Андрей Рубанов - Боги богов
— Нет. Ты не поведешь меня к ним. Ты приведешь их сюда. Ко мне. Я хочу поговорить с ними.
— Да, Хозяин Огня.
— Если ты не приведешь их, я убью тебя.
Дикарь просиял, словно речь шла о невероятном, сумасшедшем везении, счастливом случае, который бывает только раз в жизни, и то не с каждым.
— Да! — тонким голосом воскликнул он. — Да, Хозяин Огня!
Часть вторая
— За первое неповиновение Великому голове Четырех племен, Носителю слов Хозяина Огня наказание — шестнадцать ударов палкой. За второе неповиновение Великому голове Четырех племен, Носителю слов Хозяина Огня наказание — два раза по шестнадцать ударов палкой. За третье неповиновение — легкая смерть от ножа. За четвертое и последнее неповиновение — тяжелая смерть от ножа. Ты запомнил это?
Быстроумный обтер с лица обильный пот и кивнул.
— Да, Хозяин Огня.
— Дальше. За первое неповиновение Хозяину Огня, Повелителю Неба, Воды и Земли наказание — обездвиживание сроком на три дня и три ночи. За второе и последнее неповиновение Хозяину Огня, Повелителю Неба, Земли и Воды наказание — огненная смерть. Ты запомнил это?
— Да, Хозяин Огня.
— Неси мои слова и выкрикивай каждый день два раза. Один раз на восходе, во время первого сбора у большого костра. Второй раз на закате, во время второго сбора у большого костра. Все должны знать. Ходи и спрашивай каждого. Особенно детей, в возрасте четырех лет и старше. Кто не сможет повторить — тот показывает неповиновение. Теперь иди, или я убью тебя.
— Да, Хозяин Огня.
Быстроумный поправил свисающий с мясистой шеи знак власти — круглый камень с проплавленной в центре дырой, — повернулся и вышел, на ходу меняя выражение лица с угодливого на торжественно-презрительное.
Спина бывшего третьего топора обросла жиром настолько, что не угадывались даже лопаточные кости.
Возле самой двери Быстроумный на миг задержался и ловко раздавил ногой случайного жука-говноеда.
Марат вздохнул.
Жуков он победил, однако в сезон дождей, спасаясь от воды, шустрые паразиты иногда проникали во дворец. Бегали по хорошо утоптанному земляному полу, выискивали еду. Но во дворце для них не было еды.
Слава тебе, Кровь Космоса, подумал Марат. Хотя бы здесь, в главном зале дворца, для жуков-говноедов нет еды.
Оставшись в одиночестве, он немедленно встал с тронного кресла. Сидеть на гранитном валуне, даже в три слоя обтянутом шкурами новорожденных щенков земноводной собаки, было неудобно («Власть — это терпение», — ухмылялся Жилец), отошел к дальней стене и откинул полог, сплетенный из длинных корней желтой овражной осоки.
За пологом, в меньшей, скудно освещенной, но богато декорированной циновками половине зала, на комфортабельнейшей перине (чехол из шкур собаки, набитый сухими благовонными травами) лежал его компаньон. Задумчиво покусывал нижнюю губу.
— Этот малый, — мрачно произнес он, — слишком ушлый.
Марат сел на диван, лично им изготовленный из гибких молодых стволов серого бамбука, и вытянул уставшие ноги.
Ремни сандалий натирали щиколотки. Подошвы невыносимо воняли мездрой и защищали только ступню; пальцы ног давно ороговели. Но Хозяин Огня второй год носил исключительно местную обувь. Она сближала бывшего пилота с этими камнями и бревнами, с этой грязью, с этой землей. С этой планетой. Кроме того, в десантных ботинках — пусть невесомых и сверхпрочных — ноги потели и уставали.
— Других администраторов, — сказал Марат, — у меня для тебя нет.
— Надо искать.
— Всему свое время. Ты сказал, он ушлый — это разве плохо?
— Сначала хорошо, — произнес Жилец. — А потом плохо. Но хуже всего то, что он у тебя один. Ищи второго. Их должно быть минимум двое. А лучше — трое. И пусть они между собой грызутся. Доносят друг на друга, интригуют…
— Мне только интриг не хватало, — сказал Марат. — И так с ума схожу.
— Терпи! — сухо велел Жилец. — Мы только начали. Четыре племени, тысяча особей — чепуха. Маловато подданных в нашем веселом царстве…
— Мне хватает, — возразил Марат. — А ты получил всё, что хотел. Свежий воздух, жратва… Даже танцовщицы есть.
Старый вор презрительно рассмеялся.
— Да. Задницами трясут лихо. Но хореография ужасная. И слишком воняют. Организуй, чтоб чаще мылись.
Ноги и спина болели. Марат откинулся на спинку дивана и положил на лицо лист растения чируло. Местные женщины использовали огромные лопухи чируло в косметических целях: зеленая плоть вытягивала из пор всю грязь и даже расслабляла.
— С помывкой проблемы, — сказал он. — Сезон дождей кончается. Ручьи заболочены, вода цветет. И потом, они не любят мыться. У каждого аборигена свой персональный запах, дополнительный код идентификации — для них это важно…
— Мне плевать. Бабы должны мыться.
— Скажи им это сам, — посоветовал Марат. — Ты все-таки Великий Отец, Убивающий Взглядом. А я — устал. Сколько еще продержусь — не знаю. Дикари есть дикари. Думать не любят. Работать не умеют и не хотят. Знаешь, что интересно? Побития палками не боятся, а вот обездвиживание для них — страшное дело…
Жилец пренебрежительно фыркнул.
— Ничего удивительного. Палкой по шее — это они понимают. А парализатор — чудо. То, что нельзя понять и объяснить.
— Значит, надо отменить побитие и чаще обездвиживать.
— Нет. Экономь патроны. Пусть сами себя наказывают. А ты казни реже, но страшнее.
— Страшнее я уже не могу.
— Можешь! Учись, парень.
— Надо действовать кнутом и пряником.
— Нет! — с жаром возразил старый вор. — Огнем и мечом! Понял меня? Огнем и мечом! Никаких пряников, брат. Эти твои законы Хаммурапи — конечно, штука полезная, но ты с ними опоздал. Их надо было вводить сразу. Согнал четыре банды в одну большую бригаду — и тут же налаживаешь твердые правила. С первого дня. Ты слабак, ты всё перепутал. Нет в тебе, парень, реальной тяги к реальному порядку…
— Здесь никогда не будет порядка.
— Будет, — благодушно сказал старый вор. — Терпи, сынок, и работай. Главное — слушай старого Жильца. Дикари должны бояться не тебя, а косоглазого царя. Пусть он ходит между ними и сам определяет, кому легкую смерть, кому тяжелую…
Марат выпрямился. Теперь ему хотелось пить.
Природа здесь была устроена так, что тело непрерывно желало пить, или есть, или спать, или совокупляться. Иногда хотелось даже взять в руки бубен и промычать какую-нибудь местную песню, наполовину нечленораздельную, зато жизнеутверждающую.
— Быстроумного не уважают, — сказал Марат, вытаскивая из-под дивана мех с родниковой водой. — Он превратился в жирную свинью.
— Наоборот. Толстый — значит, много жрет. Много жрет — значит, дела идут хорошо. И вообще, это не твоя проблема. Ты бог, понял? Ты стоишь над законом. Выходишь — и папуасы падают мордами в землю. И целуют твои ноги за то, что ты прошел мимо и никого не убил. А ты, кретин, целый кодекс сочинил… За это обездвиживаю, за то расстреливаю… У тебя был шанс создать себе реальный авторитет, но ты его упустил. Тебя боятся только обыватели, а старухи не боятся. Помяни мое слово: не пройдет и двух сезонов, как они тебя убьют.
Марат шепотом выругался и встал.
Некоторое время Жилец наблюдал, как Хозяин Огня затягивает широкий пояс, потом сварливо спросил:
— Куда собрался?
— Проверить носорогов.
— Не ходи. Пойдешь после заката. Сколько раз повторять: каждый твой выход из дворца должен быть как удар грома…
— Я и так общаюсь только с царем и старухами. Ну и с Ахо…
— Ахо — стерва.
Марат пожал плечами.
— Можно подумать, Нири лучше.
— Нири почти восемь лет, она взрослая женщина. А твоя — малолетка и дочь матери рода… Придет время, и мамки скажут: убей его. И она тебя зарежет, как полуночного дикобраза. Найди другую бабу.
— Замолчи, — сказал Марат. — Захочу — найду и тебя не спрошу.
Жилец улыбнулся.
— Ладно. Я забыл, у вас же любовь… Извини, брат. Ахо — смышленая девка. Только не верь ей.
— Я никому не верю, — сказал Марат. — И тебе тоже.
Он проверил на прочность новую, только вчера изготовленную сыромятную упряжь. Предыдущая оказалась слаба, носорог порвал ее и едва не сбежал. Пришлось всадить в бронированное брюхо четыре парализующих заряда, прежде чем упрямая скотина свалилась с копыт.
— Смотри не убейся, — озабоченно посоветовал Жилец. — Погибнешь — что я буду делать?
Марат рассмеялся, как абориген: трубно.
В тростниковой кровле испуганно зашуршали летающие змеи.
— Ты хоть помнишь, кто ты?
— Помню, — ответил Жилец. — Сейчас. Звучит так: оро уаулу жье зару…
— …жья зааруу! — перебил Марат. — Дальше.
— …жья зааруу тбо глуглу хоон тчи. «Приносящий последний сон движением глаз». Убивающий взглядом, короче говоря.
