Пол Энтони Джонс - Точка вымирания
Там действительно был ребенок, во всяком случае, Эмили предположила, что некогда это в самом деле было маленькой девочкой… и ее родителями. Теперь все трое слились в единое месиво жира и паутины, свисавшее с потолка в дальнем углу гостиной. Нижняя часть тела ребенка исчезла, влившись в пульсирующую массу, но туловище и одна ручка пока были вполне различимы. Свободная рука малышки слабо покачивалась туда-сюда, будто приветствуя новую приятельницу. Но это, конечно, было невозможно, ведь Эмили знала, что девочка ее не видит, не может видеть, у нее же просто нет глаз, на их месте зияют пустые черные провалы. И это от нее исходит жуткое завывание. Широко раскрытый рот ребенка издавал вой, от которого в жилах Эмили стыла кровь, а сама она не могла пошевелиться.
– Уааааггггхххххххх!
Родителей едва можно было распознать в пульсирующей, похожей на опухоль массе. Если бы не ступня в мужском ботинке, как на пугающей картинке (ах, простите мне дрянные стихи, мелькнула мысль), валявшаяся в нескольких футах от… от этого непонятно чего, и не болтавшаяся сбоку женская рука, Эмили вообще не смогла бы понять, из чего состоит эта проклятая фигня.
И это было бы к лучшему.
По опухолеподобной массе перемещались какие-то красные сгустки, вытягивая из нее куски и перемещая их на другие места, будто расставляя по местам детали пазла. Охваченная ужасом Эмили наблюдала за этими дикими перестановками, и ее разум балансировал на самой грани безумия. Тем временем несколько больших комков красной субстанции отделилось от общей массы и двинулось в сторону оторванной ноги. Они окружили ее со всех сторон и потащили обратно: так муравьи волокут к себе в муравейник тела других насекомых.
Да это просто полное сумасшествие, вдруг поняла Эмили. То, что она сейчас видит, просто не может происходить на самом деле, это невозможно, а значит, ей снится сон. В изумлении и ужасе она продолжала наблюдать за передвижениями ступни, и вдруг голова ребенка перевернулась. Пустые провалы глаз оказались там, где до этого был подбородок, а рот открылся и издал вопль, который отразился от стен и вонзился ей в мозг, как хирургический скальпель.
– Уааааггггхххггхххгггг!
Отвага наконец покинула Эмили. Испустив пронзительный крик, она бросилась к двери.
* * *Эмили выскочила из страшной квартиры.
Нормальные поведенческие навыки вдруг куда-то подевались, уступив место слепому животному инстинкту выживания в самом примитивном его виде, тому самому инстинкту, который обычно никак не давал о себе знать, с тех пор как пещерные предки нынешних людей начали исследовать мир.
Когда она оказалась в коридоре, ноги подкашивались, дыхание перехватывало, а сердце колотилось, как бешеное. Размахивая руками, Эмили побежала к лестнице и, на автопилоте перескакивая через три ступеньки за раз, помчалась вниз на свой этаж. Она не оступилась и не упала только чудом.
Эмили так сильно пнула дверь между лестницей и коридором, что та, распахнувшись, впечаталась алюминиевой ручкой в стену. Не снижая темпа, Эмили на бегу достала из кармана джинсов ключ от своей квартиры. Ей только с третьего раза удалось попасть им в замочную скважину, которая казалась по сравнению с ним слишком маленькой, к тому же правая рука ходила ходуном, и пришлось поддержать ее левой. Наконец дверь поддалась, и Эмили, захлопнув ее за собой с грохотом, от которого содрогнулся весь дом, метнулась в квартиру. Она поспешно накинула цепочку, закрыла замок и побежала по коридору.
Мозг Эмили не фиксировал происходящее, его замкнуло на ужасной субстанции с детским голосом, обитавшей в квартире двадцать шесть на восемнадцатом этаже. Мозг не мог осмыслить все, что произошло и стало испытанием для здравого рассудка Эмили, лишь заставлял ее ноги двигаться быстрее.
Когда наконец разум Эмили вернул себе контроль над ее телом, она обнаружила, что стоит в спальне, изо всех сил прижавшись к двери. Первой мыслью было: «Как, мать его, я сюда попала?» Потом Эмили осознала, что надо бы сменить трусы, да и джинсы заодно, потому что она, оказывается, обмочилась, хоть и совершенно непонятно почему.
Потом контроль над разумом и телом вернулся уже окончательно, и на Эмили обрушилась страшная истина. Она поняла, почему подпирает собой дверь в спальню, поняла, почему напустила под себя. Потому что субстанция этажом выше не должна, не может существовать.
Но она существует.
Глаза сами поднялись к потолку. Эта штука была там, всего в нескольких футах над головой.
Еще одна ужасная мысль поразила Эмили, как тот самый пресловутый гром с ясного неба. Учитывая абсолютное безумие последних нескольких дней, новая мысль не казалась такой уж фантастичной: вдруг то ужасное, что она видела в квартире наверху, могло оттуда выбраться? И вдруг оно такое не одно? И что ей тогда делать? Что, если она, Эмили Бакстер, действительно последний на Земле представитель рода человеческого, единственная выжившая женщина в полном монстров мире?
Что, если она на самом деле совершенно, абсолютно, одна?
И в тот самый миг, когда все эти страшные вопросы взрывали ее мозг, будто темные фейерверки, Эмили услышала, как на кухонном столе зазвонил ее мобильник.
Глава двенадцатая
«Я потом перезвоню, – подумала Эмили, мозг которой пытался переварить события последнего получаса. – Они могут оставить сообщение».
Только после третьего звонка туман в мозгу рассеялся настолько, что до Эмили дошло, что, собственно, она слышит. Журналистка бросилась в кухню, лишь на полпути осознав, что бежит. Схватив телефон со стола, Эмили раскрыла его и прижала к уху.
На другом конце линии повисло молчание.
– Алло? – хрипло, едва слышно прошептала Эмили. – Пожалуйста, ответьте. Пожалуйста. – Она уже не удивлялась тому, сколько отчаяния в ее голосе.
Молчание длилось еще секунду, но Эмили было слышно, как кто-то глубоко вздохнул, а потом тишину нарушил мужской голос:
– Это Эмили Бакстер?
Однажды в детстве Эмили серьезно заболела. По-настоящему серьезно. Врач сказал родителям, что у нее, вероятно, пищевое отравление, но самой Эмили казалось, что она умирает. Ее мучили боли; два дня поноса и рвоты привели к слабости и обезвоживанию. Она ничего не ела и пила только прохладную воду, которую ей по ложечке вливала мама. На третий день, когда она пошла на поправку, папа принес баночку ее любимой апельсиновой содовой, воткнув в нее симпатичную розовую соломинку – из тех, которые можно согнуть благодаря гармошке в верхней части. Эмили сто раз пила содовую до болезни, но сейчас, на этот раз, у напитка был поистине райский вкус. Во всяком случае, так показалось ее пересохшему горлу и несчастным вкусовым рецепторам. Аромат был таким интенсивным, пузырьки так прекрасно лопались на языке, а холодная струйка содовой, попадая из соломинки в рот, вызывала такой кайф, что Эмили казалось, будто она очутилась в совершенно новом теле.
Такой же эффект оказал на нее сейчас этот незнакомый успокаивающий голос. Как будто ей позвонил сам Господь Бог.
– Да, это Эмили, – смогла выдавить она, а потом ударилась в слезы.
* * *– Все хорошо. Все в порядке. – Мужской голос на другом конце телефонной линии звучал мягко. – Вы не одна.
Если бы в этот миг незнакомец спросил, как она себя чувствует, Эмили не смогла бы описать нахлынувшие на нее разноречивые эмоции. Благодарность, страх, счастье, печаль – все эти чувства одновременно завладели ее телом, но сильнее их всех, вместе взятых, была надежда. Она так растерялась от этого половодья ощущений, что первые десять минут разговора пребывала в состоянии, близком к обмороку, и на вопросы собеседника могла лишь односложно блеять «да» или «нет». Пытаясь сказать что-то помимо этих двух слов, она начинала рыдать.
До этого самого момента Эмили даже не подозревала, какой всепоглощающий, тотальный ужас ею владеет. Даже воспоминание о том кошмаре, что ее глаза видели всего несколько минут назад, казалось, несколько потускнело, когда пришло новое знание: не только она выжила. Эмили почувствовала такое облегчение, что страх начал улетучиваться. Когда волна эндорфинов наконец слегка улеглась и Эмили смогла овладеть собой, она вновь обрела дар связной речи и начала более внятно отвечать на вопросы собеседника.
Он сказал, что его зовут Джейкоб Эндерсби. С ним было еще одиннадцать человек: семь мужчин и четыре женщины – команда ученых, техников и обслуживающего персонала метеорологической станции, расположенной на одном из Стоктонских островов, малюсеньком студеном клочке земли у северного побережья Аляски. До того, как прошел красный дождь, их исследовательская группа, сформированная университетом Аляски, уже три месяца занималась сбором климатологических данных в рамках полугодовой программы.
