Сергей Слюсаренко - Я, гражданин Украины
Возвращаясь в свой кабинет, Шамрясло неожиданно почувствовал, что его охватывает липкий страх. Своим подсознательным звериным нюхом он учуял ловушку, которая на самом деле была обычным внутренним телефоном, но разрывающимся от звона.
– Тут посетитель к вам, Михаил Андросович, – охранник райкома был отставником и принципиально говорил по-русски.
– По якому пытанню?
– Говорит – хочет в президенты зарегистрироваться.
– Кажить йому, що я зайнятый! Пойихав у район.
Тут внезапно зазвонил другой телефон и у Шамрясло оборвалось сердце – спецсвязь!
– Голова выборчой комиссии Подольского району Шамрясло слухае! – отрапортовал он красной трубке.
До боли знакомый голос, который Шамрясло слыхал ежедневно – или из телевизора или, по случаю торжеств, с трибун, тихо проговорил:
– Не надо врать, пан Шамрясло! Вам что, должность потерять захотелось?
– Но ведь, господин президент, – от страха Шамрясло перешел на русский. – Я ж как лучше хотел! Я же инструкции помню, и помню номенклатуру, долженствующую иметь место дабы не превысить лимиты по выдвигаемым кандидатурам и не сделать выборы безартельнативными! (От страха оговорился)
Шамрясло так вспотел, что его белая рубашка, (короткие рукава плюс галстук) – пошла темными пятнами.
– Так вот, Шамрясло, запомни и сделай все так, как будто от этого зависит твоя жизнь, – голос президента был неумолим. – Прими посетителя, и проследи, чтобы он был зарегистрирован по закону.
– Слухаю, ваше превосходительство, – Шамрясло уже совсем не понимал, что говорит.
– Ты, Шамрясло – дурак! И не дай бог, чтобы мне хоть кто-нибудь еще раз об этом напомнил! – звук в телефоне исчез без щелчка.
Схватив внутренний телефон, Шамрясло заорал:
– Ты шо, шоб тоби, чоловика гальмуешь! Ты тут, шо, головный? Хто дозволыв гальмуваты! Зараз до мэнэ! Як звуть? Якый дэжурный Мищэнко?? Видвидовача як звуть? Александр Тымохвеенко? Зараз я його зустрину на сходынках.
Надо сказать, я не очень верил в то, что мне удастся прорваться в избирком с первого захода, однако синтезированный голос президента действовал как всегда безотказно.
Рассыпаясь в извинениях за проволочки, Шамрясло завел меня в кабинет. По пути он раза три спросил, не родственник ли я президента, и, трижды получив ответ, что просто земляк, слегка поуспокоился. В кабинете я кратко изложил свою просьбу. Хочу зарегистрироваться кандидатом в президенты. Чуть подумав, добавил:
– Украины, – это чтобы Шамрясло не сомневался.
– А как у нас с документами? – услужливо вопросил тот.
– Да вот, все есть – налоговая декларация, справка из ЖЭКа о том, что временно не работаю, что ещё?
– Так вам же ещё подписные листы надо сдать. Полтора миллиона подписей собрать, как независимому кандидату.
– Ну так есть листы, в машине они, не потащу же я такую кипу сам.
Через пятнадцать минут я получил расписку о сданных документах и заверения в том, что все будет рассмотрено в кратчайшие сроки и что как только, так сразу, и чтобы ждал звонка.
Глава двадцатая
– Ну зарегистрировался ты в свои дурацкие президенты, что теперь? – Важенову явно вся эта возня не нравилась.
Воспользовавшись невиданной мощью компьютера, он немедля вернулся к многопучковому взаимодействию, забытому давно, еще со времен асимметричного ответа американским звездным войнам. Эх, жаль, что подход к решению суперзадач далек от манхэттенского. Наверное, если бы в начале девяностых нашу неформальную группу заперли на далеком острове, глядишь, и мир бы изменился. При достаточном количестве пива. Но все великие идеи погрязали в болоте чиновничьей алчности, а с распадом державы и вообще перестали кого-либо интересовать. Однако, человек типа Важенова всегда найдется, вот и не останавливается прогресс.
– Да ничего, интереса особого правда нет, общение с этими власть имущими напоминает поедание опарышей, – кошки скребли на душе, не нравилась мне затея, – но надо же как-то матчасть использовать. Раз уж нам доверили. Интересно, правда, кто нам это доверил…
– Ты вот там справки собираешь, уродов всяких нашими сферами боевыми пугаешь, а посмотри – всем возня твоя не то, что не интересна, всем вообще на нее наплевать в том смысле, что никто про эти драные выборы не вспоминает.
– Ну, а что интересно? Тут вообще кого-нибудь что-нибудь интересует? Или уж совсем полный декаданс? Украсть и втычь? – у меня тоже было плохое настроение.
– Да ты посмотри, вот сегодня прочел: «Русановский маньяк убивает шестнадцатую жертву. Приглашенные из России спецы не стремятся объединить все эпизоды в одно дело. Как пишет газета «Факты», несмотря на то, что все жертвы оказались блондинками в возрасте от 14 до 21 года, без свидетельств ограбления, удушенные одним и тем же способом, судя по всему, руками, остается недоказанным маниакальный синдром. Действительно, почему все жертвы не были одинаково одеты и имели разные имена? Тут напрашиваются вопросы» – Володя с брезгливостью цитировал бульварную газетенку. Впрочем, являющуюся официальным органом каких-то там комитетов и рад.
– Чем сидеть тут, люкковы истерики слушать, лучше бы делом занялись, – Володя был настроен жестко.
Честно говоря, нам всем стало стыдно. Обладая неограниченными возможностями, мы слишком уж разошлись, куражась.
– По-моему, мы бы могли этого гада отловить, – осторожно согласился я.
– Ну хорошо, мы его поймаем. Орден от милиции получим. И дальше будем так же? Бабок, торгующих петрушкой в подземных переходах, тоже гонять будем? Пришибить сволочь эту нужно. А сотрудничать с органами, урок ловить – увольте! Мы теперь будем каждого карманника энтрудерами мониторить и ментам сдавать? Не много ли им чести будет? – Рассердился Миша.
– Даже непонятно, почему ты их всех ненавидишь? Действительно, что неприятного нашел ты, Миша, в милиции и уголовниках? Тебе, человеку, родившемуся в норильской ссылке в семье политкаторжан, вроде никто повода не давал. Странной кажется даже мне нетолерантность ваша…, – тут уже Люкк не преминул поддеть Мишу, обидевшись на Важенова.
– Так, отставить бунт на корабле, – как всегда пришлось вмешаться мне. – Володя прав. Маньяка нам поймать просто, одной гнидой меньше будет. Только просьба – не светиться. Мне, как будущему президенту, только этого не хватает.
Последняя фраза почему-то привела в восторг толпу. Ещё полчаса все пытались украсть у меня нимб, выщипать маховые перья и плюнуть в амброзию. Накуражившись, попилив крест на зубочистки и нагадив в мой Грааль, все успокоились и опять превратились в боевую единицу.
Саша Макаренко был примерным мальчиком еще в детском саду. Как не быть примерным при таких родителях? Однако, его жизнь была не так безоблачна. Иногда с Сашей происходили странные вещи. Впервые это случилось еще в детском саду. Готовили новогодний утренник, и так как Саша, в силу слабости коленей, не мог танцевать в присядку, его не взяли в апофеоз праздника – вседетсадовский гопак. Казалось бы, мелочь, но на следующий день, когда вся старшая группа репетировала танец, на Сашу нашло впервые – он в течение нескольких минут топтал сваленные в углу комнаты игрушки, и никак не мог остановиться. Особенно досталось любимому сашиному пианино. Ребенок топтал его в упоении, потом, убедившись, что собственный малый вес не может нанести урон добротному изделию фабрики «Гомельдрев», начал молотить по пианинке детским стульчиком, пока игрушечные клавиши не разлетелись по углам. Воспитательница застала его рыдающим на груде лома и поставила в угол до прихода родителей. После десятиминутного разговора с отцовским шофером, забиравшим обычно Сашу из садика, воспитательница решила, что конфликт улажен. И он действительно был улажен. Дома Сашу сначала нещадно выпороли, а потом ему обещали, что танцевать он будет.
На следующий день уже новая, взамен уволенной, воспитательница лично занялась сашиными танцами, и на утреннике, в шелковой рубашке с витым поясом, Саша был неотразим. Правда, во время танца он часто падал и мешал остальным. А какая разница? Никаких выводов относительно своего разрушительного припадка и способа достижения цели Саша, по молодости лет, не сделал, и жизнь пошла своим чередом. Амбициозные родители требовали от него всегда наивысших достижений. При этом они сами сводили на нет все его потуги и старания. Успех обеспечивался не усилиями сына, а телефонным звонком куда надо, после чего ни выстраданное сочинение, ни хорошо выученный стих уже не имели никакого значения. А он, воспитанный на рассказах отца о собственных успехах, о постоянных победах над врагами по службе, хотел тоже быть умным, ловким и побеждающим всех и всегда. Невдомек ему было, что отец – обычный партийный функционер, поднявшийся наверх не трудами праведными, а интригами и выслуживанием. Детские страдания Саши так и оставались страданиями, амбиции – амбициями, но лет с четырнадцати возникли новые проблемы. С тех пор, как ушлый пацан, сосед по парте Боровик притащил в школу пачку плохого качества порнофотографий, стали мучить Сашу странные сны. В них он, подобно Тарзану, жил в джунглях сильным и смелым красавцем. И однажды он, Саша – Тарзан взял в плен всех своих одноклассниц. Сорвав с них одежду и привязав к сетке, подвешенной на деревьях, он начал избивать их длинной плетью, стараясь наносить самые унизительные удары. Сон этот был навязчив и повторялся время от времени. Потом, познав преимущества переходного возраста, Саша потихоньку забыл эти сны, но на смену им приходили другие, не менее странные.
