Светлана Ягупова - Мутанты Асинтона
Он ехал по улицам города, вмиг превратившегося в сумасшедший дом, и холодный пот липко приклеивал к спине рубаху, влажно ощущался на ладонях.
Троллейбусы, автомобили, автобусы замерли по команде чьей-то злой воли. Пассажиры, прохожие, стражники в будках, продавцы за витринами магазинов корчились от смеха, а потом внезапно стали рыдать и кататься по земле и по полу. Вой и визг захлестнул весь Асинтон, и, подгоняемый этими дикими звуками, Сильвобрук мчался к пустырю, объезжая застывший транспорт. На ходу заметил несколько мотоциклистов и дорожных рабочих в касках, в недоумении взиравших на происходящее. Было жутковато при мысли о том, что подобную картину можно увидеть в конторах, школах, заводских цехах, в любом учреждении и жилом доме. «Однако хулиган не очень изобретателен», — решил Сильвобрук, услышав, как уличный хор затянул: «Стоит над Асинтоном смог…» Когда же вслед за этим люди стали бухаться на колени и, подняв глаза к небу, восклицать: «Девушка Гастрик — самая прекрасная в Асинтоне! Живи и славься, славься и живи!» — ему стало смешно, и страх от царившего вокруг безумия исчез. Вот оно что! Оказывается, это дело рук зазнавшейся дочки Баатов! Ну и ну! Однако нечего бояться чего-то ужасного — у этой дурочки довольно примитивная фантазия. Но, вероятно, догадалась закрыться изнутри.
Неподалеку от пустыря он остановился и забежал в хозяйственный магазин. Не обращая внимания на стоявших на коленях продавщиц, схватил с полки железный лом и, вновь оседлав мотоцикл, помчался, мысленно прокручивая свои будущие действия.
Еще издали заметил перед домом беснующихся мутантов и звонарей. Двинул мотоцикл прямо по заросшему травой, в рытвинах и кочках пространству. Соскочив с седла, подбежал к стоявшему на коленях Тингу, схватил его за руки, воздетые к небу, и силком потащил к сараю — все-таки парень более мускулист, чем он, но тот упирался, восклицая восхваления Гастрик. Тогда Сильвобрук снял с головы шлем, надел его на Тинга, и тот, вмиг сообразив, что от него требуется, схватил лом и побежал к сараю. Не без труда Тинг сорвал дверь с петель и, вбежав в помещение, остолбенел: рядом со сверкающей никелем сферой стояла вовсе не Гастрик, присвоившая себе прекрасное лицо сестры, а еще недавно любимая им Астрик, которую он час назад оскорбил присутствием своей новой подружки Лолы. Но что за внешность была у нее! Если последнее время губы и глаза девушки уже приняли почти человеческий вид, то сейчас лицо ее стало как у прежней Гастрик и даже ужасней оттого, что это было лицо девушки, а не девочки. И вдруг он догадался — перед ним и есть Гастрик, к которой вернулся прежний облик. Тинг подбежал к ней, схватил за плечи и оттащил от аэронооса. В сарай вошел Сильвобрук, поднял с полу лом и, размахнувшись, ударил им по щитку с рубильниками. В сарай вбежали мутанты и звонари.
— Я изобрел чудовище, к которому не должны прикасаться ничьи руки — ни злых, ни добрых людей, — сказал Сильвобрук тяжело дыша и вытирая ладонью лоб. — Сегодня я понял, что нельзя доверять никому, если даже ангельская душа этой девушки сотворила такое…
Тинг схватился за голову:
— Да вы же ничего не поняли! Это не Астрик, а Гастрик, к которой вернулось ее настоящее лицо! Это она издевалась над горожанами и теперь наказана: вновь стала похожа на жабу, и мне совсем не жаль ее.
— Что вы наделали, Сильвобрук! — с отчаянием сказал Черепок.
Гастрик, забившаяся в угол и до смерти напуганная тем, что ее застали на месте преступления, неожиданно встрепенулась и хрипло закричала:
— Зеркало! Дайте мне зеркало!
Колибри достала из кармана куртки крохотное зеркальце и поднесла его к девушке. Выпученные глаза Гастрик с минуту не мигая смотрели на свое безобразное отражение, затем она медленно осела на пол, облик ее стал стремительно меняться, и вскоре все увидели вместо нее Астрик, такую, какой она была раньше и даже лучше. Она открыла глаза, осмотрелась, прислушалась к чему-то внутри себя, и вдруг ее прекрасное, одухотворенное лицо на миг затуманилось болью.
— Гастрик! — прошептала она, глаза ее наполнились слезами. — Бедная сестричка… Она умерла…
— Как? — не понял Тинг.
— Она больше никогда не появится вместо меня, — всхлипнула Астрик.
— Вот и хорошо, — сказал Сильвобрук и несколькими ударами ломом со всего плеча окончательно разрушил аэроноос.
Тинг подошел к Астрик, помог ей встать.
— Но ведь это замечательно, что ты теперь всегда будешь такой красивой! — восхищенно сказал он и покраснел, вспомнив о своем предательстве.
— Неужели ты не понимаешь, как тяжело терять близкого человека? — Астрик продолжала всхлипывать, размазывая слезы по щекам, отчего они еще больше разрумянились, и никто не мог оторвать взгляда от ее лица, столь прекрасного даже в страдании. Но вот смысл сказанного Тингом дошел до нее. Она вопросительно заглянула в его глаза и, увидев в них свое отражение, вновь расплакалась.
— Вот видите! Гастрик не такая плохая, как всем вам кажется — она вернула мне лицо!
Солнце медленно падало за вулкан Керогаз, когда по улицам Асинтона прошла странная процессия. Она переваливалась, скакала, ползла, катилась, волочилась, семенила.
— Мутанты, мутанты идут! — кричали мальчишки, мчась впереди колонны, над которой плескались плакаты: «Мы — дети «ПЛАТы»!», «Мы — плата за «ПЛАТу»!»
Десятки странных существ, будто сбежавшись из фильмов ужасов, а на самом деле тайком увезенных миллионером Казинаки из приюта доктора Валька, двигались к центральной площади Асинтона. По пути к ним присоединялись прохожие, за ними ехал эскорт автомобилей, и когда наконец они пришли на площадь, то очень быстро ее заполнила толпа любопытствующих. В центре площади соорудили пластиковый помост, на который взобрался мохнатый человечек со множеством конечностей. Он вынул из-за пазухи конверт и вручил его девушке, привлекшей внимание многих своей необычно одухотворенной красотой…
— Астрик! — узнал дочку Артур Баат, который в тот день впервые за много лет навестил друзей в обсерватории и еще раз убедился в том, что никто не открывает новых звезд по той причине, что земные склоки заслонили небо. — Где ты пропадаешь? Вторые сутки не приходишь домой, шатаешься с какими-то оборванцами и уродами! — Он подскочил к помосту и хотел было стащить оттуда дочку, но мутанты и звонари плотно обступили его и вежливо оттеснили в сторону.
— Что такое Асинтон? — звонко выкрикнула Астрик, и Артур Баат вздрогнул от навязшего в ушах вопроса. — Слушайте! Слушайте! — продолжала девушка, прижимая к груди шкатулку Ватрины с летящим огненным конем на сандаловой крышке. — Мы погрязли в распрях из-за такой мелочи, как название города, а между тем вот-вот разверзнется земля под ногами. Мы спорим, кто реальнее — ас Интон или Ася, и не видим, как жухнут листья на деревьях, из водопровода течет горькая вода, а женщины рожают вместо детей зверушек. Сейчас вы узнаете истинных основателей города и навсегда прекратите глупый спор. В этой шкатулке много лет хранился старинный фотослайд. Он-то и откроет всем правду!
Шар и Черепок установили на помосте лазопроектор, зарядили его фотослайдом, а длинный ствол объектива нацелили на экран плоского белого облака, повисшего над площадью. И собравшиеся увидели в небе огромную фотографию: на скамейке, перед подъездом многоэтажки, крепко обнявшись, сидела супружеская пара: мужчина с лихими усами и женщина в красном платье, с прической из мелких кудряшек шестимесячной завивки. Слишком знакомыми показались каждому эти лица и, будто подтверждая мелькнувшую у всех догадку, над площадью прогремел с фонограммы влюбленный голос усача:
Ах ты, шасси мое, шасси,
Как люблю тебя я, Ася!
Обожаю Асин тон!
Обнимаю —
1987 г.
