Ив Греве - Мето. Дом
— Кто это «мы»?
— Клавдий, я и еще слуги, которые работают здесь по ночам. Уже некоторое время мы с ними общаемся…
— Почему ты просишь об этом меня, труса?
— Я так не думаю. Ты — мой друг, и даже если ты решишь остаться в стороне, я хотел предупредить тебя первым.
Через пару минут я снова поворачиваюсь в его сторону, чтобы услышать его согласие или его отказ. Он смотрит в потолок, закрыв ладонями уши. Несколько мгновений спустя, когда я уже теряю надежду, он отвечает мне:
— Меня это не интересует.
Лежа в тишине спальни, за несколько минут до общего пробуждения, я пытаюсь составить список своих будущих «сообщников». Первым на очереди — Октавий, которого я не могу надолго оставить в неведении, за ним — Тит, уже давно доказавший свою надежность и преданность моему делу. Я знаю его прямоту, я могу ему доверять. Я хочу, чтобы они согласились, но в то же время опасаюсь за то, что станет с ними в случае провала.
В ванной комнате встречаю Клавдия. Уверен, что ему чужды подобные сомнения:
— Сколько? — спрашивает он.
— Ни одного. Я попытался один раз, и не получилось.
— Кто?
— Марк.
— Это неудивительно. У меня двое, Октавий…
— Октавий? Я был уверен, что он согласится. А второй?
— Мамерк. Он только что перешел из Фиолетовых и отлично их всех знает. Это нам пригодится.
— У него были подозрения насчет Юлия?
— Да, он не удивлен… Как думаешь, Мето, сможем мы поставить сегодня рекорд? — неожиданно спрашивает мой приятель, замечая, что в комнату входит Павел.
— Да. Если поднапрячься, как вчера… О, привет, Павел!
Странно, но он обращается ко мне. По его выражению лица я понимаю, что дело серьезное.
— Я как раз к тебе. Я волнуюсь за Марка, твоего приятеля. Он какой-то странный сегодня.
Пытаясь скрыть свою тревогу, я спрашиваю:
— Он говорил с тобой?
— Да нет… Он все бормочет себе под нос. Что-то типа «Я боюсь! Я боюсь!», словно припев из песни. Я спросил у него: «Чего, Марк?» А он, как будто очнувшись, ответил: «Да так, ничего».
Не раздумывая, я бросаюсь на поиски своего товарища, который в этот момент застилает постель. Я подхожу к нему. Он с виду спокоен.
— Я ни к чему тебя не принуждаю, и я защищу тебя, если понадобится. Ты — мой друг.
— Я знаю, Мето…
— Послушай моего совета. Никогда не доверяйся Павлу, он — предатель. Ну все, мне пора, а то опоздаю.
Пробежка проходит гладко. Во время бега я стараюсь выпустить накопившиеся эмоции. Мои товарищи спокойны и безмятежны.
Я решаю поговорить с Титом на занятиях по борьбе. Мне нравится его прямолинейность и открытый взгляд. Этот парень всегда держит данное им слово. Едва я завожу разговор, как он сразу же соглашается. Но он хочет знать все. Мы договариваемся периодически встречаться в течение дня с тем, чтобы он мог задавать мне по одному вопросу за раз. Это не сложно, ведь мы давно понимаем друг друга с полуслова. Сколько детей уже знают? Не слишком ли мы торопимся? Что сделают малыши и самые слабые, когда обо всем узнают? Вдруг они донесут тем, кто их кормит и обеспечивает им покой и безопасность на протяжении многих месяцев и даже лет? Может, они захотят предупредить Цезарей, для нашего же блага?
За обедом Тит спрашивает:
— Нам придется убивать?
Вопрос застает меня врасплох. Я отвечаю после паузы:
— Думаю, да.
— Я смогу, ты знаешь. Мне кажется, раньше я часто это делал.
На следующее утро под подушкой я нахожу записку:
Осталось три дня. Узнай, как открыть сейф с ключами. Кабинет Цезаря.
Я передаю это Клавдию. Он озадачен:
— Ты знаешь, о чем идет речь? — спрашивает он.
— Да. Меня столько раз вызывали в кабинет Цезарей, что я успел ознакомиться с обстановкой… Речь идет о металлической коробке на письменном столе. В ней находится, например, ключ от холодильника. Цезари открывают сейф с помощью комбинации из пяти цифр. Но в целях безопасности код часто меняется. Несколько раз я видел, что, прежде чем открыть дверцу, они поворачивались ко мне спиной и разглядывали стену с цветными папками. Должно быть, там есть подсказка.
— Я в этом ничего не смыслю. Займись ключами, а я продолжу вербовку.
— Ладно. Кстати, о новобранцах. Синих брать не надо.
— По-моему, это и так понятно. Мне кажется, я тебе уже говорил.
Клавдий уходит. Я немного успокаиваюсь.
С тех пор как я вычислил предателей, наши ночные союзники стали мне доверять. Смогу ли я оправдать их ожидания и в этот раз?
День пролетает незаметно. Я живу машинально, словно механизм, запрограммированный на выполнение ритуалов, из которых состоит наша повседневная жизнь. Лишь мой мозг занят решением загадки. Марк меня сторонится. Октавий все время молчит, он, должно быть, как и я, пытается оценить серьезность нашей затеи. Я страстно желаю, чтобы все перенеслось на потом. Когда я говорю об этом Клавдию, он отвечает:
— Если бы ты пожил в положении раба, то поторопился бы с освобождением.
Я думаю, он знает об этом больше меня. Но ему все не представляется случай рассказать мне.
Боюсь, что, если мне не удастся попасть в кабинет Цезаря и остаться там на какое-то время, я не смогу решить поставленную передо мной задачу. Клавдий понимает это, но не представляет, как проникнуть в логово врага.
— Они находятся в кабинете весь день. И ты вряд ли сможешь симулировать еще какую-нибудь болезнь.
— Давай отправим Октавия. Я расскажу ему все, что знаю.
— Нет, туда должен пойти ты. Я попрошу помощи у слуг.
— Как ты отправляешь им сообщения?
— Через того, кто занимается моим бельем. Мы разработали систему почтового ящика. Если он видит намотанный на первую пуговицу рубашки волосок, он знает, что есть почта, и заглядывает под мою подушку. Там лежит записка. Отличная система, правда?
— Что за система?
Опять Павел… Должно быть, он что-то подозревает.
— Мы разрабатываем новую тактику для инча.
— Клавдий 2.1 или Мето 2.2?
— Медий 1.1.
— Или Клото 1.1.
И мы начинаем громко хохотать. Павел хмурится. Он чувствует, что мы не пускаем его в нашу компанию. Считает, что я краду у него того, кого он считает своим лучшим другом. Я оставляю их, чтобы не подливать масла в огонь.
Чуть позже вечером один из Фиолетовых по имени Кай чуть задевает меня плечом и незаметно подмигивает. Это, без сомнения, «новый партизан». Сколько нас сейчас? Внезапно я испытываю чувство могущества и счастья, которое несколько минут спустя портит Мамерк:
— Мето, надо поговорить с Клавдием. У меня впечатление, что мы переборщили. Некоторые впадают в эйфорию и совсем забывают об осторожности. Мне уже пришлось припугнуть одного Фиолетового, который слишком громко распространялся о наших секретах. Как бы чего не вышло.
— Понятно, Мамерк. Я с ним поговорю.
— Ты не знаешь, сколько еще ждать?
— Нет. Никто не знает.
— Я смотрю, ты не нервничаешь. Твое спокойствие придает мне уверенности.
Я улыбаюсь в ответ. Он явно мне льстит, но зачем говорить ему об этом?
Он уходит. Я передаю все Клавдию, как и обещал, но, похоже, уже слишком поздно.
Во время учебы, наспех сделав задания, я пытаюсь мысленно представить стену, которую разглядывают Цезари, когда забывают комбинацию цифр на коробке с ключами. Мне надо сделать рисунок. Он бы мне очень помог, но это невозможно. В свободном доступе бумаги нет. В тетрадях все страницы пронумерованы и проверяются в конце каждого занятия. Надо, кстати, узнать, на чем Клавдий пишет свои записки.
Я решаю пойти на хитрость и использовать небольшой участок белого листа для своих изысканий, а потом замаскировать его под рисунок, для одного из конкурсов: котельная Дома, например. Есть две другие темы: пара свиней и два их поросенка или три початка кукурузы, обвязанные бечевкой. Я выбрал котельную, потому что еще полгода назад решил победить в этом конкурсе и изучил строение котельной в мельчайших деталях.
Такие конкурсы устраиваются два раза в год среди детей всех цветов. Цезари оценивают умение и скорость. Потом они применяют коэффициент в зависимости от цвета ученика и объявляют чемпиона. Призы не предусмотрены. Когда я думаю об этом теперь, то понимаю, что эти конкурсы должны быть для чего-то полезны. Здесь ничего не делается просто так. Это явно нужно для процесса отбора в «дальнейшем».
Вдоль стен кабинета на полках расставлены по цветам папки. Каждая серия пронумерована. Полок пять. Папки могут быть разной толщины. Красные занимают первый — верхний — ряд. Я помню это, потому что однажды больше получаса провел в кабинете Цезаря и отметил для себя, что красные досье занимают то же положение, что и мы, самые старшие. Они возвышаются над другими цветами, но находятся на такой высоте, с которой падение оказывается весьма болезненным. Рядом стоят серые и коричневые папки. На второй полке — синие, фиолетовые и розовые, кажется. Марк, который наблюдает за мной, порой даже незаметно для меня самого, шепчет мне на ухо:
