Эльвира Вашкевич - Метро
- Так ведь не положено добавки! - ужасался Леха, понимая, что не только сам влип в историю нехорошую, да еще и человека за собой тащит. - Как же вы, Сергей Александрович?
- Почти что молча, - отмахивался архивариус. - Они мне снисхождение оказывают. Я ведь тут - самый старый. Еще первого Сталина помню. Вот и уважают. Морщатся, конечно, но старческие причуды не осуждают особенно. Правда, поговаривают иногда, что неплохо бы меня реактору скормить. Он же у нас, Алексей, на чем хочешь работает. И на неорганике, и на органике. На покойниках, к примеру, вполне благополучно работает.
Леха кривился сердито. Не нравились ему такие разговоры, а делать все равно было нечего. Когда не было архивариуса, он бродил по комнате, дотрагивался до холодных каменных стен, рассматривал свои ладони, будто в линиях, прочерченных в коже, таился ответ на все его вопросы, перебирал в который раз уже планы Сталинграда, оставленные ему Сергеем Александровичем, но по-прежнему не находил в них ничего утешительного. Устав от бесконечного кружения меж каменных стен, засыпал, свернувшись в углу, подложив под голову скрученную комом гимнастерку.
- В подвале на ватнике уютнее было, - ворчал. - И Маруська, опять же...
Все чаще и чаще снилась Лехе прошлая его жизнь, раскручивающаяся во сне наново, будто пустили сначала фильм. Видел он свои ошибки, сожалел о пустых словах, сказанных невзначай. Теперь-то он понимал, что многие такие слова разрушили его мир, подтачивая постепенно, как падающие в камень капли. Вспоминал, как ругался с тещей, кричал на сына, просил прощения у жены, захлебываясь слезами. Просыпался от собственного крика, зажимая рот гимнастеркой: не приведи, Господи, услышит кто. Зайдут, проверят, возьмут тепленького. А там и до колпака с вынутыми мозгами недалеко.
Однажды Сергей Александрович не пришел. Леха ждал, в желудке уже урчало голодно, и он даже начал грызть рафинадный кристаллик, оставленный как-то архивариусом.
- Ежели вдруг что, Алексей, ты вот это поешь, - сказал тогда старик. - При всей мерзости галлюциногенной, что здесь есть, силы эта штука поддерживает хорошо. А тебе мало ли, понадобится...
Вот и понадобилось.
Сначала-то Леха думал, что просто ошибся со временем. Спал мало совсем, а посчитал, что проспал несколько часов. Бывало такое. Но от голода уже сводило скулы, и рафинадный кристаллик разрастался в глазах, просился в рот, а Сергей Александрович все не появлялся.
Леха сгрыз почти что весь рафинадный запас, запивая скудными глотками воды. Он чувствовал взлетающую эйфорию, от которой весь мир казался сплошным праздником, а тусклые лампы на стене представлялись воздушными шарами, яркими и разноцветными, взлетающими к голубым небесам. Думалось даже, что самое верное - это пойти к Дзержинскому, покаяться в ошибках, просить прощения.
- Феликс Эдмундович простит... - шептал Леха, глядя на дверь расширившимися, блестящими глазами. - Он - мужик понимающий. Интеллигентный. Не то что этот дед трухлявый...
Сергей Александрович представлялся ему уже чуть ли не врагом, который только и мечтает, чтоб сотворить какую пакость.
- Стоп! Что ж это я делаю? - Леха стучал себя кулаком по лбу, ерошил волосы. - Куда собрался? - а и в самом деле, уже почти вышел из комнаты, стремясь быстрее попасть к Дзержинскому. - Жизнь надоела? - но все страшилки, что рассказывал ему архивариус, были уже почти что неважными, несущественными.
Когда рафинадный запас почти что закончился, а воды не осталось совсем, и Леха голодными глазами смотрел на последний прозрачный кристаллик, пришел Сергей Александрович. Пугливо оглядываясь, плеснул он Лехе воды из старой, довоенной еще фляги.
- Попей, Алексей, а то вижу, почти совсем ты уже дошел.
Леха, выпив воды, почувствовал себя легче. В голове прояснилось, и он с ужасом думал, что действительно мог помчаться к Дзержинскому, да и вовсе наломать невесть каких дров, под действием рафинада.
- Где ж вы были, Сергей Александрович? - только и спросил, наливая себе еще один стакан.
- Да безобразие сплошное приключилось, - поморщился старик. - Как ты исчез, охранники словно озверели. Заглядывают за каждый угол, чуть не за пазухой у всякого тебя разыскивают. Дзержинский по дальновидению объявил, что ты - немецкий шпион, мерзостно втершийся в доверие и предавший свою страну и коммунистические идеалы, - Леха только усмехнулся, выслушав эту фразу. Шпионом он себя не чувствовал нисколько, а уж предателем страны и идеалов - тем более.
- И что?
- Ну как что? - пожал плечами архивариус. - Режим ужесточили, а за мной так и вовсе следить начали. Ты ж у меня большую часть свободного времени проводил. Вот и приставили двух мордоворотов, чтоб глаз с меня не спускали. Только я их обманул! - старик гордо заусмехался. - Поставил, понимаешь, "Рио-Риту", а пока они незнакомую музыку слушали, сбежал потихоньку. Они и не расчухались даже.
- Искусство - великая сила! - расхохотался Леха. - Надо же, оказывается и эти муравьи хотят слушать что-то, кроме "Интернационала".
Архивариус достал узелок с вязкой, загустелой уже массой, протянул Лехе.
- Вот, еды чуть больше взял, но все равно не вышло, сколько хотел. Следят. Так что ты, Алексей, поэкономнее.
- Ну, похудею малость, мне не повредит. Когда бомжевал, и не такое случалось. Вовсе тощал до того, что можно было использовать как рекламу отдыха в Дахау.
Старик не очень-то Леху понял, но смолчал. Покрутил головой только.
- Слушай, Алексей, я тут штучку нашел одну в архиве, - он достал из кармана гимнастерки что-то, напоминающее милицейский свисток. - Похоже, может пригодиться.
- А что за штучка? - Леха недоуменно посмотрел на свисток, и на всякий случай отодвинулся в сторону. Кто его знает, может, оружие какое новомодное. Здесь, под землей, всякое видеть уже приходилось.
- Я думаю, она вон ту стенку открывает, - кивнул архивариус. - Там проход должен быть к шахтам. Может, оттуда как-то можно выбраться?
Леха потянулся было к свистку - испытать, да за дверью зашумели, завозились. Он огляделся панически. Спрятаться было решительно негде, голые стены равнодушно источали холод. Сергей Александрович поднес свисток к губам, но выронил из задрожавших рук. Дверь треснула протестующе, и в комнату ввалилось несколько мордоворотов с синими петлицами, а за ними - сам товарищ Дзержинский, поправляющий изящным, интеллигентным жестом очки на заострившемся носу.
- М-мать... - только и сказал Леха, закрывая глаза. - Чтоб их... Все же был хвост, Сергей Александрович.
- Прости, Алексей, не досмотрел я... - понурился архивариус.
Дзержинский, улыбаясь тонко и вежливо, будто на приеме великосветском, вальяжно приблизился к старику, посмотрел на него сверху вниз. Тот даже сжался как-то, стал ростом меньше, суше, будто всю плоть этот взгляд с него соскребал.
- Ну вот, Сергей Александрович, и свиделись мы с вами, - заявил Дзержинский, вновь поправляя сползающие на кончик носа очки. - А я ведь помню, вы говорили когда-то, что в верхнем мире по мне тюрьма плачет. Еще тогда, когда у нас в классе преподавали. Я потом в архивах партийных порылся. Узнал, что такое тюрьма. Да...
Архивариус сжался еще больше, желтоватые брови его нависли уныло, почти что закрывая поблекшие, ставшие бесцветными глаза.
- Ну а вы, Алексей Валерьевич? - Дзержинский повернулся к Лехе, покачал головою укоризненно. - Мы ж вас, бездомного, приютили. Скажите, чем вам наверху лучше было? Захотели бы, завели бы здесь жену, детей. И - заметьте! - никакой тещи. Отдельная квартира, все удобства. Работа почетная. Что ж вы так-то с нами?
- Знаю я ваши квартиры! - огрызнулся Леха, сердито скалясь. Двое мордоворотов, переглянувшись с нервностью, подошли к нему поближе. Вот-вот руки ломать начнут. - Думаете, не знаю я, что за судьбу вы мне наметили?! - продолжал брызгать слюною Леха, бледнея от бешенства. - Знаю! Все давно понял! А наркотики ваши? Это ж вообще... ни в Красную Армию!
Дзержинский, услыхав о наркотиках, нахмурился, лицо его перекосилось. Он почти неприметно щелкнул пальцами, и мордовороты с синими петлицами подхватили Леху под руки. Один закрыл ему рот ладонью, воняющей отчего-то чесноком. "И откуда чеснок они здесь берут?" - успел удивиться Леха и, сам не соображая как и зачем, укусил прочесноченную ладонь. Здоровяк взвизгнул тонко, противно, словно по стеклу гвоздем скребанули, выпустил Леху. Тот сразу повернулся, действуя удивительным наитием, пнул коленом меж ног второго и, когда тот согнулся, постанывая от невыносимой боли, метнулся к стене.
- Сергей Александрович! Давайте за мной! - закричал Леха, напрыгивая на серый, пористый камень. - Давайте, ну же!
Старик, воспользовавшись растерянностью общей, наклонился быстро, поднял свисток, дунул в него. Стена перед Лехой разломилась надвое, разъехалась, открывая проход.
