Сергей Шведов - И на старой Смоленской дороге
— Да вроде не было за мной чужого глаза.
* * *— А что ты умеешь делать, кроме как быкам хвосты крутить?
— Негоциант я.
— Негоциант… А это по какой части?
— Торговой.
— А с кем тут торговать? Две деревни, три села, и те за тридевять земель. Война же по этим местам прошлась.
— Я найду оптовиков.
— Кого–кого?
— Сбытчиков. Ты только кабанчиков годуй.
— Ага, а поросят где я возьму?
— Поросят они сами доставят. Ты только их рОсти.
— На окорока, колбасы или мясо?
— Только на сало дед. Они берут только сало.
— Не потяну я, — решительно замотал головой старик. — Кормить нечем.
— Две коровы и бугаёк — молока у тебя море. Картошка своя.
— А муки на запарку?
— Ты же говорил, у тебя пять девок холостуют. Засеем полоски ячменя и ржи. Можно и овса.
— Овсы у нас туго родют. Да и на семена где взять?
— Это дело моё, негоциантское.
Хозяин вприщур всмотрелся в гостя и буркнул в сторону:
— Ещё бы утей завесть, паря.
— А на кой?
— Зимой по трескучим морозам молочных поросят жирным бульоном выпаивать, чтоб падежа меньше было.
— Достанем тебе и утей, батя. Пруд же у тебя под боком.
— Пруд бы ещё и зарыбить. От пареной рыбы свинья быстрей толстеет.
— Мясо будет рыбой вонять, старик.
— Твоим оптовикам не мясо, а сало нужно, сам говорил. Оно рыбный дух не вбирает.
— Как скажешь, дед. Только вот ещё что. Диких кабанов у вас в округе много?
— Дык не знаешь, как от них огород огородить!
— Должно быть больше. Ты ведь, дед, не только свиновод знатный был когда–то, но и егерем числился не из последних.
— Откуда тебе это ведомо?
— Неважно. Оптовики просили, развести дикого кабана побольше. Ну, чтоб по зиме их бить на мясо.
— Тут их такая прорва, что нам с тобой их и в десять лет всех не перебить.
— Это не твоя забота, ты их подкармливай зимой, а бить сами оптовики будут.
— Ну ты и загнул! Это домашнюю свинью лёгка выгодовать, когда бабы в доме есть. А с диким кабаном возни много и расходу тож.
— А что там ему нужно? Желудей подсыпать да турнепсу с топинамбуром сотки две засадить.
— Там не сотки, а поля нужны не меньше двух гектаров. Подкормочную площадку сделать рядом с полем под навесом, куда сыпать зерно, картошку, кукурузу, яблоки, зерноотходы и всякие кабаньи фрукты.
— Вырастим, если надо. Нас же двое мужиков и пять баб.
— Шесть, если с моей старухой считать… Ладно, картошка кабану на кормёжку идёт самая бросовая, мелочь. Крупные клубни иногда замерзают так, что молодняк с трудом разгрызает их.
— Вот видишь — справимся.
— Тоннами там надо сыпать, дурья голова, а не килограммами! Кабанья утроба что та прорва. Солонцы опять же надо поставить, а где столько соли взять?
— С солью разберёмся. Думаю, и селитра пойдёт. Кормушки делать будем?
— Кабан берёт пищу только с земли, корм попросту вывалим под деревом. Опять же, кроме соли, нужны чухалки солярные.
— А это что ещё за штука?
— Высокий пень обливаешь солярой или маслом–обраткой, да откуда её в лесу–то взять?
— Не твоя забота. Оптовики–заказчики эту вонючку достанут.
— Ага, вот–вот, кабан любит о пахучий пень или комель почухаться после свинячьего перекуса… Только вот ещё что — в сильные морозы лучше подкармливать кормами, которые не замерзают.
— Чего–чего?
— Ну, жёлуди, кукуруза в початках, овёс в снопах, а овсы у нас поди–ка вырасти.
— У тебя шесть баб — справимся.
— А на кой это мне? — чуть не взорвался от негодования и отвернулся старик. — Не было печали — купила баба порося.
— Оптовики платить будут по любой цене, какую только назначишь.
Дед резко повернулся и внимательно всмотрелся в пришельца. Покачал головой, но промолчал.
— А зубры тут у вас похаживают? — спросил негоциант.
— Ну, уже с полсотни развелось после войны. С западу, видать, убежали от страха.
— И их будем кормить.
— Рука на зубра не поднимется.
— Оптовики сами отстреляют и мясо тушами заберут.
— Ох, чой–то ты, парень, не договариваешь! Кто эти, твои оптовики?
— Иногда, отец, лучше прикинуться, что не расслышал вопроса.
— И то верно.
* * *Пять лет прожил чужак на хуторе. Зимой от работы в летнюю страду у всей большой семьи спину ломило, но поначалу десяток, потом аж двадцать пять свиней в год дед продавал заготовителям–оптовикам. Сам он этих заказчиков и в глаза не видел, торговлю вёл его работник–негоциант, а дед только изредка бросал взгляд вслед исчезающим в лесу подводам. Расплачивались заказчики с чужаком долларами, еврами и даже юанями. Настоящими, дед проверял у родичей за пятьдесят вёрст отсюда.
На каждые коляды после нового года дед с бабой на двуколке с двумя лосями, запряжёнными цугом, добирались аж до самых Малевичей, большого торгового села, где не было гарнизона иноземных санаторов. Всем девкам заготовили приданое, а вот женихов только не припасли. Старшие девки уже явно переспевали.
Как–то дед сказал работнику:
— Сколько у нас лозы, хмызняка и кустовья всякого! Столько коз можно прокормить.
— Ребятишек у тебя нету, некому коз пасти, а у нас забот и так полон рот.
— Дык ребятишки дело наживное. Тебе, паря, сорокатник уже накатил?
— Пока нет, но за этим дело не станет.
— Слухай сюды! Женись на любой из моих девок. Они ж все на тебя облизываются. Не приглянулась какая из них? Я на обычай не посмотрю и младшую смогу вперёд старшей выдать, если скажешь.
— Да я бы с радостью, но…
— Без попа не можешь? Привезу тебе попа.
— Да не в этом дело, — отвёл глаза чужак.
— Чо, гулять по бабам нравится? Так женись сразу на двух. У нас есть поп раскольный, венчальный батюшка прозывается, он и на двух, а то и на трёх сразу окрутит. Я бы пятёрых за тебя выдал, да две дочки ещё сцыкухи малолетние.
Чужак призадумался.
— Думай–думай, — поощрил его дед. — Пойдут у нас ребятишки, будут козы и овцы. Твои оптовики тебе только спасибо скажут. А мы вообще куркулями заживём. А то мои дочки так в девках и усохнут.
— В другое время я бы не прочь, батя, хоть на пяти сразу, но мы стоим на старой смоленской дороге.
— И что с того? Её, дороги этой, почитай что тридцать лет как нет. Некому шастать, места глухие, всё после войны запустело.
— Так–то оно так, дед. Только ведь сколько раз говорил тебе, что собираются наши заморские хозяева прокладывать трансантлантическую магистраль «Пасифик — Атлантик».
— А куда это и откудова?
— От Бреста до Владивостока.
— Ну и пусть себе ветку тянут, мне–то что.
— В эту магистраль вольётся и давно заросшая старая смоленская дорога, рядом с которой мы сейчас находимся.
— Ну и что?
— А то, что туристы в эти края навострят лыжи. Охотники всякие.
— Ну и пусть, зверьё у нас непуганое. От медведей в лесу уже продыху нет, как мы с тобой кабанов диких расплодили. Ещё и подзаработаем с туристами по егерской части. Только не верится мне, что в нашу глушь хоть кто–то заберётся.
— Доберутся до нас, дед, вот увидишь. И не туристы это будут — чистое зверьё, пожаднее медведя. Уходить нам всем отсюда нужно, вот что. Сколько раз тебе уже говорил.
— Говорил, — крякнул дед с досадой. — Только мне не верится.
— А зря!
Хозяин с подозрительной хитрецой прищурил глаза:
— Ты, что ли, для этого, паря, трёх лосят годовалых объездил и сёдла им пошил? Думаешь, бежать куда глаза глядят придётся?
— От беды, старик, не зарекайся.
— Кто тебе эту глупость в уши вдул? Я по своей родне с бабкой ездил, никто ни про какую магистраль и слыхом не слыхивал.
— Думай сам, дед, только нужно от свиней на всякий случай ещё до зимы избавиться.
— Кто в августе кабанчиков забивает? Сейчас для них самые тыквы пошли, лубен опять же созрел.
— Не захочешь того люпина, когда тебя вражины за задницу возьмут.
— Ну ты, паря и загнул! Уж пять лет как санаторы зачисток в волости не проводили. Они же теперь цивилизованные, вежливые то ись.
* * *— Матка, шнель! Куры, млеко, яйки!
Турист в камуфляже наставил на бабу охотничий карабин с оптическим прицелом и начал что–то громко лопотать по–своему, словно ругался с ней.
— Он говорит, — перевёл деду работник, — что у русских исторический долг перед великой Германией. Мы когда–то их великого фюрера до самоубийства довели, два миллиона немок изнасиловали и тысячелетний рейх со столицей в Воронеже им на нашей земле построить не позволили. Говорит, исторический должок за нами.
Немцы–туристы почти что и не набедокурили, как деду показалось. Выпили молока и сырых яиц. Постреляли кур, уток и гусей, хлебнули шнапсу и укатили восвояси на диковинном болотоходе с огромными дутыми колёсами.
