Ната Хаммер - ООО «Удельная Россия». Почти хроника
И чем яснее понимал Максим опасность демократии, тем смурнее он становился, и тем меньше он видел шансов добраться до твердого берега, не перемазавшись по уши в иле и тине. Ему хотелось вывесить над собой белый флаг, но гордыня не позволяла. Он лишь привязал белую полоску в петлицу намокшего пиджака, что означало: сдаюсь, но без огласки, и шагнул к болотистой топи.
Сцена седьмая
Правдоруб Альбрех Наковальный
Альбрех Наковальный чистил перья и точил новые стрелы. Его только что выпустили после двух недель отсидки в спецприемнике. Вывернутая при задержании рука еще побаливала, но пальцы, преодолевая ноющую боль, уверенно бегали по клавиатуре компа. Он поприветствовал всех подписантов, послал лучи надежды оставшимся за решеткой, поделился с читательской аудиторией лучшим рецептом тюремной кухни – гречка с килькой в томате, а также просветил начинающих наркоманов о том, как правильно задавать вопрос о наличии у собеседника «травки», а именно: «А можно мне на пятихаточку?»
В комнату вошла жена, неся на плечиках костюм борца с режимом и напомнила, что им пора на Арбат на встречу с фанатами.
«Да, – улыбнулся Альбрех, сейчас, вот, последняя, но ключевая фраза, потом одеваюсь и идем». Пальцы его снова пришли в движение. «PS Да, забыл добавить: клептократический режим кремлежуликов мы конечно же победим». Перечитал, понял, что не хватает четырех знаков препинания, но препинаться было уже решительно некогда, и Наковальный твердо нажал на кнопку «Опубликовать».
Альбрех был в отличном настроении. Две недели вынужденного отпуска, хоть и сопряженные с определенным дискомфортом в плане еды, спального места и отправления естественных надобностей, дали ему возможность поразмыслить над новым проектом. Рабочее название: «Недобрая машина правды». Он попросил бывалого зэка-искусника слепить из хлебного мякиша фургон. Фургон получился похожим на автозак, ну да ничего, решетки только пришлось потом отломать, а чтобы голая правда насквозь не просвечивала, окна завесили дерюжкой, оторванной от подкладки штанов. Альбрех знал из курса философии, что правда, она – как актриса, рядится в разные одежды: от проститутки до монашки. Знал он и о том, что у каждого своя правда.
Поэтому нужно было сформулировать – какую именно правду он хотел бы показать публике. В спецприемнике он организовал фокус-группу, в которую вошли наркоманы / пьяные водители / неплательщики штрафов / полицейские / конвойные и прочая обслуга. Результаты работы с группой были потрясающие: пять минут личного разговора – и средний уровень ненависти в душе любого гражданина РФ к Едру независимо от того, с какой стороны решетки он находился, возрастал на сто сорок шесть процентов. Альбрех сделал вывод: пара хороших листовок, пара простых видеороликов, рассказ о стомиллионной взятке Шумилова / Мечина / Колодина (имена подставляются) и весь УралВагонЗавод во главе с рабочим Трапезниковым и начальником цеха Рюриковичем будет писать «Куцын – вор» на каждом заборе. Но контент сообщений должен быть доходчивый, незамысловатый, чтобы коллективный мозг УралВагонЗавода не закипел и не ушел в отключку. И еще нужно придумать эффективные, дешевые пути доставки контента до конечного потребителя. Может, это будут листовки? Газеты? Видеоролики? Твиты? Лайки? Или все вместе, чтобы комплексно компостировать мозги неустойчивым гражданам. То есть первое, второе и компот, как и положено на обед в рабочей столовой. И тогда зомбоящик будет вскрыт окончательно – а там игла со смертью Кащеевой.
Вопросом: «А зачем лично ему, Альбреху Наковальному, смерть Кащея?» – правдолюбец не задавался. Потому что он не преследовал личных целей, ну, или почти не преследовал. Он шел путем, предначертанным ему самой Судьбой. Ему назначена было свыше борьба со злом во всех его проявлениях, невзирая на лица – будь то Кащей, Баба Яга, кровопийцы-вурдалаки, пившие кровь госбюджета, лешие из Кировского леса, кикиморы болотные или другие твари. Подбросят доброжелатели ему на тропу кол – он идет на вурдалаков, подложат топор – наступает на леших, а если весло – бежит к болоту бить по головам кикимор. Движуха – это жизнь! Набегается, намается махать колом, топором, веслом, остановится около стража порядка, заденет его плечом – тут его скрутят и на две недели на государственное обеспечение: гречка и кильки в томате. Пальчики оближешь!
Наковальный надел костюм и посмотрелся в зеркало. Хорош, ничего не скажешь! Безупречен – ни единого пятнышка, ни одной кривой строчки. Хоть сейчас – в Президенты правдорубов. Он повернулся к зеркалу левым боком. Это что за щепка под рукавом прилепилась? Заноза из кировского леса? Откуда? Костюм борца пошит уже после возвращения из провинции. Происки Кремля! Уже и в шкаф к нему залезли! Все же хорошо, что вовремя свалил из этого самого леса, не успели тамошние лесники его бревном оглоушить. А теперь, нате-ка, выкусите, попробуйте борца за чистоту замарать, получите полный ушат народного гнева! Альбрех вытащил щепочку из бокового шва и выбросил в мусорное ведро. Жена вывела из детской детей – их тоже решили взять на встречу с фанатами.
Сшитый по фигуре костюм борца, жена и дети были его серьезными преимуществами перед свежеобразовавшимся конкурентом по борьбе с коррупцией – олигархом Хорохоровым. Два борца с одной стороны на тесном ринге борьбы с режимом – это слишком. Это рассеивает внимание публики, народ не успевает следить за руками. Надо работать на опережение, пока Хорохоров еще не выкарабкался из лужи.
Но ведь не только Хорохоров, старый обозник Парис Шильцов тоже претендует на роль борца с коррупцией. В качестве основного средства борьбы предлагает русский мат. Утверждает, что если построить словесные конструкции позабористей, то коррупционеры вздрогнут и отступят. И тогда можно будет занять их место. Ладно, с обозником он справится, сочувствующих девчонок против него выстроит.
Да что Шильцов, Люберецкий тоже лезет драться с коррупцией, но только не с левого края, а с правого. Оружия, правда, еще не выбрал, но языком уже мелет. Скоро тут целая толпа соберется, всю его, Альбреха, поляну затопчут. Нужны новые инициативы, пора над толпой подниматься, в небо взлететь. Хорошо бы на «Аэроболоте». Левый Банкир обещал. Банкиру нужен сторожевой пес на этом болоте, все-таки процентом владеет немаленьким. И будет Альбрех страшной собакой Баскервилей. Р-р-р-гав! Надо позвонить, напомнить. А потом «Аэроболото» разоблачить. Отличный ход!
– Папа, а куда мы едем? – поинтересовалась дочь, выглядывая в окно машины.
– На Арбат, матрешек покупать.
– Зачем тебе матрешки?
– Матрешки – русский национальный символ глубокой конспирации и многозначной многослойности.
– Пап, а ты сейчас кому отвечал? Мне?
– Прости, радость моя, я хотел сказать, что матрешки – воплощение таинственной русской души.
– И в чем тайна?
– А вот в чем, девочка моя. Смотришь на матрешку – ну просто дородная красавица. А если раскрутить и дойти до сути – суть такая маленькая, что без очков и не разглядишь.
– А тебе они зачем?
– Кто?
– Матрешки.
– Матрешки мой русский патриотизм подчеркивать будут.
– А до мелкой сути твоего патриотизма, думаешь, не докопаются?
– Пусть только попробуют. Если хоть одну мою матрешку развинтят, я сразу на них в суд за распил чужого имущества подам. Обвиню, что половину хотели себе захапать. Не отмоются.
– Пап, а ты крутой?
– Я не просто крутой, я – суперкрутой, я во всех американских рейтингах – на первом месте как агент влияния числюсь.
– А Лиля Абрамовна говорит, что ты просто бесноватый.
– Русичка ваша? Гнида сионистская. Ничего, дочка, к власти приду, отправлю ее на сибирские рудники зэков учить. А пока мы ее немножко накажем. Ты телефон свой включи, спрячь под тетрадку, подойди к ней и пожалуйся на меня: дескать, папа кричит на меня, а иногда и руки распускает. Поощри ее высказаться на мой счет. А я потом запись отредактирую и в районный отдел народного образования. Вылетит из школы как пробка из бутылки.
– Ну, не знаю. Ее, вообще-то, все в школе любят и считают объективной.
– Запомни, деточка, евреи не могут быть объективными. Их столько веков гоняли по миру, что за каждым столбом им супостат мерещится. Все, вылезай, приехали, вон уже и матрешки наши собрались. Улыбайся и маши рукой.
Сцена восьмая
Пророк Скворцов
Скворцов сидел на залитой утренним солнцем веранде своего дома и писал свой новый учебник жизни под названием: «Бхагавад Гита от Скворцова». Этой книгой он планировал завершить трилогию, две первые части которой: «Евангелие от Скворцова» и «Талмуд от Скорцова» он уже ранее выпустил на суд российской публики. Честно говоря, «Коран от Скворцова» был бы актуальнее, но Кладимир опасался разделить участь Салмана Рушди. Конечно, возможно, что, уйдя в подполье, как Рушди, Скворцов мог бы написать что-нибудь не менее гениальное, чем «Дети полуночи», но он уже давно подсел на иглу публичности и без постоянного зрительского присутствия рисковал умереть при ломке. К тому же он опасался за жизнь детей.
