Виктор Пелевин - Смотритель. Книга 1. Орден желтого флага
-Для шарлатанов и имитаторов «месмеризм» стал набором легко воспроизводимых эффектов - смесью примитивного гипноза с тем, что сегодня назвали бы шоковой терапией. Многие врачи и авантюристы пытались самостоятельно лечить магнетизмом больных. И небезуспешно - некоторые действительно исцелялись от неврозов. Что касается безумных галлюцинаций и видений, то в них у месмеристов полусвета, — Смотритель выделил последние слова насмешливой интонацией, - тоже недостатка не было, поэтому слухи о невероятных событиях никого не удивляли. В известном смысле название «животный магнетизм», как окрестили профанную часть месмеризма, очень подходило — толпу, как стадо баранов, подвели к фальшивым воротам, хотя настоящий вход в тайну был совсем рядом...
Я услышал звон колокольчика. Он раздавался где-то близко — но точного места я определить не мог.
Смотритель повернул голову, и я увидел появившийся в стене проход. Мне показалось,
что Никколо Третий открыл его движением головы, зацепив взглядом часть стены и заставив ее отъехать в сторону.
В открывшемся коридоре стояли двое монахов в полевых рясах. У одного на голове была черная треуголка с золотым позументом -парадный атрибут Смотрителя. Бритую голову второго покрывали вытатуированные букли парика, как принято у монахов Желтого Флага. Он держал две связки прутьев с торчащими из них топориками.
Это были знаки достоинства Смотрителя — фасции. Раньше я видел их только на парадных портретах. Они заключали в себе эссенцию власти, и молва приписывала им неизъяснимые мистические силы (в народе верили, что прикосновение к ним лечит экзему). В образованных кругах, понятно, над всем этим смеялись.
-Друзья, - сказал Смотритель, — прошу меня извинить. У меня срочное дело, и я вынужден вас покинуть. Но в самое ближайшее время я закончу свой рассказ.
Его кресло отделилось от моих пальцев, само проехало в проход и развернулось на месте. Смотритель кивнул нам, и я подумал, что стена за ним закроется так же, как открылась. Но произошло совсем другое.
Зал вокруг нас стал стремительно сжиматься — с такой скоростью, что я почувствовал на своей коже движение воздуха. Через несколько секунд мы с Юкой оказались в крохотном круглом помещении, где еле хватало места нам двоим. Фрески съежились в еле заметные узоры на его стенах, а четыре короля в углах зала сделались просто металлическими рейками на стенах.
Мы были в лифте.
Сквозь матовую стеклянную дверь просвечивал контур кресла и два силуэта — один с идеально круглой головой, другой в треуголке... Над креслом взлетела в прощальном взмахе рука Смотрителя, и мы поехали вниз.
Потом лифт остановился, и дверь отошла в сторону.
Я увидел кусты, остриженные шарами и пирамидами. Мягкая сила как бы выдавила нас с Юкой наружу. Сзади дунуло теплым ветром, и, когда я оглянулся, никакого лифта там уже не было.
Мы стояли в саду Красного Дома - на одной из прогулочных дорожек. Садовый голем щелкал большими ножницами недалеко от нас, придавая очередному кусту идеальную геометрическую форму.
— Господь Франц-Антон в помощь, — непроизвольно пробормотал я.
Мне вдруг показалось, что все окружающее может точно так же свернуться и за секунду стать чем угодно — дворцом или клеткой. Я никогда прежде не испытывал такой острой неуверенности в происходящем. Мне стало интересно, что скажет Юка, и я поднял на нее глаза.
- Идем пить чай, - улыбнулась она. -И знаешь что? Сегодня я позволю себе целых три шоколадных конфеты.
По молчаливому уговору мы с Юкой не обсуждали услышанное от Смотрителя — и не строили предположений о том, чем может завершиться его рассказ. Вместо этого мы играли в шашки и карты.
Несколько раз она предлагала прогуляться в лес к башне. Я не соглашался: мне не хотелось, чтобы она снова мозолила глаза Никколо Третьему. Я опасался, что в этот раз Юка точно чем-то его оскорбит.
Через день или два я сходил в лес один -и не обнаружил на поляне никаких следов башни.
- Только трава и кусты, - сказал я Юке за ужином. — Ничего не понимаю. Может быть, башня была иллюзией?
- Может быть, - ответила она. — А может быть, иллюзия - что ее там нет. Откуда нам знать? Давай сходим еще раз вместе. Вдруг она снова появится?
— Тебя тянет к Смотрителю? — спросил я. — Ты хочешь его увидеть? Перебраться в его гарем? Это ведь серьезное повышение по сравнению со мной.
— Не говори глупостей, — наморщилась она. — Я не верю, что ты можешь считать так всерьез.
Она угадала. Я был серьезен только на четверть. И эта моя серьезная четверть продолжила:
— Кстати, хотел тебя спросить. Как ты вообще осмелилась говорить так с Никколо Третьим? Насчет возраста его подруг? Не говоря уже о том, что это просто невежливо, ты совершила немыслимое нарушение этикета.
Я думал, она скажет, что Смотритель заставил ее раздеться и сам вывел ситуацию за рамки этикета. Во всяком случае, так на ее месте ответил бы я. Но она опять меня удивила.
— Ты ничего не понимаешь, - сказала Юка. - Это был придворный комплимент. Его Безличество визжал от счастья как поросенок.
— Что? - изумился я.
— Ничто так не льстит пожилому мужчине, как намек на его половые достоинства. В частности, на его гипотетическую способность управляться с молодыми кобылками.
— Вас этому тоже учили?
— Первый курс, — улыбнулась она. — Азы. И не переживай за Смотрителя, Алекс. У него неплохо подвешен язык. Он вполне может за себя постоять. И полежать, по слухам, тоже.
Я почему-то разозлился.
Это меня удивило, и после ужина я удалился в комнату для медитаций. Там я долго вглядывался в свой ум — и понял, что в моем сознании успел вызреть полноценный любовный треугольник, где за Юку соревновались я и Его Безличество. Мало того, я испытывал ревность. Сильнейшую ревность. И она делала Юку куда красивее и желанней.
У меня забрезжила догадка, что Юка все-таки применила свое искусство обольщения — но я не мог понять, как она это сделала. В лучшем случае она бросила по ветру крохотное семечко, а шипастую ядовитую розу вырастил из него мой собственный ум, причем совершенно для меня незаметно. Я начинал понимать, что в этой области мне не стоит состязаться с Юкой: нападать с веником в руке на гладиатора в полном боевом облачении как минимум неразумно.
Я даже не видел, как она наносила удары. Я мог только угадать по перепаду своих чувств, что ее невидимое и неощутимое лезвие в очередной раз прошлось по моему сердцу. Но я ни в чем не мог ее обвинить — она, если разобраться, не старалась как-то подействовать на мой ум.
Она просто не мешала мне сделать всю требуемую работу самому. В этом, видимо, и заключалось различие между кокеткой, развлекающей мужчину глупыми попытками захватить его в рабство, и соблазнительницей высшего класса, никогда не опускающейся до того, чтобы соблазнять.
Смотритель навестил нас примерно через неделю — без всякого предупреждения. При этом не обошлось без конфуза.
Был вечер. Мы с Юкой сидели в чайном павильоне, пили чай с печеньем и играли в одну из множества известных ей восточных игр. Следовало заполнить цветными кубиками стоящую на столе прямоугольную рамку так, чтобы четыре кубика подряд - вверх, вниз или по диагонали - были одного цвета.
Я играл синими, а она красными - и она почти всегда выигрывала. Меня это бесило, потому что игра была крайне простой, даже примитивной, и наверняка существовали элементарные способы сводить ее если не к выигрышу, то к ничьей. Юка явно их знала — а я никак не мог нащупать.
— Примитивный женский ум, — сказал я после очередного проигрыша, - легко сосредотачивается на простых и глупых задачах.
Она засмеялась — и через минуту выиграла опять. В середине следующей партии я не выдержал.
- Здесь должен быть какой-то секрет.
— Секрет есть во всем, — ответила она.
— Ты его знаешь, а я — нет. Поэтому мне неинтересно. Вас учат не только превращать мужчин в свиней, а еще и лишать этих свиней остатков самоуважения.
- Если ты намекаешь на Олений Парк, -ответила Юка, - то плохо представляешь себе дух заведения. Это не школа по подготовке злодеек, а скорее женский монастырь, пронизанный светлой и чистой грустью.
Меня так развеселили ее слова, что я бросил свой кубик не туда, куда следовало — и она следующим ходом опять закончила игру.
- Чему ты радуешься? Ты проиграл.
- Я давно это понял, моя радость, - сказал я. — Просто смешно, когда ты упоминаешь монастырь. Ты не знаешь, что это такое, а я знаю. Я вырос в монастыре.
— Но ты никогда не жил в Оленьем Парке, — ответила она. - Откуда ты знаешь, права я или нет?
- Атмосфера места зависит от того, какие науки и искусства в нем практикуют, — сказал я. — Как понимать «светлую грусть»? О чем грустим-то?
- Да мало ли грустного в жизни молодой девушки, - ответила Юка. - С учебой это действительно не связано. Но у воспитанниц Оленьего Парка есть свои ритуалы. Они нередко печальны. Хотя тебе, скорее всего, показались бы смешными.
