Виктор Пелевин - Смотритель. Книга 1. Орден желтого флага
- Атмосфера места зависит от того, какие науки и искусства в нем практикуют, — сказал я. — Как понимать «светлую грусть»? О чем грустим-то?
- Да мало ли грустного в жизни молодой девушки, - ответила Юка. - С учебой это действительно не связано. Но у воспитанниц Оленьего Парка есть свои ритуалы. Они нередко печальны. Хотя тебе, скорее всего, показались бы смешными.
- Например?
Юка подумала секунду и улыбнулась.
- Например, «проводы Смотрителя».
- Что это такое?
- У нас учатся девушки разного возраста. Много совсем молодых. Я, например, была бы среди них старухой. Старость в Оленьем Парке - когда тебе исполняется девятнадцать лет.
- Почему именно девятнадцать? - спросил я.
- Потому что после этого ты не можешь попасть в услужение к Смотрителю. Не то чтобы многие надеялись или даже хотели - но как возрастной рубеж это очень заметная дата.
- А, — сказал я, — вот откуда ты знаешь про его вкусы... А почему - проводы Смотрителя? Их устраивают при визитах Его Безличества?
- Нет. Их устраивают неофициально и тайно. Для тех девушек, которым уже исполнилось девятнадцать. Обычно в июне.
- Зачем?
— У нас такое суеверие. Считается, если принять участие в этом ритуале, будешь долго оставаться молодой.
- Ты тоже участвовала? - спросил я.
— Два раза, — засмеялась Юка. — Поэтому я хорошо сохранилась.
— Неплохо, — согласился я. — И что это за ритуал?
- В Оленьем Парке есть роща богини Весты... Да, не смейся, роща Весты. Это вполне уместно, потому что почти все воспитанницы у нас девственницы, и до выпуска их можно считать весталками. Эта роща — такое глухое местечко, куда девушки ходят уединиться. Некоторые курят, хотя у нас запрещено. Через рощу течет речка. Не как здесь, а самая настоящая... Начинается все с того, что кто-то из воспитанниц крадет в кабинете истории треуголку.
- Зачем?
- У Смотрителя есть похожая. Ты видел.
— Она была на монахе, — сказал я.
— Монах нужен просто как подставка. Треуголка по традиции должна находиться на живой голове. Монах разгружает Смотрителя.
- Откуда ты это знаешь? — спросил я с изумлением.
- У нас все девушки знают.
- Откуда? — повторил я.
Юка засмеялась.
- Ну подумай, Алекс, откуда кучер знает, что у лошади под хвостом? Когда Смотритель лечит простатит, он не может носить свою треуголку. Иначе он расцарапает девушке все ноги. С ним приходит монах, на чью голову он ее надевает.
- А почему именно монах?
- Не знаю, - сказала Юка. - Наверно, чтобы чужие волосы не прилипали к шляпе. У монаха голова бритая.
- И что дальше? - спросил я.
- Девочки берут две метлы, связывают их крестом и обматывают тряпками. Получается чучело Смотрителя. А потом они надевают на него банный халат и эту треуголку.
-И?..
Юка закрыла глаза и мечтательно улыбнулась. Похоже, воспоминание было ей приятно.
- Они собираются в полночь, жгут костер, водят хоровод и поют. И каждая девушка три раза бьет чучело туфлей по голове. Прямо под треуголкой, где у человека лоб. Потом чучело кладут в гроб, зажигают его и начинают через него прыгать. А то, что остается, сплавляют вниз по речке.
- А треуголка? - спросил я с интересом.
- Ее возвращают в кабинет истории. Один раз она сильно обгорела, и края у нее теперь обугленные.
- Покажи, как танцуют, - попросил я.
Юка встала, вытянула руки в стороны и,
как бы вступив в хоровод, медленно пошла по кругу, мурлыча простую и приятную мелодию. Через несколько шагов она отпустила ладони невидимых подруг, сняла с ноги туфлю и три раза шлепнула пустоту впереди. Потом сделала вид, будто сталкивает что-то с берега. Видимо, гроб с углями Смотрителя.
- Трогательно, - сказал я. - А что при этом поют?
- Я не решаюсь воспроизвести, - ответила она, возвращаясь за стол. — Это очень неприлично. Переделали из каких-то древних частушек и заклинаний. Еще при Никколо Втором, у которого были близкие наклонности. В общем, нечто обидное и непристойное. Как и любая правда, впрочем.
Тут я заметил еле уловимое движение - и поднял глаза. Неподалеку от места, где Юка остановилась, чтобы отшлепать воздух своей туфлей, произошло нечто странное.
Стена павильона покрылась мелкой рябью — и вдруг разъехалась в стороны, словно дубовая панель и висящая на ней гравюра с морской башней были нарисованы на растянутой ткани и кто-то чиркнул по ней бритвой.
Я увидел Смотрителя в военном халате и черной маске. За его спиной стояли два монаха в оранжевых робах. У одно из них в руках были фасции с торчащими из них топориками. У другого на голове — церемониальная черная треуголка с золотым позументом.
Мы с Юкой вскочили из-за стола и распростерлись на полу в поклоне перед этими священными символами.
Смотритель сделал монахам знак оставаться на месте и шагнул в комнату. Дыра в стене затянулась, скрыв его спутников — на ее месте осталось черное пятно с подрагивающим спиральным узором.
— А я-то думаю, почему у меня во время летнего солнцестояния каждый год болит голова, — сказал Смотритель, глядя на Юку. — И врачи не могут сказать ничего определенного...
— Прошу покарать меня, Ваше Безличество, — прошептала Юка, припадая к полу, — моему поведению нет прощения.
— Не могу, милое дитя, — ответил Смотритель. — Даже не мечтай. Я еще мог бы закрыть глаза на то, что тебе больше двадцати, но увы — ты подруга моего преемника. Однако признаюсь, если бы я встретил тебя пару лет назад, то карал бы, наверно, до сих пор.
Юка покраснела.
- О, ты еще не разучилась краснеть, - засмеялся Смотритель. - Впрочем, скорее, уже научилась? Второй курс, я полагаю?
Юка покраснела еще сильнее. Но промолчала.
- Два — ноль, - сказал Смотритель. - Садитесь, дети мои, вы уже совершили поклон. Довольно.
Мы сели на свои места. Смотритель был в хорошем настроении - и я догадался, что сегодня lese majeste[3], скорее всего, не обрушится на нас всей своей тяжестью.
Наш гость взял третий стул и сел за стол рядом с нами.
- Алекс, — сказал он, - не правда ли, это очень по-женски - ударить три раза в лоб, а потом просить покарать.
- Вы совершенно правы, Ваше Безличество, — ответил я.
- За это мы их и любим, — сказал Смотритель. - Они как бы делают мир добрее своей наивностью. Мы думаем - если эти трогательно нелепые существа ухитряются выживать рядом с нами, может быть, наш мир совсем не такое жестокое место, как мнится? Только постигнув, насколько хитра эта бесхитростность, понимаешь, до чего безжалостен мир на самом деле.
Он покосился на рамку с синими и красными кубиками.
-Ага, знаю... Я уверен, что ты постоянно проигрываешь ей в эту игру.
- Иногда выигрываю, - ответил я.
- Примерно один раз из четырех? - спросил Смотритель.
- Иногда чаще.
Смотритель засмеялся.
- Они поддаются специально. Чтобы как можно дольше сохранить в нас заинтересованность. Так что не верь, мой мальчик, не верь...
Я кивнул.
- Сегодня у меня есть немного времени, — сказал Смотритель, — и я могу продолжить. На чем мы остановились в прошлый раз?
Я напряг память, вспоминая - но меня опередила Юка.
- На том, что толпу баранов подвели к фальшивым воротам, хотя настоящий вход был совсем рядом.
- Да, - сказал Смотритель, — совершенно верно, моя девочка. Настоящий вход был рядом...
Черное пятно на стене исчезло. На его месте появилась гладко оштукатуренная поверхность, где возникла кляксоподобная фреска вроде той, что я видел в Михайловском замке: кавалеры и дамы, проходящие между золотыми портьерами - и сидящие вокруг baquet медиумы с завязанными глазами.
- Первоначально Идиллиум был невелик, -сказал Смотритель. - Чтобы создать этот островок в требуемых подробностях, хватало одной группы медиумов. Они обычно сидели вокруг своего baquet перед разделяющей миры портьерой - словно маленький оркестр, играющий музыку, которая не слышна, но зато видна. Из-за этого их прозвали «портьерными медиумами». Еще их называли «ливрейными медиумами», потому что Месмер одевал их в расшитые золотом ливреи. Но чем обширнее и сложнее становился мир за портьерой, тем труднее было портьерным медиумам удерживать требуемые подробности в умах - ведь сами они этого мира не видели. И тогда Месмер поставил довольно безобидный на первый взгляд эксперимент...
Смотритель сделал паузу, как бы приглашая нас высказать предположения. Но мы молчали.
— Он набрал вторую группу медиумов и провел их сквозь золотую портьеру. Мало того, вместе с ними он переправил на Идиллиум второй baquet - в точности такой же, как первый.
— А разве можно было проносить туда реальные предметы? - спросил я.
— Конечно... Если гости теряли что-то во время прогулки на очарованный остров, вещи обычно обнаруживались, когда сеанс кончался и видение исчезало. То же происходило и с теми, кто к концу сеанса не успевал вернуться к золотой портьере и оставался в полях Идиллиума. Они просто приходили в себя в темной половине зала, как бы пробудившись ото сна. Потом они выходили вместе со всеми через ту же портьеру, отчего приключение это считалось совершенно безопасным.
