Джон Уиндем - Кукушата Мидвича
Дрожь прошибла тело Зеллаби. Он с трудом преодолел несколько метров до скамейки, буквально рухнул на нее. Он будто мгновенно лишился сил.
О дальнейшем развитии событий я узнал не от Зеллаби, а от миссис Уильямс из кабачка «Коса и камень».
— Я слышала, как машина промчалась мимо и затем раздался ужасный грохот. Я выглянула в окно и увидела бегущих к церкви людей. Потом я увидела мистера Зеллаби. Он, как сомнамбула, прошествовал к скамейке и сел. Он выглядел так, будто вот-вот потеряет сознание. Я тут же выбежала к нему. Он и вправду находился почти в бессознательном состоянии. Но все же сумел произнести два слова: «таблетки» и «карман». Я достала, он принял сразу две штуки. Это не помогло и я дала ему еще две таблетки. На нас никто не обращал внимания — все бежали к месту аварии. В конце концов, таблетки, вроде, помогли и я смогла отвести мистера Зеллаби в дом и уложить на кушетку. Он старался успокоить меня, сказал, что сейчас все будет в порядке, только немного отдохнет. Тогда я вышла выведать, что там случилось с машиной. Когда я вернулось, лицо мистера Зеллаби было уже не таким бледным, но он все еще лежал, силы не возвращались к нему.
«Простите меня, миссис Уильямс», — сказал он.
«Может, лучше позвать доктора, мистер Зеллаби?» — он только отрицательно покачал головой.
«Пожалуйста, не надо, мне уже лучше, — он еще раз покачал головой. — Миссис Уильямс, вы умеете хранить секреты?»
«Как все», — ответила я.
«Я вам буду очень признателен, если никто не узнает о моем приступе».
«Ну, я не знаю. По-моему, вам все же следует обратиться к врачу».
Опять отрицательное движение головой.
«Я посещал много врачей; дорогих и весьма самоуверенных. Но ни один еще не прописал мне средства против старения. Даже самая идеальная машина все равно изнашивается, рано или поздно».
«О, мистер Зеллаби…»
«Не нужно так огорчаться, миссис Уильямс. Я еще достаточно крепкий орешек. Но, давайте подумаем о тех, кого мы любим и кто любит, нас. Стоит ли их лишний раз расстраивать? Не будет ли это слишком жестоко? Надеюсь, вы согласны со мной».
«Да, конечно. Если вы так уверены, что с вами ничего серьезного…»
«Совершенно уверен. Я и так ваш должник, миссис Уильямс. Тем не менее, я хотел бы попросить вас не упоминать того, что со мной произошло. Хорошо?»
«Бог с вами».
«Спасибо, миссис Уильямс».
«Того, что пришлось наблюдать, вам вполне достаточно, чтобы получить инфаркт», — констатировала я.
«Вы не видели, случайно, кто сидел за рулем?»
«Молодой Джим Пол с фермы Дарк».
Мистер. Зеллаби, казалось, совсем расстроился.
«Я его помню. Хороший парень».
«Да, сэр, милый такой мальчик. Не из этих теперешних психованных. Одно только не лезет в голову как это он так умудрился разбиться насмерть, да еще посреди деревни. Это на него непохоже».
Мы помолчали. Потом мистер Зеллаби произнес:
«Перед катастрофой он задел одного из Детей. Вроде и не сильно, как мне показалось. Того всего только с дороги отбросило».
«Дети… — начала было я и осеклась, так как поняла, что мистер Зеллаби хотел сказать. — О, нет. Боже мой, но не могли же они в самом-то деле…» — и замолчала под его пристальным взглядом. Как он на меня посмотрел!
«Другие тоже видели всю сцену, более здоровые и менее впечатлительные. Может, и меня бы не хватил удар, наблюдай я воочию когда-нибудь в своей жизни совершение такого вот преднамеренного убийствах
Зеллаби остановил свой рассказ на моменте, когда он обессилено повалился на скамейку. Я посмотрел на Бернарда. Тот ничего не сказал и тогда я прервал воцарившуюся тишину:
— Итак, виновниками той автокатастрофы, по вашему предположению, были Дети. Они, стало быть, заставили бедного парня врезаться в стену.
— Я не предполагаю, — склонил голову Зеллаби. — Я это утверждаю. Вспомните только, как они заставили своих матерей вернуться в Мидвич.
— Но, если, как вы сказали, вы сообщили этот факт следствию…
— Ну, и что с того? Представьте, хоть на мгновение, себя на их месте. Как бы вы себя повели, не зная некоторых деталей о кой-каких обитателях данной местности, если бы вам представили такую сумасбродную идею? Дескать, мальчика подчинили злой воле темные силы и заставили покончить с собой. Здорово! Ну, и как, по вашему, суд отреагирует на такое заявление? Ну, пусть судьи вам даже поверили. В результате — нужно проводить доследование, а то и вообще новое следствие начинать. Да нет, вам даже не поверят. Да и с чего вдруг?
— Теперь о доказательствах. Вот вы — читали мои книги и, так же будучи писателем, достаточно высоко меня оцениваете и оказываете свое расположение, к тому же вы просто со мной знакомы. Тем не менее, вы не можете переступить через ваш, обывательский, образ мышления. Признайтесь, первое, о чем вы подумали после моего рассказа — как такой бред забрался ко мне в голову. Вы не в состоянии поверить мне. Но вспомните только — ведь вы находились в Мидвиче ато время и попробуйте объяснить, как Детишки заставили своих мамочек сломя голову. вернуться к ним.
— Да, но это совсем другой уровень происшествия, — возразил я.
— Неужели? Может, вы еще попробуете объяснить разницу между обычным невероятным происшествием и невероятным происшествием со смертельным исходом? Ну, давайте! Вот то-то и оно, вы уехали и реальность подчистую вымела у вас сознание невероятности. Здесь же, в Мидвиче, неординарные события — суровая реальность нашей жизни.
У меня зачесался языки я не выдержал:
— А как же Уиллерс и его теория истерии?
— Он отказался от нее незадолго до смерти, — ответил Зеллаби.
У меня отвисла челюсть. Я собирался справиться о докторе раньше, у Бернарда, но тогда забыл.
— Я не знал, что он умер. Ему же было, ну, чуть больше пятидесяти. Как это случилось?
— Слишком большая доза барбитала. — Уж не считаете ли вы его… Он не из той поводы людей.
— Согласен. Официальное заключение: «… расстройство нервной системы». Весьма многозначная фраза. И ничегошеньки не объясняющая. Конечно, можно настолько доистязать собственный мозг, что сумасшествие покажется наилучшим выходом. Однако, никто так и не понял, почему он так поступил. Удовлетворяйтесь официальными объяснениями.
Помолчали.
— До вердикта по делу молодого Пола я и не вспоминал Уиллерса.
— Что ж, по-вашему, причиной смерти доктора тоже были Дети?
— Не знаю. Но вы ведь сами только что сказали, что Уиллерс не из той породы. Получается, что жизнь в Мидвиче даже более опасна, нежели предполагалось. Прямо скажем, неприятнее резюме. Мы просто должны осознать, что любой из нас мог оказаться на месте Пола. Я или Анджела, кто угодно. Любой из нас может причинить Детям боль или другое сколь-нибудь серьезное неудобство. Малыш Пол не был виноват. Он сделал все возможное, но не смог избежать столкновения. И вот Они, в каком-то неистовом гневе отомстили ему. Смертью. Каким же будет наше решение? Лично для меня Дети — самый интересный объект внимания за всю мою жизнь. Мне очень хочется выяснить, как они проделывают все эти свои штучки. Но Анджела еще молодая женщина, да и Майкл все ещё от нее зависим. Его-то из Мидвича мы уже отправили и я не знаю, должен ли я убедить и ее уехать. Не хочется пороть горячку. Это с одной стороны. С другой — как бы не было поздно. Последние несколько лет напоминали жизнь на вулкане. Разумом понимаешь, что он только внешне спокоен, а внутри его кипит и зреет лава и вот-вот тонкую защитную корочку в его жерле прорвет и произойдет извержение. Время идет и нас тревожат лишь слабые толчочки. Начинаешь верить, что так будет вечно, что никакого извержения не будет, не будет никакого «дня Помпеи». Я спрашиваю себя — случай с Полом, простой ли это толчок или первый всплеск назревающего извержения? Опять же — не знаю. Все чувствуют присутствие опасности. Может случиться так, что все планы, которые мы строили в течение многих лет, станут ненужными. И вот — нам напрямую напомнили, где мы живем. Положение дел меняется. Угроза уничтожения родного дома становится такой реальной.
Зеллаби беспокоился по-настоящему. Да и Бернард относился к нему и его идеям без признаков скептицизма. Я понял, что должен извиниться:
— Похоже, воспоминания об Утраченном Дне притупились в моих мозгах и потребуется некоторое время, чтобы вновь привыкнуть к Мидвичу, точнее, к тому, что он сейчас собой представляет. Как вы говорите, мы подсознательно стараемся не замечать неудобств, надеясь, что с годами отличительные черты Детей будут сходить на нет.
— Все мы стараемся так думать, — мрачно сказал Зеллаби, — и уверовать в светлое будущее. Есть ли оно, это наше будущее?
— Но вы все еще не разобрались в механике такого принуждения?
— Ваш вопрос сродни другому — как одна личность в нашем обществе способна преобладать над другой? Вот загвоздочка-то: как один человек может подчинить себе целую группу? Особенно, если такой человек сам из этой группы. А у Детишек эти способности, помноженные на их дополнительную сигнальную систему, дают фантастические результаты. Но вот механика?..