Патрик О'Лири - Невозможная птица
Все было бы гораздо проще, если бы мы не любили его.
Что это он говорил о том, как важно быть вежливым? Мне становится стыдно, когда я думаю об этом. Он так мало хочет от меня. Это самое меньшее, что я могу ему дать.
Он хороший человек, и я не могу больше так поступать с ним.
Люблю тебя,
Джулия.Майк вспомнил, как, в первый раз прочтя это письмо, не мог понять, что больнее – перемена в ней, её неожиданно проснувшаяся верность мужу или то, что она его отвергла.
А восемь месяцев спустя он получил другое письмо, которое было не менее шокирующим. Ибо когда Майк его открыл, он понял, хотя там и не было прямого ответа, что вопрос закрыт. Он осознал, что все неотразимые доводы, которые он мысленно приводил ей, не имели значения в реальном мире. Не обсуждались. Все его надежды вернуться когда-нибудь к ней – бессмысленны. Все было кончено. Его вера в то, что связывало их, не оправдала себя. Для того чтобы любить, необходимы два человека. Одного недостаточно.
И читая слова, вытисненные красивым золотым шрифтом, он понял кое-что ещё. Первый раз в жизни он понял, что сделал своему брату. До этого он оправдывался любовью. Любовь случилась. Как авария. Её невозможно контролировать или направлять. Выбирать или создавать её. Не зря же это так называется – «fallinginlove». Ты падаешь. Ты упал. Но после того, как любви не стало, остаётся только предательство. Он обрезал теснейшую из своих связей с землёй. В буквальном смысле слова порвал семейные узы. Предал доверие. Все, что осталось, – это осознание величайшей ошибки в его жизни. И долг перед Денни до конца дней.
ЭТО МАЛЬЧИК!
ДЭНИЕЛ И ДЖУЛИЯ ГЛИНН
СЧАСТЛИВЫ СООБЩИТЬ О ПОЯВЛЕНИИ НА СВЕТ
ИХ ПЕРВОГО РЕБЁНКА!
ШОН СЕБАСТЬЯН ГЛИНН.
РОДИЛСЯ 13.09.1991
8 ФУНТОВ, 5 УНЦИЙ.
Маленькое и широкое как у Будды лицо Шона, возбуждённое вспышкой фотоаппарата.
Как будто он не мог поверить, что находится здесь.
ЧТО ТАКОЕ ЭТО ДОЛБАНОЕ ЧУДО?
«Найди своего долбаного брата, и мы вернём тебе твоего долбаного сына».
Слова Джо были для Дэниела как сигнал побудки. Он опять был на тропе.
Дрожа и боясь, но опять на тропе. Он был в игре и уже не остановится. Он найдёт их даже ценой своей жизни.
Он сел за стол, решив привести в порядок мысли. Обычно это означало составление списка. У Дэниела была привычка – составлять списки. Его стол в университете был весь покрыт жёлтыми наклейками. Составление списков помогало восполнять его ужасающую память и уравновешивать его склонность к бездействию.
Пропал?
Погиб?
Прячется?
Секретный агент?!!
Десять ступеней к просветлению.
Вибрации.
Дешёвые ток-шоу.
Дневник.
Чудеса.
Он положил карандаш.
Он пытался воссоздать последний визит Майка. Их странный, запутанный разговор. Теперь он понимал, что Майк пытался сказать ему что-то очень важное. Но что? Что он говорил? В его посещении не было ничего необычного. В основном это были типичные для него редакторские замечания.
– Мы стали нацией болтунов, – говорил Майк, и его белокурые вьющиеся волосы развевались, когда он встряхивал головой. – Публичные исповеди и массовые нагоняи. Неудачники, выворачивающие своё нутро перед публикой. И зачем? Чтобы иметь возможность получить нагоняй от любого из слушателей, имеющего доступ к микрофону. Да, это – свобода слова! Можно сделать выговор кому угодно. Назвать её шлюхой. Назвать его придурком. Давайте-ка покажем этому графчику, где раки зимуют! Он позволяет королю трахать сестру своего лучшего друга, а сам спит с их матерью!
Дэниел засмеялся.
– Наверно, это просто утешительно – знать, что есть люди, которые делают больше гадостей, чем ты сам.
Его брат ухмыльнулся.
– Да нет, это просто их пять минут эфирного времени. Их единственный шанс достичь бессмертия. Что-то вроде исповеди, только без всей этой божественной ерунды.
– Бессмертие. Хм! Да, вот что больше всего достаёт меня в христианстве, – сказал Дэниел. – Вот эта бессмыслица. «Когда-то много лет назад жил-был человек, который был бессмертен… »
Майк засмеялся.
– Да. В Пасху мне всегда не по себе.
– Я знаю. Тебе нравится Хеллоуин.
– Мой любимый праздник. О, а помнишь…
– … как ты будил меня с этой уродливой маской на лице, с вытекшим глазом?
Майк лучился от удовольствия.
– Да, ты пугался до усеру.
– Ты был очень плохим мальчиком, – сказал Дэниел, хихикая.
– Должен же был кто-то из нас быть плохим мальчиком!
Дэниел тряхнул головой.
– Мы говорили о Пасхе.
– Почему никто больше не верит во второй закон термодинамики? Жизнь – это случайность, Денни. Бессмертие – чепуха. Мы гниём, мы умираем, а потом исчезаем.
Дэниел улыбнулся.
– Обрати внимание, – продолжал Майк. – Это важно. Я не могу написать заново тот старый дневник, который я вёл, когда мне было десять, и продолжать называть его своим дневником. Ты не можешь иметь оба варианта. Ты не можешь быть и отцом, и пиратом одновременно. Жизнь – это выбор. И жертва. Выбор имеет последствия. Последствия фатальны.
– Может быть, именно поэтому христианство так популярно. Вся его философия основывается на безобразной идее жертвы и на чем-то, чего никто никогда не видел – на чуде.
Майк сказал:
– А что такое это долбаное чудо?
– Я бы знал, если бы когда-нибудь видел, – сказал Дэниел.
Майк насмешливо хмыкнул.
– Чудеса – это просто та часть реальности, которая до сих пор не объяснена.
– Но ведь это большая её часть, – возразил Дэниел.
Чудеса. Это было слово из их детства. Тайное обещание в сердце любой религии, которое никогда не исполнялось. Это означало чтение молитв с дядюшкой Луи в Страстную Пятницу. Три часа пытки тишиной в ознаменование заключения Христа во гробе. Круг над аэродромом перед тем, как чудо приземлится. Никаких сладостей в течение сорока дней Великого Поста. Рыбные палочки по пятницам. Исповедь каждую субботу – дядюшка Луи, казалось, имел к ней пристрастие. Коленопреклонения, и стояние, и сидение в церкви – вся эта католическая хореография, странность которой никогда не бросалась ему в глаза до тех пор, пока он не расстался со своей верой. И, безусловно, самая бездарная музыка в мире. Католические гимны были чем-то вроде эстетической пытки. Кавказские ритмы к сочетании с замысловатыми стихами, которые к тому же никогда не произносились как следует. «О НЕВЕСТА ИИСУСА, НАС БЛАЖЕНСТВОМ ОСЕНИ! ИСКУПЛЕН БЛАЖЕННЫЙ ЛАЗАРЬ, В ЖИЗНИ – СМЕРТЬ, И В СМЕРТИ – ЖИЗНЬ! ПЛАМЯ АДА МЫ ПРИЕМЛЕМ – ПЛАМЯ НА КОСТРЕ ЛЮБВИ!»
О, мучение!
Но по большей части это означало скуку. Вот это, заключил Дэниел, проведя все детство в набожности, и было истинным чудом католицизма – то, что кто-то мог выносить все это занудство.
Чудеса. Это был последний раз, когда он видел своего брата.
Когда это было? После похорон Джулии? Почему он никак не мог вспомнить её похороны? На этом месте был провал, заполненный туманом, вселяющий в него ужас, словно он забыл какое-то правило. Очень важное правило, которое могло спасти ему жизнь: если вашу машину начинает заносить, изменяйте направление движения. Почему он никак не мог вспомнить погребение самого важного человека в своей жизни? Он, должно быть, сам вычеркнул его из памяти. Должно быть, так.
Было что-то такое в голубых глазах Майка, когда он упомянул свой дневник. Какое-то напряжение, предполагающее, что он пытался передать нечто большее, чем то, что говорил.
«Я не могу написать заново тот старый дневник, который я вёл, когда мне было десять, и продолжать называть его своим дневником».
Он имел в виду, что мы не можем изменить прошлое. Но он имел в виду также и то, что в нем была правда. Правда, которую он не мог изменить, как бы ему этого ни хотелось. Что это означало?
На него повеяло холодком – он внезапно вспомнил, что Майк в свой последний визит оставил ему чемоданчик со своими пожитками. Сказал, что производит генеральную уборку. Он собирался в джунгли, снимать ещё одну долбаную рекламу «Мазды», а потом хотел взять немного Свободного времени. Он работал по двести дней в год на протяжении последних десяти лет, и с него было достаточно – пора завязывать. Он подумывал о том, чтобы купить немного земли. Уйти из Голливуда. Снимать документальные фильмы. К чертям собачьим.
Какая-то жажда таилась в глубине глаз брата, как будто Майк ждал одобрения. Это удивило Дэниела.
И вот тогда он отдал Дэниелу старый коричневый чемоданчик, в котором было «всякое старьё». «Фотки, открытки ко дню рождения, памятки, мой старый голубой дневник. Ну и другая чепуха вроде этого».
Дэниел выпрямился, вспомнив слова агента Такахаши.
«Он имел доступ к некоторым вполне серьёзным кодам».
«Это не обязательно должен быть большой пакет… Книга, возможно? Или видеокассета?»
