Мо Янь - Мучительные перевоплощения Симэнь Нао
– Сю Бао, ублюдок! Ты искалечил моего осла!.. – с горьким сожалением воскликнул Лань Лянь и уже было собрался, бросив меня, сам сцепиться в поединке с Сю Бао, но тот сунул яйцо в сумку и выставил вперед блестящий ножик. Хозяин сразу остыл.
– Лань Лянь, я ни в чем не виноват, – сказал Сю Бао, указывая на людей. – Все, даже наши маленькие друзья, видели, как ты напустил на меня своего осла, поэтому я имел право обороняться. Если бы я не проявил бдительности, то моя голова под ударами копыт лопнула бы как тыква. Лань Лянь, я ни в чем не виноват.
– Но ты покалечил моего осла...
– Я давно задумал это сделать, потому что хорошо знаю свою профессию, но я жалел земляка и сдерживался, – сказал Сю Бао. – Да, по правде говоря, у твоего осла три яйца, а я отрезал лишь одно, поэтому это только немножко приструнит его дикий нрав, и он совсем не потеряет свою жизненную силу и юношеский задор. Черт побери, когда же я услышу от тебя слова благодарности?
Лань Лянь наклонился ко мне, проверяя, что произошло между моими ногами, и убедился в справедливости слов Сю Бао. Он немного успокоился, но благодарить не собирался. Ведь этот негодяй лишил осла одного яичка без его, хозяина, предварительного согласия.
– Извини, но я тебя заранее предупреждаю, – сказал Лань Лянь. – Если с моим ослом случится что-то плохое, то я так просто всё не оставлю.
– Ручаюсь, твой осел будет жить сто лет, разве что ты сам подсыпешь мышьяка в его корм! Советую тебе не вести его сейчас в поле на работу, а вернуться домой, хорошо накормить и напоить солоноватой водой, и через дня два рана у него заживет.
Лань Лянь молча выслушал совет Сю Бао и повел меня домой. Боль, оставаясь все еще достаточно острой, утихла, и я с ненавистью поглядывал на этого урода, собиравшегося съесть мое яйцо. Я раздумывал над тем, как ему отомстить. Однако, признаюсь, неожиданная и эффективная атака, заставила меня уважать этого плюгавого, кривоногого человечка. Тот, кто не был свидетелем сегодняшнего случая, никогда бы не поверил, что на свете есть такое существо, выбравшее себе своей профессией кастрацию животных, и достигшее в ней непревзойденного, как у колдуна, мастерства. Он сделал свое дело безжалостно, точно и быстро. И-о... и-о... О, мое яйцо, сегодня вечером ты попадешь в компании с пшеничной водкой во внутренности Сю Бао, а завтра – в выгребную яму. О, мое яйцо...
Мы еще не отошли от ветеринара на далекое расстояние, как услышали сзади его голос:
– Лань Лянь, ты знаешь, как называется способ, которым я только что воспользовался?
– Иди к черту, вместе со своими предками! – обернувшись, огрызнулся Лань Лянь.
Сквозь взрыв человеческого смеха прорвались такие слова Сю Бао:
– Лань Лянь, ты, вместе со своим ослом, только послушайте! Я назвал это так: «Воровать персики под листьями».
«Сю Бао, Сю Бао
персики под листьями своровал!
Лань Лянь, Лань Лянь
Яйцо осла и лицо своё потерял!..»
Потоки дразнилок талантливых малолетних бандитов сопровождали нас до самых ворот усадьбы Симэнь Нао...
Атмосфера во дворе становилась всё более праздничной. Повсюду бегали и прыгали подросшие дети из восточного и западного крыла дома. Все пятеро детишек были одеты по-новогоднему. Лань Цзиньлун и Лань Баофэн уже достигли школьного возраста, но в школу еще не ходили. Цзиньлун всегда ходил с унылым выражением на лице – видимо, что-то его постоянно угнетало. А Баофэн, наоборот, была легкая, невинная и добросердечная девочка. Она обещала в будущем стать настоящей красавицей. Они оба были детьми Симэнь Нао, но ко мне, ослу из рода Симэнь, не имели, конечно, никакого отношения. Прямая и кровная связь существовала только между мной и двумя осликами ослицы Хуахуа из рода Хана, которые, увы, не прожив и полугода, покинули этот мир вместе со своей матерью. Смерть Хуахуа нанесла в моё сердце сильную рану. Она умерла из-за того, что съела отравленный корм, а ослята – потому, что напились ее молока. Рождение осликов было радостным событием в жизни всего села, а их одновременная смерть – общим горем. Каменщик Хан рыдал, заливаясь слезами, а тот, кто подсыпал украдкой ослице яд, наверное, смеялся. Власть округа, обеспокоенная этим прискорбным случаем, для раскрытия преступления отправила опытного следователя службы общественной безопасности Лю Чанфа. Но тот оказался неудачником. Он лишь вызывал поочередно в управление людей и задавал им, как граммофон, одни и те же вопросы. Поэтому и расследование, естественно, закончилось ничем. Впоследствии сорванец Мо Янь в своих «Записках черного осла» возложил вину на Хуан Туна, но хотя его аргументы плотно накладывались друг на друга, никто писателю не поверил.
А теперь я расскажу о тебе, Лань Цзефан. Напомню, ты родился в тот же самый день, месяц и год, что и осел из рода Симэнь. Для удобства я буду называть тебя в третьем лице – «он».
Ему уже было пять с половиной лет. Он подрастал, и пятнышко на его щеке тоже подрастало и темнело. И хотя из-за пятна он был несимпатичный, это никак не сказывалось на его легком и веселом характере. Он был подвижным и непоседливым ребёнком, и к тому же таким разговорчивым, что ни на миг не закрывал рта. Цзефан донашивал одежду за своим братом Цзиньлуном, но так как был меньше ростом, одежда висела на нем мешком. С закатанными штанинами и рукавами, он походил на маленького разбойника. Но я знал, душа у него добрая, и догадывался, что кое-кто не любил его за болтливость и родимое пятно на щеке.
Рассказав о Лань Цзефане, перейду к дочерям из семьи Хуан Туна: Хецзо и Хучжу. Близняшки носили одинаковые пестрые ватные курточки и одинаковые бантики в волосах, от рождения у них была белоснежная кожа и одинаковые узкие очаровательные глаза. Между семьями Лань и Хуана были непростые отношения. Они не были друг другу чужие, но и не были близкими. Взрослые, будучи вместе, чувствовали себя неловко, потому что и Инчунь, и Цюсян когда-то делили одно ложе с одним мужчиной – Симэнь Нао, и даже враждуя между собой, оставались сестрами. Каждая из них, когда времена изменились, вышла замуж, но в результате удивительных обстоятельств жила в том же самом помещении, что и раньше, но с другим мужчиной. Отношения же между детьми, в отличие от отношений взрослых, были искренними и простыми. Цзиньлун с его меланхоличной натурой не сближался с очаровательными двойняшками, а вот Цзефан поддерживал с ними тесную дружбу. Обе называли его «старший брат Цзефан», а он, с рождения скуповатый, как ни странно, не жалел для них своих сладостей.
– Мама, Цзефан дал конфеты Хучжу и Хецзо, – ябедничала Баофэн.
– Это его конфеты. И он может поделиться ими с любым, с кем хочет, – гладя дочь по голове, примирительно отвечала Инчунь.
Но рассказ о детях еще впереди. Кульминация в их драматической истории будет через десять с лишним лет. И для главных ролей очередь для них еще не наступила.
Теперь на сцену выходит очень важный персонаж Пан Ху. Его лицо похоже на здоровенный финик, а глаза светятся, словно звезды. На нем плотная военная кепка и стеганая куртка с медалями на груди. В нагрудном кармане авторучка, на запястье серебряные часы. Он ходит на костылях, его правая нога нормальная, а левая заканчивается на коленке. Желтая левая штанина завязана под культей. Он одноногий, но на правой ноге у него новехонький замшевый ботинок. Как только он зашел во двор, все – взрослые, дети и я, осел, – преисполнились к нему глубоким уважением. В те годы такой человек мог быть только героическим китайским добровольцем, вернувшимся с полей сражений в Корее.
Герой войны направился к Лань Ляню. Его деревянные костыли постукивали по кирпичной дорожке. Одна нога ступала твердо, как будто врастая в землю, штанина же другой свободно раскачивалась из стороны в сторону. Остановившись перед хозяином, он спросил:
– Если не ошибаюсь, ты – Лань Лянь?
Но хозяин не ответил. Мышцы лица его непроизвольно дернулись.
– Здравствуйте, дядя доброволец! Да здравствует дядя доброволец! – воскликнул разговорчивый Цзефан с глубоким почтением. – Вы, наверное, герой войны, у вас огромные заслуги! А что вам нужно от моего отца? Мой папа не любит разговаривать. Если у вас к нему какое-то дело, спрашивайте меня, я – его представитель.
– Цзефан, помолчи! – рявкнул Лань Лянь. – Детям запрещено совать нос в разговор взрослых.
– Пустяки, – доброжелательно улыбаясь, сказал герой войны. – Наверное, ты сын Лань Ляня – Лань Цзефан, не так ли?
