Татьяна Вильданова - Парадокс параллельных прямых. Книга первая
Услышав голос, она поспешно встала, на ощупь добралась до кухни, открыла кран и плеснула в лицо водой.
– Вы меня слышите?
– Да, – она до боли сжала пальцами край раковины, сосредоточилась и медленно, тщательно следя за своим голосом, произнесла, – вы здесь три недели.
– Ничего себе!
После первого сделанного над собой усилия ей стало легче. Зная, что истерика больше не повторится, Этьена тщательно умылась, вытерлась полотенцем и почти машинально прошлась расческой по волосам, после чего вернулась к плите и зажгла под кастрюлькой газ.
Через несколько минут она уже вносила в комнату бульон.
– И я всё это время был здесь?
– Да. Конечно. Здесь спокойно и безопасно.
Поставив чашку на маленький столик, Этьена наклонилась над кроватью.
– Держитесь за меня.
Здоровой рукой Доре обхватил её за шею и приподнялся, позволяя девушке взбить подушку и подсунуть под неё твердый валик, откинувшись на который, он поспешно опустил руку.
Девушка села рядом и взяла чашку.
– Не надо! – разозленный её заботливостью, Доре недовольно сжал губы, – я сам.
– Сами вы сегодня не сможете, – спокойно, как капризному ребенку, объяснила Этьена, – разве только разольёте. Попробуйте. Я посолила бульон по своему вкусу. Если вы любите более соленый, то скажите.
– Хорошо, – уже начиная уставать, Жан присмирел и стал мелкими глотками пить оказавшийся невероятно вкусным бульон.
Чашка быстро опустела.
– Спасибо. Было невероятно вкусно.
– Ещё бы, – девушка тихо засмеялась, – после такой длительной голодовки вкусным покажется что угодно.
– Голодовки?… – удивленно поднял брови мужчина.
– Ну… – замялась Этьена, – пока вы были без сознания, вы почти ничего не ели…
– Меня сильно зацепило? – Жан покосился на бинты, туго охватывающие его грудь.
– Нет, не очень. Но у вас началась лихорадка…
– В общем, хлопот со мной было достаточно, – утомленно прикрывая глаза, подвел итог разговора Доре.
– Отдыхайте, – девушка осторожно вытянула валик, поправила подушку и со всех сторон подоткнула одеяло.
– А вы? – сквозь сон пробормотал Жан.
– И я.
«Странное у неё лицо, – уже засыпая, подумал Доре, – нежное и сильное… не люблю командирш… а глазищи-то…»
– Вы актриса?
– Нет.
– Странно, я был уверен, что уже где-то вас уже видел, – проваливаясь в пустоту, сонно пробормотал Доре.
2Следующее пробуждение оказалось более приятным. Тем более, что рядом, свернувшись калачиком в кресле, опять спала всё та же женщина.
«Похоже, с таким пациентом она совсем переселится в это кресло, – с любопытством изучая свою сиделку, невесело усмехнулся Доре, – интересно, кроме неё здесь кто-нибудь есть?»
В доме было тихо. Только где-то еле слышно тикали часы, да шелестели по подоконнику струйки дождя. Через приоткрытую дверь просматривалась часть пустого коридора. Если он правильно помнил, то где-то там должна была быть кухня.
«Возможно, и нет, – закончив осмотр, предположил Доре, – возможно, кто-то приходит… или она сама врач?… нет, едва ли».
Почему-то с этим лицом никак не вязалось серьезное и немного суровое слово «врач». Не то, чтобы лицо у неё было пустым или глупым.
Нет…
Наоборот.
Жан повернул голову и придирчиво изучил высокий излом бровей, пушистые строчки плотно сомкнутых темных, очень густых ресниц, нос (не классический, но и не курносый, а так – посередке), высокий, совсем не женский лоб, припухлые губы и маленький изящный подбородок.
«Странное лицо… и не разберешь, красивое оно или нет. Но что нестандартное, это точно, – он попытался восстановить в памяти крыши, но вспомнил только глаза, – ну, глаза! Какие там глаза – глазища! Никогда таких не видел».
Он перевел взгляд на её ладонь, совсем по-детски подложенную под щеку.
«Лет двадцать пять, не больше… с характером девчонка, – совсем некстати вспомнив полученную пощечину, придушенно фыркнул Доре, – на совесть отвесила. Кажется, дурак я был, когда про любовника-банкира думал. Здесь им, по крайней мере, и не пахнет».
Девушка спала.
За окном барабанил дождь.
«Н-да… влепила, так влепила… – переводя взгляд на стену, философски подумал Доре, – ещё понятно, когда бьют за невнимание, но когда за… нет, здесь банкиром не пахнет».
Стена, на которую он смотрел, была кремовая. Точнее, три стены, так как две трети четвертой занимало огромное окно, большую часть которого закрывала тяжелая светонепроницаемая штора. За окном, на фоне дымно-синего, перемешанного с низкими облаками, неба четко выделялась верхушка сиреневого куста с редкими, обтерханными дождем, листьями.
«Интересно,» – Жан попытался приподняться, на что кровать под ним неожиданно громко охнула.
Девушка завозилась, сладко по-кошачьи потянулась, уперлась спиной в кресло и открыла глаза.
– Доброе утро, – чувствуя себя не совсем уютно, преувеличенно вежливо поздоровался Доре.
Девушка сонно улыбнулась и зевнула, застенчиво прикрыв ладонью рот.
– Или, может быть, день?
Девушка села ровно, спустила ноги с кресла и поднесла к глазам руку с надетым на неё браслетом.
– Пожалуй, вечер. Скоро пять.
Она машинально откинула назад упавшие на глаза волосы, потом пошарила рукой по креслу, нашла заколку и на ощупь заколола мешающую прядь.
– Неужели вы всё время были здесь?
– Нет, конечно. Я зашла совсем недавно.
– И вы всё время одна? – не удержался Доре.
– Конечно же, нет. Нас тут целая бригада, – девушка села поудобнее и оттянула один палец, – во-первых, Мадлена. Она – медсестра. Во-вторых, Гаспар. Он – врач и её муж. Учтите, что он жутко ревнив. Как утверждает Симон, собака мимо пройдет, Гаспар уже приревнует.
– Обязательно учту. А кто такой Симон?
– Симон – тот, который в третьих, – оттягивая третий палец, оживленно болтала Этьена, – он – санитар и брат Гаспара. И, только, в-четвертых, я.
– И кто же вы?
– Я? – девушка невольно покраснела и на долю секунды застенчиво опустила глаза.
«Хороша,» – невольно залюбовался Доре.
– Антуанетта.
– И всё?
– Да.
– Туанон… – словно пробуя имя на язык, Жан медленно повторил и поморщился.
«Только не Туанон! Имя для деревни… или для девочки из борделя…»
– Мне больше нравится Этьена.
Доре удивленно поднял брови:
– Странное имя… но вам подходит. Я – Жан, – он хотел ещё что-то сказать, но, придавленный неожиданно навалившейся усталостью, только откинулся на подушку и совсем другим, словно увядшим голосом, стеснительно пробормотал, – пить очень хочется.
– Сейчас.
Этьена налила воду в стакан, села рядом и, приподняв его голову, помогла напиться.
– Отдыхайте.
3– Привет, феномен, – заглянув в комнату, с жизнерадостной наглостью поприветствовал больного Симон.
– Почему, феномен? – удивился Доре.
– Так ты же медицинское чудо, – Симон зацепил ботинком ножку кресла, подтащил его ближе к кровати, плюхнулся и бесцеремонно уставился Жану в лицо, – тебя Гаспар хоронить собрался, а ты – пожалуйста!
– Спасибо, – оскорбленный таким отношением, резко отпарировал Доре.
– Не за что, – Симон подался вперед и протянул руку, – Симон.
– А-а… – с точно отмерянной дозой ледяного пренебрежения, медленно процедил Доре, – это тот, который, в-третьих?
– Почему, в-третьих? – сбитый с толку, парень разом утратил часть своей нагловатой самоуверенности.
– Потому, – всё ещё злясь, но уже с изрядной долей издевки, объяснил Доре, – что, во-первых – это Мадлена, а во-вторых – Гаспар, который ревнует Мадлену к каждой проходящей мимо собаке. И что, он, действительно, её так ревнует?
Вместо ответа Симон с достоинством надул губы и отвернулся.
– Занятно… очень занятно. И как, он, начинает ревновать сразу, или ждет, пока прецедент станет очевидным?
– Слушай, ты!
– Что? – Доре насмешливо вздернул бровь, – ты считаешь, что лучше не злить Гаспара и поухаживать за Этьеной?
– Не советую, – жутко покраснев, зло пробормотал Симон.
– Почему? – почувствовав себя хозяином положения, Доре вальяжно оперся локтем на подушку, – или Гаспар ревнует их обеих?
– Нет, – краснея ещё больше, после долгого молчания выдавил из себя Симон.
В комнате повисла долгая, напряженная тишина. Всё ещё пламенея, Симон растерянно опустил глаза и теперь сидел, нервно теребя манжет рубашки.
«И чего я к нему привязался? – успокоившись, одернул себя Доре, – пацан же ещё…. И наехал на меня по-пацаньи, со страху. Считает меня героем, вот и хорохорится. Хорош, герой, нечего сказать!»
– Этьена говорила, что ты мне здорово помог, – резко меняя тему, серьезно произнес Доре, – спасибо.
