Сергей Попов - Небо цвета крови
За всеми этими мыслями Джин не заметила вернувшегося в спальню мужа. Но тот почему-то не стал ложиться в кровать, а с каким-то угрюмым видом прошел к маленькому окошку и, ничего не говоря, встал возле него, обеспокоенно вздыхая.
— Любимый, тебя что-то беспокоит?.. — присев на кровать, осторожно поинтересовалась Джин. — Может, расскажешь?
Курт долго молчал, продолжал вздыхать.
— Курт?.. — не унималась она. — Что-то не так?.. Ты сам не свой…
Еще немного постояв в полнейшем безмолвии, супруг, наконец, ответил:
— Да… так… — отмахнулся, повернулся, — не обращай внимания…
— А если честно? Я же не отстану… — наседала Джин, — …что стряслось?
Тот одарил ее каким-то хмурым взволнованным взглядом, потом опустил глаза.
— Да планирую завтра на охоту выбраться, а заодно — и по домам походить… — сознался Курт, — хочу нам мясца добыть, сигарет уже почти не осталось, да и так… по хозяйству кое-чего, — чуть помолчал, потом вспомнил: — Заплатку опять же.
— Да есть у нас мясо-то, — не поняла та, — в погребе лежит, еще на несколько дней хватит. И потом… куда ты пойдешь? Посмотри, какая метель!
Курт с потрясенным видом поглядел на окно, словно только что узнал об этом известии, усмехнулся:
— Ну, не вечная же она, в самом деле. К утру закончится. Зато после нее хорошо так, тишина и крупных стай хищников нет — еще сутки пережидают непогоду.
Джин прилегла, кровать тихонько скрипнула.
— И ты бы дома оставался… — потом прибавила: — Опять тебя к вечеру ждать?.. Изводиться?..
— Не знаю… — мотнул головой муж. В глазах виднелась неуверенность, голос похолодел. — Как получится, Джин. Это ведь все-таки не прогулка — загадывать нельзя…
— Все! — не выдержала Джин. — Ни слова не говори! Прошу тебя! Мне и так страшно за тебя!
Курта это откровение тронуло, он расцвел в улыбке, ответил утешительно:
— Ну-у-у, дорогая, ты чего?.. — и присел рядом на краешек кровати, положил мозолистую ладонь на ее руку, несколько секунд посмотрел на обручальное кольцо на безымянном пальце, потом теплым голосом продолжил: — Не надо за меня так волноваться! Так никакого здоровья не хватит!
Джин вместо ответа крепко взяла его руку, поцеловала, прижала к щеке. Ее тепло ошпарило Курта, одурманило, по телу мигом промчалась приятная дрожь, сердце взбудоражилось.
— Ради бога, только будь осторожен! — просила она. — Не рискуй, ладно?..
— Не буду, — пообещал Курт, — мне это ни к чему. Да и в места я не столь глухие пойду, а тут, можно сказать, неподалеку. — И, ласково взглянув на жену, — неожиданно сменил тему: — Помнишь день нашей свадьбы?
Джин тихонько засмеялась.
— Чего ты смеешься? — удивился тот, улыбаясь.
— Помню, конечно! — наконец, ответила она, перестав смеяться. — Какой же все-таки у тебя был идиотский свадебный костюм! Боже, как мне хотелось снять с тебя этот глупый пиджак!
— Эй!.. — в шутку обиделся супруг. — Мне его друзья помогали выбирать, между прочим!.. Тебе же нравился!
— Ну и вкус у них! — с усмешкой подметила Джин, смотря на него любя, беззлобно. — А про пиджак пришлось тебе чуточку приврать — а то обидишься.
Курт промолчал, удрученно выдохнул. Поняв настроение мужа, та добавила:
— Ну, согласись, не очень он смотрелся…
— Ну, в общем, да… — смирился муж, пожал плечами. — Мне просто нравиться тебе хотелось.
Джин посмотрела на него как на мальчишку, тихо проворковала:
— Ты и так мне нравишься, глупый! — и обняла, положила по-матерински голову себе на плечо, погладила волосы, будто утешая. — Как же ты не поймешь…
— Правда?
— Ну, конечно, правда! — Джин поцеловала Курта, крепче прижала к себе. — А теперь ложись уже в кровать — времени много.
Муж молча снял с себя свитер, обошел кровать, лег под одеяло, нежно поцеловал супругу в губы.
— Я обязательно что-нибудь интересное для тебя достану! — заверил Курт, накрывая и себя, и жену нагретым ее телом одеялом. Говорил это пылко, с энтузиазмом. — Непременно достану!
— Давай-ка для начала ты выспишься, добытчик, — посоветовала Джин и, положив ладонь на горячую грудь мужа, тихо пожелала: — Спокойной ночи, Курт.
— Спокойной ночи, Джин…
Вторник, 13 февраля 2014 года
Метель, беснующаяся всю ночь, успокоилась только ближе к полудню. Кипящая серая мгла, еще какое-то время висевшая в воздухе после нее, вскоре окончательно рассеялась, рассосалась, словно водяной пар, обнажила черно-зеленые сугробы и угольные стволы деревьев. Легкий пеплопад, подгоняемый совсем обессиленным ветерком, стал почти незаметным, неторопливо сыпался на затерянные в грязных снегах машины, заборы, руины давно брошенных жилищ, прятал старые звериные тропы. От крепкого мороза то тут то там скрипели обледенелые оборванные провода на столбах, с треском ломались потяжелевшие от наледи ветви, крошились зеленоватые корки льда. Небо же, что за двенадцать лет ни разу не изменило цвет, было по-прежнему кровавым, страшным, будто бы вовсе не земным, а каким-то чужим, незнакомым, инопланетным. Да и облака отличались от него несильно — такие же багровые, как засохшая корка на ране, разве только чуточку светлее. И лишь солнце, ставшее навеки оранжевым, вновь и вновь выглядывало из-под них с каким-то особенным озорством и весельем, чтобы пролить на грешную землю свой негреющий рыжий свет, от чьего возникновения, казалось бы, должно быть теплее, но на деле еще сильнее пробирало холодом до самых костей. А дополняла этот скудный пейзаж поистине пугающая глухая тишина, не нарушающаяся ни противным гоготом птиц, ни рыком бродячих хищников.
Тишь, тишь, тишь…
— Хорошо, когда так тихо, — проговаривал сам себе, ступая по хрустящему снегу, — все кругом слышно, ни одна зараза даже при желании со спины не подкрадется — одним словом, замечательно!
Идти приходилось крайне осторожно и внимательно, осматривая едва ли не каждый пенек или полуразвалившийся автомобиль, дабы случайно не нарваться на какую-нибудь зверюгу, любящую притаиться возле таких вот неприметных мест и поджидать добычу. Но мои опасения оказались ложными, и, кроме примятого снега и присыпанных пеплом давно заледенелых следов, никого так и не обнаружил. Однако в опустошенном багажнике одного из фургонов мне таки удалось найти несколько клоков чьей-то облезлой замерзшей шерсти и россыпь мелких почерневших от времени птичьих костей — по-видимому, старая берлога, чей хозяин уже позабыл сюда дорогу или нашел новую, более надежную. В остальном все виделось спокойным, правда временами от ветра поскрипывали доски на окнах запустелых домов и шумели поземки.
Обойдя фургон с правой стороны, я скинул с плеча старенькую поцарапанную полуавтоматическую снайперскую винтовку, поправил защитные очки — единственное спасение от пепла, способного за секунду растворить глаза, — и внимательно осмотрелся. Вдали виднелись одинокие бесхозные двух— и трехэтажные здания, огороженные коваными заборами, немного левее — детская спортивная площадка, где теперь разлилось непроходимое болото, за ней — детский садик, куда уже доводилось наведываться, а справа, если пройти наискосок и пролезть мимо старых гаражей и почты, — крупный супермаркет — эльдорадо любого собирателя вроде меня. Но, как и любое место, богатое на полезные вещи и всякого рода припасы, его непременно стережет целая свора свирепых хищников, даже близко не подпускающих на свою территорию ни людей, ни сородичей-конкурентов. Впрочем, несмотря на всю опасность, очутиться там и набить рюкзак непортящимся продовольствием, не став при этом чьей-нибудь закуской, означает не просто накормить семью минимум на неделю, но и ненадолго забыть, что такое охота. Надо сказать, везет так единицам, а если уж быть точнее — то никому, вот и приходится шнырять по всяким шатким зданиям, довольствуясь найденным хламом, и отстреливать — если, конечно, есть патроны — всякую мелочь вроде ворон или полудохлых собак.
«Может, все же рискнуть и как-нибудь сходить туда? — с какой-то тревогой помыслил я. — Или не стоит?.. Как думаешь, Курт?»
И засомневался, призадумался.
Потоптавшись на месте, терпя незаметно одолевающий мороз, я все-таки решил пока повременить с таким решением и, потуже затянув рваный черный шарф на лице, свернул направо — к брошенному дому без дверей.
Дойдя до входа — секунду постоял в нерешительности, словно ожидая, когда вежливые хозяева разрешат войти, зачем-то провел рукой по холодному, местами треснувшему бетону, на всякий случай обернулся, не замечая никого поблизости, и переступил порог. Внутри царил жуткий бардак, разруха. В пролете между вторым и первым этажом гудели сквозняки, из огромных щелей в обшарпанных стенах с изодранными обоями сильно дуло. Сделав шаг-другой по коридору, засыпанному раскрошенным кирпичом, льдом и пеплом, я перешагнул через лежащую на боку детскую коляску, бросил беглый взгляд на донельзя запыленные картины и свернул на лестницу.
