Тед Чан - История твоей жизни (сборник)
История будоражила Хиллалу: это была легенда о тысячах людей, трудящихся беспрестанно, но радостно, ибо они работали ради познания Яхве. Он обрадовался, когда в Элам пришли за рудокопами вавилоняне. А теперь, когда он стоял у подножия башни, его чувства бунтовали, настаивая, что никому не положено возноситься в поднебесье. Он следил глазами за убегающими ввысь лентами, и чудилось, что они утягивают его за собой.
Но стоит ли карабкаться?
Наутро подъема вторая терраса была от края до края запружена рядами крепких тачек о двух колесах. Многие доверху были нагружены всевозможной едой: мешками с ячменем и пшеницей, чечевицей и луковицами, финиками, огурцами, хлебами и вяленой рыбой. Не было числа громадным глиняным кувшинам с водой, пальмовым вином и маслом, пивом и козьим молоком. Другие тачки щетинились товарами, какие продают на базаре: бронзовыми сосудами, тростниковыми корзинами, штуками льна, деревянными табуретами и столами. Были тут откормленные бык и козел, которым жрецы прилаживали на головы колпаки, чтобы животные не могли смотреть по сторонам и не боялись подъема. Их принесут в жертву, когда они достигнут вершины.
Еще здесь были тачки, куда сложили кайлы и молоты рудокопов, а также все необходимое для небольшой кузни. Старшина рудокопов приказал нагрузить несколько тачек деревом и снопами тростника.
Лугата стоял рядом с тачкой и затягивал веревки, скрепляющие вязанки дров. Хиллала подошел к нему.
– Откуда взялось это дерево? С тех пор как мы ушли из Элама, я лесов не встречал.
– К северу есть целый лес, который посадили в год закладки башни. Стволы сплавляют к нам по Евфрату.
– Вы посадили столько деревьев?
– Начиная строительство, зодчие знали, что древесины на растопку печей для обжига потребуется много больше, чем можно найти на равнине, поэтому приказали насадить лес. Есть артели, чья работа поливать его и взамен каждого срубленного дерева сажать новое.
Хиллала был изумлен.
– И это полностью покрывает потребность в древесине?
– Бо́льшую часть. На севере вырубили много лесов и сплавили по реке. – Он осмотрел колеса тачки, откупорил висевшую у него на поясе кожаную флягу и плеснул немного масла на ступицу.
Поглядывая искоса на раскинувшиеся перед ними улицы Вавилона, подошел Нанни.
– Никогда прежде я не бывал так высоко, чтобы увидеть внизу город.
– И я тоже, – сказал Хиллала, но Лугата только рассмеялся.
– Пойдем. Наши тачки готовы.
Вскоре всех работников расставили попарно и подвели к тачкам. Мужчины стали между двух тягловых жердей, к которым крепились кожаные петли. Рудокопам назначили идти вместе с опытными тягловыми, чтобы новички держали шаг и не замедляли ход всего каравана. Лугата и еще один тягловый оказались позади Хиллалы и Нанни.
– Помните, – сказал Лугата, – держаться нужно в десяти локтях от тачки впереди вас. Когда поворачиваем, всегда тянет тот, кто справа; меняться будете каждый час.
Тягловые начали заводить свои тачки на подъем. Хиллала и Нанни пригнулись, и каждый забросил на плечо по петле. Потом они разом выпрямились, оторвав от земли передок тачки.
– Тяните! – скомандовал Лугата.
Они налегли на ремни, и тачка покатилась. Стоило сдвинуться с места, как тянуть стало совсем легко, и они зашагали, едва не насвистывая. Вот процессия достигла поворота, и снова пришлось приналечь.
– И это здесь называют легкой тачкой? – пробормотал Хиллала.
Дорогу вверх сделали такой ширины, чтобы идущий вниз мог протиснуться рядом с тачкой. За столетия колеса проделали две борозды в кирпичном основании. Потолок над головой выгибался уступчатым сводом: массивные квадратные плиты наползали друг на друга, пока не сходились в середине. Из-за широких колонн справа проход напоминал туннель. Если не смотреть по сторонам, то и не скажешь, что находишься в башне.
– Вы поете, когда рубите проход? – спросил Лугата.
– Если камень мягкий, – ответил Нанни.
– Тогда спойте что-нибудь…
Просьбу передали остальным рудокопам, и вскоре пела вся артель.
Тени укорачивались, а люди взбирались все выше и выше. В укрытом от солнца проходе, на свежем воздухе было много прохладнее, чем на узких городских улочках внизу, где полуденный зной мог убить ящерицу, решись она перебежать из тени в тень. Повернув голову вправо, рудокопы могли видеть Евфрат и тянущиеся на многие лиги поля, пересеченные поблескивающими в лучах солнца каналами. Вавилон представал узором из извилистых улиц и скученных построек, ослепительных от побелки. По мере подъема их оставалось все меньше и меньше в поле зрения: город словно прижимался к подножию башни.
Снова был черед Хиллалы тянуть правую петлю, и он шел почти у колонн, когда услышал крик, раздавшийся уровнем ниже. Он уже собирался остановиться и поглядеть через край, но ему не хотелось сбиваться с шага, к тому же нижнего яруса было не разглядеть.
– Что там происходит? – крикнул он через плечо Лугате.
– Один из ваших рудокопов боится высоты. Такое иногда случается с новичками. Иной раз человек бросается на пол, отказываясь идти дальше. Однако мало кто пугается так рано.
Хиллала его понял.
– И мы знаем сходный страх. Есть люди, которым невыносимо войти в шахту; их гнетет мысль о том, что они будут похоронены заживо.
– Правда? – спросил Лугата. – Я о таком не слышал. А что ты думаешь о высоте?
– Ничего. – Но он поглядел на Нанни – они оба знали правду.
– Ты чувствуешь покалывание в ладонях, верно? – прошептал Нанни.
Хиллала потер руки о грубые волокна веревки и кивнул.
– Я тоже это почувствовал. Раньше, когда был ближе к краю.
– Может, и на нас следует надеть колпаки, как на козла и быка, – пошутил Хиллала.
– Думаешь, мы тоже задрожим, когда взберемся выше?
Хиллала задумался. То, что один из их числа поддался страху так рано, дурной знак. Он отмел эту мысль: тысячи взбирались без опаски, и глуп тот, кто позволит ужасу одного рудокопа заразить всех.
– Просто нам высота в диковину. У нас впереди месяцы, чтобы к ней привыкнуть. Когда достигнем вершины, пожалеем, что башня столь невысока.
– Нет, – сказал Нанни. – Сомневаюсь, что мне захочется снова вот так тянуть лямку.
Они оба рассмеялись.
Вечером они поужинали ячменной похлебкой, чечевицей и луком, а затем легли спать в узких коридорах, уходящих в глубь башни. Наутро рудокопы едва смогли встать, так болели ноги. Тягловые посмеялись и дали новобранцам мазь, чтобы те втерли ее в натруженные мускулы. Еще они распределили их поклажу по другим тачкам, дабы облегчить ношу новичкам.
На второй день от одного взгляда вниз у Хиллалы тряслись колени. На этой высоте дули сильные ветры, и он решил, что выше они станут воистину яростными. Он спрашивал себя, сдували ли они когда-нибудь неосторожных людишек, случайно приблизившихся к краю. Падение будет долгим, хватит времени прочесть молитву, прежде чем ударишься оземь.
Хиллала поежился.
Второй день для рудокопов походил на первый, только стоптанные ноги болели сильнее. Теперь путники могли видеть много дальше, и открывающийся взору простор поражал: открылись лежащие за полями пустыни, караваны выглядели вереницами насекомых. Но ни один рудокоп не испытывал больше панических приступов, и их восхождение ничто не нарушало.
На третий день ноги у рудокопов болели по-прежнему, и Хиллала чувствовал себя немощным старцем. Однако на четвертый день осталась лишь ломота, и тачки рудокопов нагрузили как прежде. Подъем продолжался до вечера, когда они встретились со второй артелью тягловых, быстро спускавшихся налегке по соседней полосе. Обе дороги переплетались, не касаясь друг друга, но соединялись коридорами внутри самой башни. Поравнявшись, тягловые перешли с одной стези на другую.
Рудокопов познакомили с тягловыми второй артели; они беседовали друг с другом и ужинали вместе в тот вечер. На следующее утро первая артель подготовила порожняк к возвращению в Вавилон, и Лугата простился с Хиллалой и Нанни.
– Берегите свою тачку. Она поднималась до верха башни чаще, чем кто-либо из людей.
– Ты и тачке завидуешь? – усмехнулся Нанни.
– Нет, ведь всякий раз, когда она достигает вершины, ей приходится спускаться вниз. Я бы такого не вынес.
Когда в конце того дня вторая артель остановилась, тягловый, ставший позади Хиллалы и Нанни, подошел кое-что показать им. Звали его Кудда.
– Вы никогда не видели с такой высоты, как садится солнце. Пойдем. – Тягловый придвинулся к краю и сел, свесив ноги в пустоту. Но Хиллала и Нанни мешкали. – Не бойтесь. Если хотите, можете лечь и заглянуть за кромку.
Хиллала не хотел выглядеть пугливым дитятей, однако не мог заставить себя сесть на краю обрыва, который, словно скала, уходил вниз на тысячи локтей. Он лег на живот – только его голова выступала за край. Нанни лег рядом.
