Айра Левин - Этот идеальный день
– Спасибо, – сказал Чип, – за все. Вам обоим.
– Я очень рада, Чип, – ответила Лайлак. Ее рука все еще сжимала руку Кинга. Кожа у Лайлак была необычно темного оттенка, приятного, почти коричневого цвета, с розоватым отливом. Глаза – большие, посаженные почти на одной линии, ровно; губы – розовые, очень мягкие с виду.
Она отвернулась от Чипа и сказала:
– Привет, Снежинка, – потом высвободила свою руку из руки Кинга, подошла к Снежинке и поцеловала ее в щеку.
Ей было лет двадцать или двадцать один, не больше. В верхних нагрудных карманах ее комбинезона что-то лежало, и от этого ее груди выглядели, как груди женщин с рисунков Карла. В этом было что-то странное, таинственно-интригующее.
– Ты начинаешь, ощущать себя по-иному, Чип? – спросил Кинг. Он стоял у стола скручивая нарезанный табак и набивая им трубку.
– Да, еще как! – сказал Чип. – Все так, как ты и говорил.
Вошел Леопард и сказал:
– Ну, вот, Чип, – а затем дал ему толстую желтую трубку с янтарным мундштуком, Чип поблагодарил его и попробовал, удобно ли держать: трубка хорошо лежала в руке и прикосновение ее к губам тоже было приятно. Он подошел с ней к столу, и Кинг с висящим на груди медальоном показал, как правильно ее набивать.
Леопард повел Чипа в ту часть музея, где располагались служебные помещения, показал другие запасники, большой кабинет для конференций и много других кабинетов и мастерских.
– Нужно, – сказал он, – чтобы кто-то проверял комнаты для этих встреч наедине, нет ли там какого-нибудь подозрительного беспорядка. Девушки могли бы быть поаккуратнее. Обычно это делаю я, а когда меня не будет, может, ты этим займешься? Нормальные члены не настолько лишены наблюдательности, как нам бы этого хотелось.
– Тебя переводят? – спросил Чип.
– Да нет, – ответил Леопард, – я скоро умру. Мне уже больше шестидесяти двух, уже почти три месяца, как исполнилось. И ей столько же.
– Извини, – сказал Чип.
– Да, это так, – отозвался Леопард, – но никто не живет вечно. С пеплом от табака тоже можно нажить неприятности, но насчет этого все аккуратны. О запахе можешь не беспокоиться: в семь сорок включается вентиляция, и весь запах выдувает: я один раз остался до утра и проверил. Спэрроу собирается после нас разводить табак. А листья мы сушим прямо здесь, за баком горячей воды, я тебе покажу.
Когда он вернулся в запасник, Кинг и Снежинка сидели друг напротив друга и играли в какую-то механическую игру, стоявшую на скамье между ними. Хаш дремала в кресле, а Лайлак скрючилась у горы экспонатов, вынимая одну за одной книги из картонной коробки, просматривала их и потом клала в стопку, к уже лежавшим на полу книгам. Спэрроу в запаснике не было.
– Что это? – спросил Леопард.
– Новая игра пришла, – ответила Снежинка, не поднимая глаз.
Они нажимали и отпускали кнопки, и маленькие пластинки били по заржавленному металлическому шарику, бросая его вперед и назад по усеянному перегородками полю. Пластинки, кои из которых были сломаны, дребезжали при ударах. Шарик прыгал так и сяк и наконец остановился в углублении на стороне Кинга.
– Пять! – закричала Снежинка. – Ты готов, брат! Хаш открыла глаза, посмотрела на них и снова закрыла.
– Проиграть – то же самое, что и выиграть, – сказал Кинг, поджигая металлической зажигалкой табак в трубке.
– Злость, это так, – сказала Снежинка. – Чип? Давай, ты следующий.
– Нет, я лучше посмотрю, – сказал он.
Леопард тоже отказался играть, и Кинг со Снежинкой начали новую партию. В паузе во время игры, когда Кинг забил Снежинке шар, Чип спросил:
– Можно мне посмотреть зажигалку? – и Кинг тут же протянул ее. На зажигалке была нарисована летящая птица. Утка, подумал Чип. Он уже видел зажигалки в музее, но никогда не держал в руках. Он открыл крышку и крутанул большим пальцем зазубренное колесико. После второй попытки вспыхнуло пламя.
Чип закрыл зажигалку, осмотрел ее со всех сторон и в следующую паузу вернул Кингу.
Он еще недолго понаблюдал за игрой, а потом отошел.
Приблизился к куче экспонатов и какое-то время рассматривал ее, а потом подошел поближе к Лайлак. Она взглянула вверх на него и улыбнулась, кладя очередную книгу в сторонку на пол.
– Я все, надеюсь найти одну на Языке, – сказала она, – но они все на старых языках.
Чип нагнулся и поднял книгу, которую Лайлак только что держала в руках. На корешке виднелись небольшие буквы:
Bаddа fordod. «Хм», – сказал Чип, качая головой. Он пролистал пожелтевшие страницы, глядя на странные слова и многими буквами были две точки или маленький кружочек.
– Некоторые похожи на Язык, и там можно понять одно-два слова, – сказала Лайлак, – а другие… Но ты сам посмотри, – и она показала ему книгу, в которой зеркально написанные N и прямоугольные буквы без нижней стороны были перемешаны с обычными Р, Е и О. – Ну, что это значит? – спросила она, откладывая книгу.
– Хорошо бы найти книгу, которую мы смогли бы прочесть, – сказал Чип, глядя на розово-коричневую мягкость ее щеки.
– Да, – сказала она, – но я думаю, что книги все просмотрели, прежде чем они попали сюда, поэтому мы ничего и не находим.
– Ты думаешь, их все просмотрели?
– Должно быть много книг на Языке, – сказала Лайлак, – как же по-твоему возник Язык, если уже не было какого-то самого распространенного?
– Да, конечно, – сказал Чип, – ты права.
– Тем не менее, – сказала Лайлак, я продолжаю надеяться, что они что-нибудь пропустили, – она скосила глаза на книгу и положила ее в стопку.
Ее набитые нагрудные карманы шевелились от ее движений, и Чип вдруг представил себе, что это пустые карманы, лежащие на выступающих грудях, как у женщин, которых рисовал Карл, груди почти до-Объединенческой женщины. Это было возможно, учитывая ее необычно темную кожу и ненормальности их всех.
Он снова перевел взгляд на ее лицо, чтобы не смутить ее, если у нее действительно были такие груди.
– Я думала, что я второй раз просматриваю эту пачку, – сказала Лайлак, – но теперь у меня странное чувство, что я ее в третий раз просматриваю.
– Но зачем, по-твоему, надо было им проверять все эти книги? – спросил Чип.
Она помедлила с ответом, положив локти на колени и свесив кисти, пристально смотря на него своими большими ровно посаженными глазами.
– Я думаю, что нас учили не правде, – сказала она, – о том, какая была жизнь до Объединения. То есть перед самым Объединением, не в древности.
– Какая не правда?
– Насилие, агрессивность, жадность, ненависть, враждебность. Конечно, в какой-то мере это было, я думаю, но я не могу поверить, что кроме этого больше ничего не было, а именно этому нас и учат. Все эти «боссы», которые наказывают «рабочих», и болезни, и алкогольное пьянство, и голод, и саморазрушение. А ты веришь?
Чип посмотрел на нее.
– Не знаю, – сказал он, – я об этом особенно не думал.
– Я тебе скажу, во что я не верю, – сказала Снежинка. Она поднялась со скамейки, их партия с Кингом, очевидно, закончилась. – Я не верю, что они обрезали крайнюю плоть у младенцев мужского пола. В ранний период до-Объединения – может быть:
– в ранний, самый ранний период, – но не в поздний, это слишком невероятно. То есть, у них же был хоть какой-то разум, или нет?
– Да, это невероятно, – сказал Кинг, постукивая трубкой о ладонь, – но я видел фотографии. По крайней мере, так называемые фотографии.
Чип одним движением обернулся и сел на пол.
– Что ты хочешь сказать; – спросил он. – Что фотографии могут быть… не подлинными?
– Конечно, могут, – сказала Лайлак. – Посмотри поближе на фотографии в книгах. Некоторые части были дорисованы. А некоторые, – убраны, – она начала складывать книги обратно в коробку.
– Я не думал, что такое возможно, – сказал Чип.
– С плоскими возможно, – ответил Кинг.
– То, что нам дают, – сказал Леопард, сидящий на позолоченном стуле и играя пером на своей шляпе, – это, наверное, смесь правды и не правды. Кто что думает: что здесь правда и что здесь вымысел, и сколько здесь правды, и сколько вымысла?
– А не можем мы заняться этими книгами и изучить эти языки? – спросил Чип, – одного языка нам прекрасно хватит.
– Для чего? – спросила Снежинка.
– Чтобы выяснить, – ответил он, – что правда, а что нет.
– Я уже пробовала, – сказала Лайлак.
– Конечно, пробовала, – сказал Чипу Кинг с улыбкой, – какое-то время назад она немало ночей провела, ломая свою прелестную головку над этой кучей чепухи. Уж ты-то этого не делай, прошу тебя, Чип.
– А почему? – спросил Чип, – быть может, мне повезет больше.
– А если и повезет? – спросил Кинг, – если ты расшифруешь какой-нибудь язык и прочтешь несколько книг, и выяснишь, что нас учат не правде. Может быть, все не правда. Может быть, жизнь в 2000 году старого стиля была один сплошной оргазм, где все выбирали себе классификацию, какую хотели, и помогали своим братьям, и по уши сидели в любви, здоровьи и жизненных благах. Ну и что? Ты по-прежнему будешь здесь, в 162 году после Объединения, с браслетом и советчиком, и с ежемесячными лечениями. Ты только станешь еще несчастнее.
