опасаясь последствий, незаметно исчезла.
— Поверьте, мне чрезвычайно прискорбно…
— Не трудитесь, — сказала Ула с достоинством, — повторяю: я на вас ничуть не в обиде. Просто я не смогу спокойно спать на этом месте и хочу перебраться к своим друзьям.
— Подвезти вас?
— Благодарю, но это совсем рядом.
Попечитель помог Уле вынести чемодан и вместе с безмолвными роботами проводил ее до выхода из гостиницы. Пройдя несколько сот метров, Ула вышла к упрятанному в укромном местечке экомобилю и кинулась в объятия Рома, с беспокойством ее ожидавшего.
Она поведала ему свою историю, и они долго хохотали над незадачливой доносчицей.
— Видишь, Ром, добрых людей в нашем списке становится все больше. Я убеждена, что толстяк попечитель все понял: зная, что роботы не умеют лгать, он допрашивал твоего спасителя так, чтобы тот не проболтался.
— Во всяком случае, роботы на нашей стороне, это точно!
— Вот так приключение! — с восторгом сказала Ула. — Мне начинает нравиться эта бродячая жизнь. — Ром вдруг опять засмеялся. — Что ты закатываешься, дурной?
— Мне пришло в голову, что каждый раз, когда мы ложимся с тобой в постель, дело заканчивается бегством и преследованием. Если так будет продолжаться дальше, я научусь удирать не хуже зайца.
4
Уныние и раздор царили в доме Монтекки. Обнаружив исчезновение Рома, олдермен кинулся к жене, но Анна спокойно заявила, что этого следовало ожидать, они сами виноваты, вынудив мальчика бежать. Ты понимаешь, закричал он, чем все это может для него и всех нас кончиться?! А ты понимаешь, что можно сделать с человеком, если вырвать из его груди сердце? Разговаривать с ней было бесполезно, и Монтекки, хлопнув дверью, пошел в управу.
Что до дома Капулетти, то там разразился ураган. Неистовая Марта била посуду, ломала мебель, кричала, что все, начиная с собственного мужа, сговорились сжить ее со свету, падала в обмороки, которые заканчивались вызовом неотложной помощи. Миновав этап истерии, она, как обычно, ощутила прилив сил и жажду деятельности. Синьора Капулетти собрала домашних, включив в их число своего любимчика и будущего зятя Пера, и потребовала немедленно организовать вооруженную экспедицию, поймать беглецов и доставить Улу домой, а этого мерзавца агра пристрелить как бешеную собаку.
— Ты с ума сошла, — попытался урезонить разбушевавшуюся супругу Капулетти. — Мы живем в цивилизованном обществе, кто же позволит самоуправствовать?…
— Я всегда знала, что ты трус! — отрезала Марта, не стесняясь присутствия сына и его товарища. — Но вы, молодые, неужели и у вас не хватит духу вырвать мою дочь из рук насильника и восстановить честь нашего старинного рода?
Капулетти подумал, что это его род старинный, а Марта не сумеет проследить свою родословную дальше деда, скромного программиста. Но почел за лучшее не делиться этим соображением. В конце концов, она его жена и имеет право считать себя полноценной Капулетти.
— Я понимаю тебя, мать, — сказал Тибор, — и готов задушить его собственными руками. Но отец прав, надо сначала попробовать легальные средства.
— А ты, Пер, что скажешь ты? Ведь он умыкнул твою невесту!
— Я готов отдать за Улу всю свою кровь, — сказал Пер. — Однако, синьора, умоляю вас прислушаться к мнению Тибора. Взяться за оружие никогда не поздно.
— Неправда, — вскричала Марта, — может стать и поздно! Как вы не хотите понять: если они поженятся, ничего уже нельзя будет изменить.
— Ни в одной префектуре не согласятся зарегистрировать брак между матой и агром, — возразил Капулетти. — Тем более не рискнет обвенчать их ни один священник. Это исключено.
— Много ты знаешь! — презрительно бросила Марта. — Кроме своих вычислений, ничем никогда не интересовался. Ис-клю-че-но, — передразнила она, — а если такой найдется, мало ли подлецов на свете?
Капулетти подумал, что она права. Согласно теории вероятностей не существует абсолютной детерминации событий. Закономерности не отменяют случайностей. Особенно в такой деликатной сфере, как человеческая психика. Применимы ли к ней вообще строгие категории математической логики? Эта проблема его заинтриговала, и он вполуха слушал очередную реплику жены.
— Я вижу, все против меня. Что ж, пошлите за четой Монтекки, облобызайте ее, устройте торжественную встречу новобрачным, отпразднуйте свадьбу под звуки фанфар, и пусть агр поселится в нашем дворце, а Ула рожает ему ублюдков агроматов.
Даже Пера покоробило от подобной безвкусицы. Почувствовав, что она перегнула палку, синьора Капулетти прибегла к испытанному средству — ударилась в слезы.
— Решайте, как хотите, вы мужчины, я слабая женщина…
— Послушай, — перебил привычный к ее стенаниям Капулетти, — а ведь это идея; надо послать за Монтекки и потребовать от них немедленно разыскать и вернуть сына домой. В конце концов, это их вина, пусть они и думают.
Марта тут же прекратила рыдать.
— Тебе, разумеется, хочется пофлиртовать с этой сонной уродиной Монтекки, — сказала она язвительно. — И потом, что толку взывать к его родителям, они в таком же положении, как и мы.
И опять Капулетти вынужден был признать правоту жены. В чем, в чем, а в здравом смысле ей не отказать.
— В таком случае, — сказал он, — остается одно средство: обратиться в арбитраж и получить официальное решение, запрещающее этот брак.
— Я советовался с юром, — подал голос Тибор, — он утверждает, что дело совсем непростое. Не существует закона, запрещающего браки между представителями разных кланов. Всего лишь обычай.
Капулетти поразился сообразительности сына. Хватка у него явно материнская.
— При чем тут обычай? — заявила Марта. — Надо требовать не запрещения брака, а наказания похитителя. Агр выкрал Улу обманом и увез ее вопреки желанию. Его следует обвинить в изнасиловании. — Пораженная собственной находчивостью, Марта торжествующе посмотрела на мужчин. Она заметила, что Пера передернуло, и поспешила добавить: — Конечно, ничего подобного не случилось, я уверена. Но ради святого дела можно и слукавить раз в жизни.
Капулетти подумал, что подобное наверняка уже случилось и что Марта лукавила в жизни добрую тысячу раз, притом далеко не всегда ради святого долга.
— Мне это не нравится, — осмелился сказать Пер.
— Ты же грозился отдать за Улу всю свою кровь.
— Это разные вещи.
— Ну, хорошо, все вы хотите быть чистенькими, так я возьму грех на себя. Бог мне простит, — она перекрестилась, — он понимает материнское сердце.
— Простите, синьора, вы знаете, как я привязан к зашей семье, но честь не позволяет мне участвовать в таком деле. — Сделав это заявление, Пер почувствовал, как возвышается в собственных глазах. Эх, если б Ула могла сейчас его слышать!
— И мне тоже, мать, — неожиданно присоединился к другу Тибор.
Капулетти тоже хотел сослаться на честь, но Марта метнула в него предупредительный взгляд такой силы, что он стушевался.
— Пусть мальчики останутся в стороне, — сказала она примирительно. — Для изобличения преступника в арбитраже достаточно и прислуги.
На том семейный совет закончился, и через полчаса Капулетти с большой неохотой передал по телекому продиктованную женой жалобу, обвиняющую Рома Монтекки, сына олдермена местной общины агров, в насильственном похищении Улы Капулетти, дочери профессора Веронского университета. Если бы обвинение было доказано, виновнику грозила пожизненная каторга. В последний момент Марта отказалась от формулы «изнасилование», вынужденная признать, что Ула останется тогда опозоренной на всю жизнь. Так Ром, сам того не ведая, избавился от угрозы умереть на электрическом стуле.
