Александр Розов - Одиссея креативной королевы
- Что делать, - сказал Тью, - принстонская наука это психиатрический диагноз. Хотя, в остальном этот профессор был приятным участником вечеринок. Но, об этом я лучше расскажу в другой раз. А сейчас разреши научный вопрос к тебе, как к историку.
Боудис снова кивнула, и тогда он спросил:
- Что это вообще такое: пассионарный анти-системный этнос? Я прочел определения «этнической пассионарности» и «этнической анти-системы», сопоставил, и пришел к противоречию. Анти-системность - это отрицание и разрушение связей в обществе, а пассионарность – это мобилизация общества на некие сверх-усилия. Но, нереально же мобилизовать общество, если разрушить в нем связи. Что я истолковал неправильно?
- Это был вопрос? – уточнила королева.
- Да. Даже два вопроса.
- Хорошо. Я попробую обрисовать главные моменты. Пассионарность это мобилизация общества не на любые сверх-усилия, вроде работы 100 часов в неделю. Нет! Это всегда мобилизация на сверх-усилия по изменению статус-кво, по изменению жизни индивида, социального класса, всего общества, и внешнеполитического положения своей страны. Пассионарность выражается в креативном созидании и креативном разрушении, но не в усилиях ради стабилизации сложившейся старой системы. Пассионарность требует, по крайней мере, на первом этапе своего развития, чтобы старая система с ее иерархиями ценностей, правилами поведения, культурными стереотипами, и политэкономическими формами была разрушена. Анти-системность первого шага - это непременное свойство пассионарности. Так что никакого противоречия тут нет. Хочешь пример?
Доктор Тью улыбнулся и прижал ладонь к груди.
- Да, было бы здорово.
- Вот, - объявила королева, сделав полукруговой жест ладонью, - Вот пример. Кампус, решающий задачи реабилитации после специфического насилия. Здесь удивительная эффективность. Американки, австралийки, новозеландки после тяжелых случаев, при которых специалисты на родине опускали руки, здесь быстро восстанавливаются. Что происходит? А просто пассионарность и анти-системность здешней среды. Там, дома, изнасилованная женщина, негласно считается жертвой не криминала, а эксцесса.
- Что-что? – удивился Тью.
- Мужчине, - ответила она, - это несколько сложнее понять. Дело в том, что общества, развившиеся в русле иудео-христианской культуры, не могут обойтись без некоторого насилия над женщиной. Можно принять тысячу законов против домогательства, но не получится отменить контроль государства над семьей. Государство поощряет мужчин, чтобы они брали себе жен, которые бы рожали новых налогоплательщиков и солдат. И эксцесс такого поощрения - взятие женщин силой. С точки зрения, назовем это так: «массового цивилизованного мужчины» изнасилование женщины выглядит, как нечто целесообразное, но неправильно оформленное. А «массовая цивилизованная женщина», попавшая в такую ситуацию, чувствует себя оскверненной, ведь ее взяли не по правилам. Цивилизованное общественное мнение из-за этого ставит на ней штамп «шлюха».
- Боудис, я попробую угадать. Ты считаешь, что ликвидация института семьи и брака в Меганезии приводит к снижению сексуального насилия?
- Да. Я освежила в памяти оксфордские лекции по истории семейных обычаев и сделала выводы. Меганезийская анти-системность в сфере секса называется профанацией.
- Профанация? – переспросил Тью, - Звучит как-то не очень хорошо.
- Профанация, - пояснила Боудис, - это просто перевод некоторого явления из области социально-мистического, религиозного, в область социально-бытового, прагматичного.
Доктор Тью слегка поднял брови в знак удивления, и поинтересовался:
- А что означает термин «профанация» для случая изнасилования?
- Это, - пояснила Боудис, - значит, что секс - не сакральное действие, а эмоционально-биофизический контакт, обусловленный зоопсихологией. Изнасилование теряет свою многозначность, интерпретируется как пытки, и карается расстрелом. Анти-системное общественное мнение не ставит штамп на женщину, подвергшуюся изнасилованию, и воспринимает ее, как человека, получившего психофизическую травму - ни больше, ни меньше. Милейшая мисс Шелтон, австралийка, офицер СКомПол, вчера сказала мне за чашкой кофе, что вначале ее выбивало из колеи это отношение. Ее-то учили, что таких бедняжек надо оберегать от всего, что может напомнить об унизительном пятне на их биографии. А тут, на моту Утуа, такие эротически-раскованные нравы, ты заметил?
Трудно было не заметить это обстоятельство, и доктор Тью снова улыбнулся.
- Любимая, правильно ли я понимаю, что в обстановке… Э-э… Профанации секса, эти девушки-бедняжки оказались изолированы от некого негативного отношения?
- Абсолютно правильно, - подтвердила Боудис, - здешняя обстановка, эмоционально и эстетически способствующая легкому флирту, естественно, увлекла этих девушек. Их негативный опыт оказался довольно быстро затерт новыми впечатлениями, и они, без каких-либо специальных методов реабилитации, начали жить полноценной жизнью.
Боудис сделала короткую паузу, и продолжила:
- Конечно, это бы не работало без другого анти-системного акта нези: рационализации правосудия. Я освежила в памяти еще и оксфордские лекции по криминологии, и там обнаружила такой факт: 95 процентов преднамеренных насильственных преступлений совершают субъекты, легко распознаваемые другими людьми, как преступники.
- Пожалуй, так, - согласился Тью, - когда я гостил у коллег в Майами, то наблюдал там характерных представителей уличного криминала. Они весьма доходчиво выглядели в смысле внешности, одежды, мимики, стиля речи, и вообще манер поведения.
- О том и речь, - сказала королева, - и в цивилизованном мире такие субъекты находят выгодную экономическую нишу, а эпизодические отсидки в тюрьме их мало волнуют. Посмотрим, что происходит с этими субъектами в Меганезии. Ты знаешь, Лйалл?
- Знаю. Я не застал на Соломоновых островах саму зачистку бандитского элемента, но слышал рассказы. Впечатляет. И я наблюдал поведение азиатских мафиози в Хониаре. Потрясающая тактичность и доброжелательность ко всем окружающим. Не дай им бог всерьез напугать кого-то из приличных граждан. Фастфуд всегда готов.
- Фастфуд? - переспросила Боудис.
- Это сленг, - пояснил он, - ускоренная судебно-полицейская процедура ликвидации.
- Понятно, - она кивнула, - об этом я и говорю. При рационализованном правосудии потенциальные преступники боятся повести себя агрессивно, а нормальные граждане обоснованно чувствуют себя защищенными. Тут общество постоянно демонстрирует готовность мгновенно растерзать любого открыто-криминального субъекта. Вот анти-системная пассионарность применительно к повседневной уличной безопасности.
Доктор Тью вытащил из стаканчика свою трубку и спросил:
- Ты не против, если я еще покурю для ясности формулировок?
- Закуривай, - согласилась Боудис, - а что ты намерен сформулировать?
- Неожиданный вопрос… – он сделала паузу и прикурил, - …Вопрос такой: как же эти девушки, после психической реабилитации, вернутся обратно в цивилизованный мир?
- А тут нет вопроса, - ответила она, - абсолютно ясно, что девушки останутся здесь. Не конкретно на Атафу, а в этом регионе. Красивых островов вокруг предостаточно. Есть интересная работа, практически, на любой вкус, контактные люди, недорогое жилье.
- Итак, - заключил Тью, - еще одна группа мигрантов из «Первого мира» в море Нези.
- Да, - немного грустно сказала королева, - как мы с тобой. Обычный шаг истории. Это типичный эффект пассионарного анти-системного этноса: он втягивает перспективных людей, как водоворот. Попав в такой водоворот, можно утешать себя тем, что оказался перспективным с точки зрения будущего.
- Кажется, моя любимая, тебя немного расстраивает такое состояние дел.
- Наверное, - отозвалась она, - скорее беспокоит, чем расстраивает. Таковы уж минусы специальности историка: слишком хорошо знаешь правила развития событий.
- Большая война? – спросил он.
- Нет, - королева качнула головой, - более вероятна большая военно-прикладная игра.
- Гм… Приблизительно я понимаю, о чем ты. Хотя, я впервые слышу этот термин.
- Я тоже, - ответила королева, - видишь ли, я только что придумала этот термин.
- Замечательно! – он улыбнулся.
- Я рада, что тебе понравилось, - сказала она,- но, я устала. Поехали в отель, ладно?
…
31 мая, утро. Токелау-Атафу, северо-запад барьера.
Мини-отель в городке Фалеатафу.
Если вы замечательно-хорошо спите по утрам, но вас вдруг будят дикими криками:
«Viva Boudic queen of New Zealand! Ia ora arikihine te Aotearoa!»
Это слегка беспокоит – даже если вы и есть та самая королева.
Боудис открыла глаза, моргнула пару раз, и осознала себя не в сумбурном сне, а в этой реальной вселенной, внутренняя логика которой выглядела все более запутанной. Если определять диспозицию точнее, то Боудис сейчас уютно лежала на избыточно-широкой кровати, прижавшись к доктору Тью, между его левой рукой и торсом, и положив свою голову на упомянутый торс.
