Юрий Козлов - Ночная охота
Огород перед домом был обнесен плетеной изгородью. Возле крыльца на шестки были надеты глиняные горшки, напоминающие вытянутые негритянские головы. Антон поднялся на цыпочки, снял один. Ему давно хотелось иметь собственную емкость под воду, надоело хлебать из горсти.
Вдруг он услышал смех за спиной. Первым порывом было бежать. За кражу могли убить. Но смех был добродушный. Антон осторожно вернул кувшин в исходное положение, протяжно загнусил: «Тетенька, не бей, я только посмотреть хотел…» Обернувшись, увидел не изготовившуюся бить тетеньку, а девчонку ненамного старше себя. На ней было серенькое тканое платьице. Светлые пушистые волосы перевязаны вокруг головы ленточкой.
«Ты чья?» — спросил Антон. Девчонка явно была не школьная. Школьные носили штаны, до третьего класса их, как и мальчишек, стригли наголо. Отличить девчонок можно было только по серьгам в ушах. Они прокалывали уши и вдевали в каждое по три-четыре серьги.
«Как это чья? — не поняла девчонка. — Мамина, папина, своя…» — «Где они?» — поинтересовался Антон. «В городе, вернутся вечером. Они поехали за мотоблоком». — «Ты одна дома?» — удивился Антон. Девчонка проворно скакнула за дверь, высунула из-за двери длинное черное дуло. «Видел? Я знаю, как защитить дом!» Антон чуть не рассмеялся. Да позови он пару друзей, от дома останутся рожки да ножки.
Антон знал, что не все дети живут в школах. Мама-папа — это все равно что два учителя на одного. Два учителя, странным образом сохранившие привязанность к зачатому существу на годы спустя момент зачатия. Антон никогда не думал о своих родителях. Единственное, в чем был уверен — в том, что они принадлежали к белой расе и были, по всей видимости, молодыми людьми. У Антона не было наследственных заболеваний. «Наверное, меня родила старшеклассница», — решил Антон.
Дети, которые жили с родителями, смотрели на школьных с презрением, были лучше одеты и, как правило, упитаннее. Особенно много встречалось их в охраняемом центре города, где жили бизнесмены, администраторы, самые важные бандиты.
«Где здесь вода?» — спросил Антон. «Хочешь, дам молока?» — с грохотом отставив ружье, радостно сбежала с крыльца девчонка. «Что это?» — удивился Антон. «Не знаешь, что такое молоко? Ты никогда не видел корову?» Она потащила Антона в пристроенный к дому сарай. Там чавкал, о чем-то горестно вздыхал огромный, неизвестный Антону зверь. Он был беззащитен и неповоротлив. Антон подумал, что его легко убить. «Это корова, — объяснила девчонка, — она дает молоко».
В доме было очень чисто. Антон знал чистоту, но другую. Накануне инспекций их заставляли скоблить полы и стены, ровнять кровати по натянутому шнурку. Но на следующий день — и до очередной инспекции — бардак, как правило, восстанавливался. В комнатах на стенах висели цветные картинки, на полу лежали коврики. В школе — в классах, в жилых помещениях — полы и стены были голыми. На стенах писали ругательства, рисовали мужские и женские половые органы.
«Это не фотографии», — констатировал Антон. «Мама сама рисовала», — сказала девчонка. Она поставила на стол кружку, принесла кувшин. Достала хлеб. «У нас вкусный, мы сами печем».
Молоко оказалось густой жирной белой водой, почему-то с запахом травы и мяса. Антон заел его превосходным хлебом, почувствовал себя сытым.
Было очень тихо. Антон наслаждался тишиной. В школе, на поле стоял сплошной ор. У Антона звенело в ушах. «Мне пора», — ему не хотелось уходить из опрятной сытной тишины в голодный ор, но перед сном проверка, если он опоздает, отправят чистить уборную или копать яму. «Не уходи, — попросила девчонка, — я покажу тебе книги». — «В другой раз, — пообещал Антон. — Когда не будет дома твоих уч… родителей?» — «Послезавтра. А у тебя нет родителей?» — «Конечно, нет, — ответил Антон. — Их ни у кого нет. Ты первая, кого я знаю».
Через день он пришел опять. Принес в подарок собственного изготовления полиэтиленовую сумку. Девчонка обрадовалась, как будто он принес, по меньшей мере, золотой браслет. Она показала Антону книги, разноцветный, вертящийся на шарнире старинный мяч с непонятными надписями. «Это глобус, — похвасталась девчонка. — Земной шар. Папа принес из музея. Знаешь, какой он древний? Хочешь, покажу, где мы живем?» Ткнула пальцем. «EUROPE», — Антон хоть и не был силен в диалекте, разобрал, мысленно провел линию до ближайшего океанского берега. Не очень близко. Почему-то ему очень хотелось добраться до берега моря, уплыть и не возвращаться на берег. «Наверное, неведомые родители зачали меня на берегу», — думал он уже потом. Несколько раз в своей жизни Антон приближался к морю, но неведомая сила неизменно отшвыривала его на континент. Вероятно, Бог опасался, что он утонет в волнах, тогда как ему было назначено улечься в землю.
Книги были с картинками. Антон таких еще не видел. Он засиделся у девчонки, опоздал на ужин. Учитель собрался было выпороть его ремнем, но то ли забыл, то ли передумал.
Антон ходил к девчонке все лето. Познакомился с ее родителями. Они встречали его без особой радости, но не прогоняли и не возражали, когда он иногда садился с ними за стол. Отец девчонки собирал в мастерской бронетранспортер, несколько раз в неделю ездил в город на толкучку за недостающими узлами. Он планировал завершить сборку к середине осени. А еще планировал заминировать все подходы к усадьбе. «Вот тогда и заживем», — с тоской добавлял он.
Девчонка подговаривала Антона убежать из школы, остаться у них. Антон ничего не говорил, но ему стали сниться сны, как он живет в деревянном доме среди лесов и полей. Возвращаясь, он острее ощущал окружающее несовершенство. Но это была его родная жизнь — он не знал другой. Вернее, уже знал, но ее надо было обносить минным поясом, выезжать и въезжать на бронетранспортере.
Объявили, что через несколько дней уезжают, а Антон не знал на что решиться.
…Еще издали он почуял едкий запах кострища. Он побежал быстрее — вместо дома и сарая увидел обрушившиеся черные прогоревшие бревна. Антону вдруг показалось, что они очень легкие, эти бревна, огонь забрал их тяжесть и тепло, оставил бессмысленную пачкающую оболочку. Антону было немного лет, он был груб душой, но почувствовал, как огненное исчезновение тяжести, тепла и жизни коснулось и его. И в нем вместо живого чистого дома — черная дымящаяся мерзость. Пол сарая, где стояла, тяжело вздыхая, корова, был залит кровью. Тут же валялся отрубленный коровий хвост.
У Антона закружилась голова, он отбежал в сторону к поваленному плетню. Яма, куда выбрасывали мусор, была прикрыта дерюгой. Антон отдернул край, увидел три трупа — девчонку, мать и отца, не успевшего довести до ума бронетранспортер, установить по периметру владений минные поля. Девчонка и мать были убиты удивительно точными выстрелами в сердце. Антона поразило, сколь аккуратны и малокровны пулевые отверстия. У отца было снесено полчерепа, раздробленные пальцы сжимали сломанный ружейный приклад. Шея, грудь, локти были обуглены. Должно быть, его еще живого бросили в огонь.
Чуть поодаль высился свеженасыпанный холмик. Поверх холмика — драная кожаная перчатка с железными зубьями. Антон доской разгреб мягкую сыпучую землю. В могиле друг на друге лежали четыре парня и девица-индианка с зеленым пятнышком на лбу. Эти были застрелены более прихотливо: один из парней точно в глаз, девица — в нижнюю часть живота. Верхнюю одежду с них стащили, они лежали в грязном, вонючем и окровавленном нижнем белье. Перчатка на разрытой Антоном могиле, татуировки, шрамы, выкрашенные волосы свидетельствовали, что это бандиты. Антон понял происхождение аккуратных и чистых сердечных выстрелов. Отец застрелил жену, дочь и — отбивался сколько мог, вероятно, сожалея о не до конца собранном бронетранспортере. Хорошо отбивался, рассеянно подумал Антон. Он видел этого отца в работе, иногда за обеденным столом или с книгой. Невысокий, молчаливый, он не производил впечатление бойца.
Антон полноценно разрыдался, только когда прибежал в школьный барак. Ему, естественно, не хотелось, чтобы кто-нибудь увидел его плачущим. Сунулся в одну комнату — там больные на сдвинутых кроватях играли в карты. В другую — там храпела пьяная повариха. Антон задерживал дыхание — рыдания становились какими-то булькающими. Если бы не льющиеся из глаз слезы, можно было бы подумать, он икает или его тошнит.
С улицы донеслись орущие голоса. Класс возвращался с послеобеденной работы. Антон метнулся в незапертую дверь комнаты учителя, прислонился лбом к холодной неструганой двери. Плечи тряслись. Какая-то сила оторвала от двери, развернула. Антон оказался лицом к лицу с учителем. Он-то полагал, что его нет, а тот, оказывается, лежал на койке!
Антон подумал, сейчас учитель ударит его, выбросит пинком из комнаты, но учитель дошел до стола, налил в стакан воды, протянул Антону: «В чем дело, Энтони?»
