Питер Уоттс - Бетагемот
Аврора скривила губы и обнажила спину.
— Давай, детка, поработай со мной.
Она была блеском в глазах всех его прежних партнерш, той мигающей искоркой, которая словно говорила: «Поберегись, ты, поганый извращенец. Малейшая оплошность, и с тобой покончено!». Она была шестилетней Пенни, обещающей никому не говорить, несмотря на кровь и переломы. Она была отцом, стоящим в темном дверном проеме с непроницаемым взглядом, словно говорившим: «Мне про тебя кое-что известно, сын, и ты никогда не узнаешь, что это».
— Рори, — осторожно заговорил Дежарден, — ты насчет этого ни к кому не обращалась?
— Все время обращаюсь. — Она улыбалась, но в голосе зазвенело напряжение.
— Нет, я хотел сказать... понимаешь...
— К специалистам. — Улыбка пропала. — К какому-нибудь мозгоправу, который за мои же денежки скажет мне, что я сама себя не понимаю, что все это просто заниженная самооценка и что мой отец насиловал меня в доречевой период. — Она потянулась за одеждой. — Нет, Ахилл, не обращалась. Я предпочитаю проводить время с теми, кто меня принимает как есть, а не с тупыми мудаками, которые пытаются превратить меня во что-нибудь другое. — Она натянула трусики. — Наверно, на официальных приемах такие больше не попадаются.
— Ты могла бы остаться, — попытался он.
— Просто это было так неожиданно, — попытался он.
— Понимаешь, в этом есть какое-то неуважение, — попытался он.
Аврора вздохнула.
— Детка, если бы ты меня уважал, то признал бы за мной право самой решать, что мне нравится.
— Но мне нравишься ты сама, — ляпнул он, низвергаясь в пламени и дыме. — Как же мне делать тебе больно, если...
— Эй, ты думаешь, мне нравилось все, что я для тебя делала?
Она оставила его стоять с обвисшим пенисом, пятьюдесятью минутами до конца аренды кабинки и убийственным, унизительным сознанием, что он навсегда в ловушке собственного притворства.
«Я никогда не дам этому воли, — понял он. — Как бы мне ни хотелось, кто бы меня ни просил, как бы это ни было безопасно. Я никогда не буду уверен, что где- нибудь не прячется шпион, что это не ловушка. Я всю жизнь буду скрываться, потому что открыться страшно до ужаса».
Отец мог бы гордиться. Сын вырос добрым католиком.
Но Ахилл Дежарден знал толк в искусстве приспособления. Выходя из кабинки — пристыженный и одинокий, — он уже начал восстанавливать защитные барьеры. Возможно, оно и к лучшему. Как-никак, от биологии никуда не денешься: секс — это насилие, причем буквально, до уровня нейронов. Трах или драка — работают одни и те же синапсы, тот же стимул причинять насилие и подчинять. Каким бы нежным ты ни был внешне, как бы ни притворялся. Даже если ты действуешь исключительно с согласия партнера, все равно это не более чем насилие над сдавшейся жертвой.
«Если я делаю все это, а любви не имею, то я — медь звенящая»[9], — подумал он.
Он сознавал это основами мозга, глубинами своего «оно». Садизм записан в строении тела, а секс... секс мало того, что насилие, он — сплошное неуважение. И кому нужно обращаться так с другим человеческим существом в середине двадцать первого века? Никто не вправе так поступать, тем более — чудовища с неисправными выключателями. У него дома имелся сенсориум, позволявший воплотить любое плотское желание, предоставляя ему виртуальных жертв в таком высоком разрешении, что получалось одурачить даже его.
Были и другие преимущества. Не понадобятся больше сложные ритуалы ухаживания, в которых он вечно путался. Не придется опасаться инфекций и неуклюже выставлять анализы чем-то вроде предварительных ласк. И не будет больше этого жестокого блеска в глазах жертвы, которая, может быть, догадалась.
Он во всем разобрался. Черт, он нашел новый смысл жизни.
Отныне и впредь Ахилл Дежарден будет цивилизованным человеком. Он обратит свои порочные страсти на машину, а не на живую плоть — и тем самым спасет себя от целой прорвы неловкостей. С Авророй все обернулось к лучшему — он чуть не попался, но вовремя вывернулся. Вот уж у кого точно все провода в голове перепутаны. Центры боли и удовольствия — все вперемешку.
Лучше не связываться с такими психами.
ПОЖАРНЫЕ УЧЕНИЯ
Она просыпается где-то в море.
Непонятно, что привело ее в себя — вспоминается мягкий толчок, словно кто-то осторожно будил ее, — но сейчас она совершенно одна. Того и добивалась. Могла бы заснуть где-нибудь в трейлерном парке, но ей нужно было одиночество. Потому она проплыла мимо «Атлантиды», мимо пузырей и генераторов, мимо хребтов и расщелин, когтивших округу. Наконец добралась сюда, к отдаленному уступу из пемзы и полиметаллических руд, и уснула с открытыми глазами.
А теперь что-то ее разбудило, и она не могла сориентироваться.
Она снимает с бедра сонарный пистолет и обводит окружающую тьму. Через несколько секунд возвращается смазанное множественное эхо с левого края. Прицелившись в ту сторону, она стреляет снова. В самом центре оказывается «Атлантида» с ее пригородами.
И еще более твердое и плотное эхо. Уже рядом — и приближается.
Идет не на перехват. Еще несколько импульсов показывают, что вектор движения минует ее справа. Тот, кто приближается, о ней не знает — или не знал, пока она не применила сонар.
Учитывая отсутствие «кальмара», он движется на удивление быстро. Из любопытства Кларк направляется ему наперерез. Налобный фонарь она притушила, света едва хватает, чтобы отличить донный грунт от морской воды. Ил облаками поднимается вокруг. Изредка попадаются камушки и хрупкие морские звезды, лишь подчеркивая однообразие.
Головная волна настигает за миг до самого объекта. В бок ей врезается плечо, откидывает ко дну. Вздымается ил. Ласт шлепает Кларк по лицу — она вслепую шарит руками и хватается за чье-то предплечье.
— Да какого хрена!
Рука вырывается, но брань, видимо, оказала свое действие. По крайней мере, он больше не брыкается. Облака мути кружатся скорее по инерции.
— Кто... — Звук грубый, скрежещущий, даже для вокодера.
— Это Лени. — Она прибавляет яркости в фонаре, и яркий туман из миллиардов частиц взвеси слепит ее. Отплыв в чистую воду, Кларк направляет луч на дно.
Там, внизу, что-то шевелится.
— Че-орт! Свет выключи...
— Прости. — Она притемняет фонарь. — Рама, это ты?
Со дна поднимается Бхандери. Механический шепот:
— Лени... привет.
Наверно, повезло, что он ее еще помнит. Черт, что он вообще еще может говорить. Когда перестаешь бывать на станции, не просто гниет кожа. Не просто размягчаются кости. У отуземившегося рифтера стирается кора головного мозга. Если позволить бездне слишком долго вглядываться в тебя, все метки цивилизации тают, как лед в проточной воде. Кларк представляет, как со временем разглаживаются извилины мозга, возвращаясь к примитивному состоянию рыбы, более подходящему к подобной среде.
Рама Бхандери еще не так далеко ушел. Он даже иногда появляется внутри.
— К чему такая спешка, что накрылось? — жужжит ему Кларк, не слишком надеясь на ответ.
Но ответ она получает.
— Накры... дофамином, наверно... эпи...
Через секунду до нее доходит. Дофаминовый приход, накрыло его. Неужели он еще настолько человек, что способен на каламбуры?
— Нет, Рама, я хотела спросить, куда ты спешишь?
Он зависает рядом с ней черным призраком, еле видимый в смутном мерцании фонаря.
— А...а... я не... — голос затихает.
— Бабах, — снова начинает он после паузы. — Взрыв. Сли-ишком ярко.
Толчок, вспоминает Кларк. Такой сильный, что разбудил ее.
— Что взорвали? И кто?
— Ты настоящая? — рассеянно спрашивает он. — Я... думал, ты гистаминовый глюк.
— Я Лени, Рама. Настоящая. Что взорвалось?
— Или ацетилхолино... — Он поводит ладонями перед лицом. — Только меня не ломает...
Бесполезно.
— ...она мне больше не нравится, — тихо жужжит Бхандери. — А он гонялся за мной...
У Кларк перехватывает горло. Она придвигается к нему.
— Кто? Рама, что...
— Уйди... — скрежещет он. — Моя... территория.
— Прости, я...
Бхандери разворачивается и плывет прочь. Кларк, подавшись было следом, останавливается, потому что вспоминает: есть другой способ.
Она усиливает свет фонаря. Под ней еще висит мутная туча — над самым дном. В такой плотной ленивой воде она продержится много часов.
Как и ведущие к ней следы.
Один — ее собственный: узкая полоска ила, взбитая ее движением с восточного направления. Другой след отходит от него под углом 345 градусов. Кларк движется по нему.
Так она попадет не к «Атлантиде», скоро соображает она. След Бхандери уходит левее, мимо юго-западного крыла комплекса. Там, насколько она помнит, смотреть не на что. Разве что на «поленницу» — склад частей, сброшенных в расчете на продолжение строительства, когда корпы только появились здесь. И правда, вода впереди светлеет. Кларк приглушает свой фонарь и со- нарит яркое пятно впереди. Возвращается жесткое геометрическое эхо объектов, заметно превышающих рост человека.
