Иар Эльтеррус - Мы — есть!
Почему-то их не расстреляли сразу после суда, ожидали прибытия какого-то высокопоставленного комиссара. Зачем? Ведь тысячи и тысячи пленных поставили к стенке без каких-либо церемоний. Но пожить лишние пару дней обреченные были не прочь. Надежда на чудо не оставляла каждого, человек ведь не может примириться с собственной смертью и до последнего надеется… Даже когда всходит на эшафот, надеется. Сначала они сидели впятером с теми же тремя оставшимися в живых корниловцами — штабс-капитаном Никитой Александровичем Ненашевым и двумя поручиками, Александром Оринским и Олегом Малером. А через пару дней к ним в подвал бросили семнадцатилетнего мальчишку-корнета. Кто только брал подобных мальчишек в армию? Впрочем, после того, как Володя рассказал свою историю, все стало ясно. Большевики по чьему-то доносу расстреляли его семью, и Владимир поклялся отомстить убийцам со всем пылом юного сердца… Вот только повоевать так и не успел, армию Колчака окончательно разгромили. Зато в руки большевиков попался и теперь вместе с остальными ожидал расстрела. Странно, все пятеро офицеров начали опекать юношу, как не опекали бы, наверное, и собственных детей, ежели таковые у них имелись бы. Каждый старался поддержать Володю, рассказать ему что-нибудь смешное. А тот боялся, видно было, что ему очень страшно, но держал себя в руках и даже пытался шутить.
— Что ж, — донесся до Николая голос Виктора Петровича. — По крайней мере, мы сделали все, что в человеческих силах и можем умереть с чистым сердцем.
— Наверное, вы правы, господин подполковник, — отозвался из своего угла штабс-капитан Ненашев. — Вот только результата наши усилия не принесли… Хотелось бы только понять почему все это случилось.
— Да первопричина-то как раз понятна, — вздохнул Виктор. — Жажда справедливости… А им ее пообещали.
— Причем здесь справедливость? — с недоумением спросил кто-то из поручиков, Николай не понял, кто именно.
— А вы подумайте, поручик. Представьте себе, что это вы умны и талантливы, но бедны и не имеете никакой возможности учиться. А потому обречены всю жизнь тяжело и беспросветно работать, когда кто-то рядом жирует. Причем, чаще всего жирующие глупее и подлее вас. Сколько я таких умных и талантливых ребят встречал… Почти все они стали красными.
— Вот именно, эти ваши «умные и талантливые» взяли винтовки и пошли грабить тех, кто богаче, — с иронией процедил сквозь зубы Ненашев. — Нет, чтобы самим добиваться, отобрать-то всяко проще. Я вот только одного не пойму, господин подполковник.
—Чего?
— Раз вы так думаете о краснопузых, то почему воевали против них, а не наоборот?
— Почему? — иронично усмехнулся Виктор Петрович. — Да потому, что за красными стоит кто-то очень страшный. Жаждущими социальной справедливости дурачками воспользовались, чтобы придти к власти. И, как я уже говорил, кто-то очень страшный.
— Уж не сатану ли вы имеете в виду? — с еще большей иронией спросил штабс-капитан.
— Да нет… — криво ухмыльнулся подполковник. — Людей. Вот только эти люди пострашнее сатаны будут, по моему мнению. Нас с красными попросту стравили, как стравливают две своры псов. И я даю гарантию, что разобравшись с нами, пришедшие к власти потихоньку перережут и самих красных. Вспомните Робеспьера и иже с ним. Революция — это свинья, которая пожирает своих детей…
— Вот уж я посмеюсь, ежели вы правы, — фыркнул Ненашев. — Да жаль, не доживу.
Ругань красноармейцев за дверью вдруг привлекла внимание офицеров, и они замолчали. Что-то новенькое? Странно, все уже, казалось, было решено, они даже исповедались друг другу за неимением священника. Неужели решили не ждать утра, и их расстреляют прямо сейчас? Эта мысль пришла в голову каждому. Володя судорожно вздохнул, но губы юноши попытались сложиться в подобие улыбки. Один за другим офицеры подымались на ноги и молча стояли, ожидая своей судьбы. Дверь отворилась и внутрь швырнули человека. Он кубарем покатился по полу и глухо застонал. Николай подбежал к новому товарищу по несчастью и помог подняться. Тот с трудом встал на ноги и витиевато выругался. Затем поднял глаза на штабс-капитана.
— Благодарю вас, — сказал он и склонил голову.
Внимательно посмотрев на нового узника, Николай только головой покачал. Столь отчаянно породистого лица ему видеть еще не доводилось. Естественно высокомерное, холеное, невероятно красивое. Все черты соразмерны, но в совокупности производили довольно странное впечатление. Этому человеку хотелось довериться. Притом его красота была именно мужской, никак не женской. И незнакомец разгуливал с таким лицом по красному Иркутску? Даже не замаскировавшись? Шутник он, в таком случае… Неудивительно, что обладатель породистого лица попал, в конце концов, в этот подвал. Такой конец совершенно закономерен. Да и выправка говорила сама за себя. Перед ними стоял такой же офицер, как и все здесь. К тому же, скорее всего, дворянин. А новичок снова повернулся к дверям.
— Вернули бы инструмент, господа красноармейцы! — разнесся по подвалу прекрасно поставленный баритон, но произносил слова он как-то странно, с каким-то почти незаметным акцентом. — Хоть перед смертью спеть. Последнее желание…
Один из стоящих на пороге красноармейцев, грузный небритый детина в трофейной английской шинели матерно выругался и погрозил говорившему кулаком. Второй, явно хохол, почему-то не поддержал товарища.
— Та виддай ты йому ту гытару, ранком, як його стрелять, знову соби визьмешь, — сказал он, сплюнув на пол желтую табачную слюну. — Хай поспивае хлопець в останний раз. До чого ж гарно спивае, вражина! Та й мы з-пид викна послухаемо.
— А коли сломает? — возмутился тот. — Он же вражина! Сломает, чтобы бедному человеку не досталось!
— Да не беспокойтесь вы, — рассмеялся новичок. — Не стану я ломать этот инструмент, он у меня с детства и отношения у нас с ним особые. Пусть и после меня кому-нибудь послужит.
— А! — махнул рукой красноармеец. — Черт с тобой, бери! Только смотри, ежели сломаешь, сразу не убью, долго мучиться будешь. И спой шо-нибудь красивое. Про любовь. Хоть ту жалостливую, шо утром на площади пел.
Он нахмурился, изобразив большое мыслительное усилие, немного постоял, а потом достав из-за спины потертый кожаный футляр, швырнул его ожидавшему новичку. Тот ловко поймал брошенное и иронично поклонился, разведя руки в стороны. Красноармеец снова выматерился и вышел, захлопнув за собой дверь камеры. Хохол ушел еще раньше. Слышно было, как заскрежетал запираемый замок. Новичок повернулся к молча стоявшим офицерам и поклонился уже вежливо.
— Позвольте представиться, господа, — сказал он все тем же великолепно звучавшим голосом. — Дварх-лейтенант Лар даль Далливан, легион «Ищущие Мглу», орден Аарн.
— Дварх-лейтенант? — с недоумением переспросил штабс-капитан Ненашев. — Это, простите меня, что за звание такое?
— Нечто среднее между вашим поручиком и штабс-капитаном, точнее не могу сформулировать. Я очень издалека, господа. И у нас все по-иному.
Дварх-лейтенант снова развел руками и открыто, широко улыбнулся.
— Так вы иностранец? — спросил Виктор.
— Именно так.
— Тогда почему вы не сказали об этом красным? Больше шансов в живых остаться…
— Жизнь — ничто, — усмехнулся дварх-лейтенант. — Честь — все. Не стал я унижаться и лгать, господа. Попался, так попался.
— Попались? — с подозрением спросил его Ненашев, служивший во времена оные в контрразведке. — Так вы что, господин хороший, шпион будете? Чей, интересно? В какой это армии существуют звания, подобные вашему? Я что-то подобных не припомню…
— Да, я был в разведке и попался, — снова улыбнулся странный офицер. — По-вашему, наверное, шпион. Нас заинтересовало, что такое у вас здесь происходит. Но я сглупил, не подумал, что бродячий музыкант — совсем неподходящее прикрытие. Попел песен на улице, там меня и взяли. С ходу. Какие-то малопонятные господа комиссары в кожаных куртках обвинили меня в том, что я «палач трудового народа» и «каратель», дали несколько раз в зубы и приказали отвести сюда. Еще сказали, что утром расстреляют. Хотел бы я только понять, за что именно? Что я им такого сделал? Ну ладно, пел странные песни на площади. Так ведь ничего больше! Да и наши в этой стране еще не бывали.
— По-русски говорите совершенно свободно, — фыркнул Ненашев, остальные офицеры только переглянулись. — А в стране впервые. Ну-ну…
— Вы можете не верить, — развел руками дварх-лейтенант. — Это ваше право. Только не забывайте о том, что завтра утром нас всех вместе поставят к стенке и ваша вера больше не будет иметь никакого значения.
— Вы полностью правы, господин дварх-лейтенант! — рассмеялся штабс-капитан. — Я забыл, что я уже не в контрразведке служу, а в подвале у красных расстрела ожидаю. Но согласитесь, ваша история весьма странно выглядит.
