Андрей Кокоулин - Начнём с воробышков?
— Извини, что-то я совсем.
Перфилов нажал на кнопки замка, внутри пискнуло, он потянул за круглую ручку.
— Не закрывайте! — панически крикнул кто-то сзади.
Синий вихрь приблизился к Перфилову, сопровождаемый топотом каблучков и блеском чего-то металлического.
Перфилов, поворачиваясь, чуть шире распахнул дверь.
Девушка оказалась подобна мягкой ракете, стихийному бедствию, потому что, влетев в подъезд, заехала локтем Перфилову в бок, наступила на ногу и обдала ароматом цветочного шампуня. Последнее всё-таки было приятным.
— Простите.
Со ступенек фыркнул Вовка.
— А вы к кому?
— К себе. У меня квартира на втором. Я вчера сняла, — девушка поддёрнула металлический ремешок сумки. — А кода мне не сказали.
— Шесть-пять-три, — морщась, сказал Перфилов. — Вы мне всю ногу…
— Вы просто встали в проходе, как дурак.
Девушка улыбнулась. Ни грамма раскаяния!
Перфилов не смог определить, сколько ей лет. Раньше он как-то с лёту и безошибочно оценивал женский возраст, с поправкой на год-два. А тут… Постарел что ли?
Впрочем, девушке (женщине?) точно было до тридцати. Мелковатые черты компенсировались большими глазами. Светлые волосы. Тонкие руки. Грудь под синей курткой прорисовывалась не чётко, о ней и сказать было нечего.
В горле Перфилова проклёкотал и умер смешок, вызванный мыслью, что ему, оказывается, ещё интересны женские прелести.
— Что вы смеётесь?
— Всё, мы пошли, — Перфилов подтолкнул мальчика. — Вперёд, Вовка.
— Ваш сын? — прилипчивая девушка зацокала по ступенькам за ними. — Он на вас совсем не похож.
— Я соседский, — сказал Вовка.
— Что ж… А меня Лена зовут.
— А меня Вовка, — представился мальчик.
Перфилову не оставалось ничего, как назваться самому.
— Руслан… — мгновение он думал, стоит ли произносить отчество, и решил по-другому: — Я из сорок первой.
— Ну, пока.
Лена остановилась на лестничной площадке и махнула рукой поднимающимся выше Перфилову и Вовке.
— Странная какая-то, — обернулся мальчик.
— А ты, собирающий насекомых?
— Я их не собирал, — нахмурился Вовка.
— То есть, они сами?
— Я им сказал.
— Эх, фантазёр, — сказал Перфилов.
Они поднялись на площадку четвёртого этажа. Перфилов достал ключи, открыл дверь и впустил Вовку.
— Прошу.
Мальчик, шлёпая сандалетками, свернул в кухню.
— А что у вас так грязно?
Перфилов торопливо стянул пальто.
— Почему грязно?
Заглянув из прихожей, он обеспокоенно обежал кухню глазами. Пол, занавески, раковина, кухонный стол. Вроде всё как обычно.
— Фу, весь стол в крошках, — Вовка, брезгливо смахнув крошки к краю столешницы, поставил упаковку с кольцами.
— Ну, знаешь… — не нашёлся с возражением Перфилов. — Иди-ка лучше телевизор посмотри.
— А он у вас цветной?
— Цветной. И даже плоский. С пультом умеешь обращаться?
— Что я, маленький что ли? — возмутился Вовка и ускакал в комнату.
Через несколько секунд из комнаты донеслись жизнерадостные голоса рекламных героев, сражающихся с запорами, простудой, бессилием, жрущих кетчуп и пьющих прохладительные напитки известных фирм.
— Грязно ему, — пробормотал Перфилов.
Он долил из-под крана чайник и поставил его на плиту. Пьезозажигалка затрещала, вызвав появление над конфоркой трепетных голубых лепестков.
Телевизор в комнате заговорил тонкими мультяшными голосами.
Эх, подумал Перфилов, наполняя сахарницу сахаром из пакета, меня бы кто вот так пригласил. Увидел, как мне плохо…
— Дядя Руслан, а у вас мухи, — сказал Вовка, сунув в проём серьёзную мордочку.
— И что?
— А можно я их пошлёпаю?
— Как пошлёпаешь? Газетой?
— Как жуков.
Перфилову стало интересно.
— Так я что, уже дохлых жуков давил?
— Ага, так они вам живые и дадутся! Конечно, дохлых!
Перфилов извлёк из шкафчика две чашки. Одна была грязная, и её пришлось вымыть.
— А посмотреть можно?
— Если вы никому, то можно.
— Это секрет?
— Секрет.
— Я — могила, — пообещал Перфилов.
Он почему-то на цыпочках прошёл в комнату и сел на диван-раскладушку, который служил по совместительству и спальным местом. Мебельную компанию дивану составляли плохонькое кресло, бельевой комод и книжный шкаф, лишь наполовину заполненный книгами. Две верхние полки шкафа занимали глиняные поделки бывшей жены. Их она оставила Перфилову на память.
— Всё, я смотрю.
Мух было три.
Они с упоением носились над Вовкиной головой, изредка присаживаясь то на потолок, то на оконные занавески.
Мальчик стоял к Перфилову вполоборота, и выражение его лица разобрать было трудно. Но Перфилов заметил, как он до белизны в костяшках сжимает кулаки.
Мухи умирать не собирались.
— Скоро? — шепнул Перфилов, наблюдая насекомьи фигуры высшего пилотажа.
Вовка дёрнул плечом.
Перфилов, конечно, не сомневался, что это выдумки, детские фантазии, мальчик всё-таки живёт не в самой счастливой семье, отца нет, мать пьёт, большую часть времени ребёнок предоставлен самому себе. Но когда Вовка напряжённо вытянулся и зашипел, плюясь слюной: "Сдохните! Сдохните все!", Перфилов неожиданно вздрогнул. Уж больно зловеще прозвучало. Как исполненный боли приказ.
Впрочем, мухи продолжили кружить.
— Нет, — сдался Вовка и обмяк, — не работает.
— Бывает, — филосовски заметил Перфилов.
— Вы не понимаете, дядя Руслан, — сказал мальчик. — Я с жуками был злой, а сейчас не злой.
— Думаешь, в злости всё дело?
— А в чём же ещё?
— Может быть, — сказал Перфилов. — На сколько претендуешь колец?
Вовка, хмурясь, поднял три пальца.
— А влезет?
— Я вместительный.
На кухне зашипел, забренчал крышкой чайник.
Они перебрались к нему. Вовка уселся на табурет, снова отогнал крошки, посмотрел в подставленную чашку.
— Осторожней, — сказал Перфилов.
Он положил в чашку пакетик "липтона" и залил его кипятком.
Вовка сразу же втянул поплывший чайный дух. Посмотрел, как Перфилов наливает воду себе и вскрывает упаковку с пирожными.
— А сахар?
— На свой сахар, — Перфилов переместил сахарницу на стол.
— А вы меня пожалели, да? — спросил вдруг Вовка, насыпав в чашку четыре полных ложки.
— Когда?
Перфилов приготовил себе несладкий кофе.
— Там, у окна.
Перфилов сел напротив, щёлкнул по носу облезшего пластикового микки-мауса на пружинке.
— И что?
— А сейчас злитесь, что пожалели.
— Вовсе нет, — соврал Перфилов, на мгновение опуская глаза к чашке. — О чём тут жалеть? Я задумался совсем о других вещах.
— О каких?
Вовка выбрал самое пышное кольцо и укусил его. Крем испачкал уголок губы.
— Например, о том, что надо бы прибраться в квартире, — сказал Перфилов. — Раз ты говоришь, что грязно.
Мальчик шумно отхлебнул чай.
— А пирожные вкусные.
— Да? — Перфилов двумя пальцами за мягкий бок ухватил кольцо. — Сейчас попро…
Резкий звук дверного звонка из прихожей заставил его измениться в лице. Он переглянулся с Вовкой.
— Кто бы это?
— Открывайте, — сказал мальчик.
— Ага, — сказал Перфилов, но не сдвинулся с места.
— Боитесь что ли? — возмутился Вовка.
— Н-нет.
Перфилов всё-таки поднялся и на ватных ногах побрёл в прихожую. Картины в голове рисовались мерзкие, преглупые, в которых приходиться объясняться, оправдываться и доказывать, что ты не верблюд.
— Кто? — спросил он, щёлкнув замком.
Снаружи не ответили.
Перфилов, помедлив, распахнул дверь в электрический свет лестничной площадки.
— Во-от он, учи-итель! — на весь подъезд заголосила Вовкина мать. — Знаем мы этих учителей!
Она была основательно пьяна.
Перфилов даже удивился: голос из окна был ещё вполне адекватный, а здесь уже всё, аут и атас. Как она успела набраться так быстро? Из-под халата на женщине выбивалась ночнушка. Сквозь растрёпанные, свалившиеся на лоб волосы Перфилова пытался сверлить мутный, уплывающий куда-то внутрь себя взгляд.
— Ты это…
Вовкина мать наставила на Перфилова палец и задумалась. Одуловатое лицо её сделалось зеленовато-серым.
— Вера! — откуда-то снизу поднялся мужской глас. — Верочка! Ты здесь?
— Я н-на… — женщина икнула. — Я наверху!
— Я сейчас…
Пролётом ниже зашаркали, приближаясь, шаги. Перфилову захотелось закрыть дверь. Но ведь станут колотить, не успокоятся.
— Вера, извините, не знаю как ваше отчество… — заторопился он.
— Пална, — выдохнула Вовкина мать.
— Вероника Павловна, чего вы, собственно, хотите?
Женщина упёрлась в него взглядом и рассмеялась.
— Ишь, учите-ель… Знаем мы! Что с сыном… с Вовкой моим?
