Ян Гельман - 666, или Невероятная история, не имевшая места случиться, но имевшая место быть
Из дома, ставшего ему за долгие годы прилетов если и не совсем родным, то уж, во всяком случае, достаточно близким, Сергей Степанович улетал уже под утро. Карман старенького пиджака сильно оттопыривал увесистый (более, чем обычно, увесистый) сверток – итог переговоров с прижимистым Шуриком Ивановичем. Ветеран материальной ответственности полностью и убедительно доказал свою непричастность к исчезновению швейного гиганта, объяснив невыгодность такого исчезновения в первую очередь для него самого. Для большей убедительности во временное (как все в нашем мире) пользование расследователя перешла сумма, приведшая позже супругу Шурика Ивановича в состояние, близкое к предпоследнему. Зато всякое подозрение в причастности с гражданина Апельсинченко было снято, а продолжение дружбы – гарантировано.
Дышалось легко. Молочно-белый туман поднимался от мостовых и тротуаров, на некоторые из них выползли коллеги волшебной старушки Власьевой, аэробически взмахивая метлами – скорее всего, произведениями искусствоведа-веничника. Барахлоновые тесемки излучали дивный свет, странным образом отражаясь на тусклых майорских звездочках погон расследователя. Он несся обратно к грешной земле.
Последние предутренние робкие влюбленные говорили про этот свет и эти звезды своим подругам, утомленным продлившейся всю ночь робостью: «Посмотри, дорогая, в небе две звездочки еще не погасли, вот так и наша любовь», а засим переходили к более активным действиям.
Одиноких же поэтов, бессонно гнездившихся под крышами домов, аварийных давно, аварийных уже и аварийных потенциально, свет этих далеких звезд вдохновлял на написание легких и радостных стихов к близящемуся празднику – Дню патологоанатома. Воистину неисповедимы пути Творчества!
Пролетая над городским Парком Культуры без отдыха им. Библиотечного Совета, расследователь по делам неожиданно заметил своих апостолов. Привалившись к чугунной ограде, в позах, поражающих античной естественностью и простотой, практиканты сыска обессиленно передавали друг другу последние листы из служебно-разыскного блокнота с показаниями по делу, терпеливо разминая их в мускулистых пальцах.
Эликсир гражданина Амнюка продолжал свое победное шествие.
* * *
УДРУЧЕННО ВЗДЫХАЯ, Шурик Иванович Апельсинченко затворил окно за полуночным гостем и задернул барахлоновую занавеску. Сумма, унесенная расследователем, была велика, боль от расставания с ней – еще больше. Но не это сейчас занимало ветерана пошивочного промысла.
Еще раз прислушавшись к тому, как гремит посудой в кухне жена и с удивлением узнав названия нескольких, даже ему, в его возрасте, неизвестных болезней, ласково призываемых Фридой Рафаиловной на голову и все остальные члены расследователя по делам, Шурик Иванович начал действовать.
Со стен, прорываясь через частокол похвальных грамот, смотрел на него брат Хаим в надвинутой на оттопыренные уши буденовке и брат Лейб, прятавший укор за стеклами маленьких круглых очков. С маленькой, чтоб поместилась в конверт, но цветной (у них все фото – цветное) фотографии улыбалась дочь Оксанка Шуриковна – ныне Окси Оранжад – в сером, как гайсинский снег, авто. Где-то в глубине за ней маячил – то ли есть, то ли нет – брат, Майкл.Эрон, и тихонько подмигивал: мол, что Шмуль? а я предупреждал!
Шурик Иванович грустно улыбнулся чему-то, а потом, приподняв портрет брата Лейба на мемориальной стене, и из углубления в стене за ним вынул старый потертый телефон. Глубоко вздохнул, еще раз посмотрел на фотографии и, набрав известный номер, сказал в трубку честным, как инфаркт, голосом:
– Товарищи, вы таки знаете все. Но вы таки не все знаете!
ЭПИЛОГ
И снова было утро, и был день, и телефоны звонили в кабинетах непыльных, н многие люди из числа честнотрудящихся и не очень перемещались в пространстве, абсолютно не перемещаясь во времени.
Время замерло, смолкло плотно. И только одна тонюсенькая щелочка в нем образовалась. В нее и ухнула Фабрика Имени Юбилея Славных Событий.
И летит себе швейный гигант барахлонно-пошивочный в неизведанных пространствах времени. Либо назад, либо вперед. Оторванный, разумеется, от прекрасных красот "нашей стремительно неменяющейся жизни.
А как же персонажи нашей же правдивейшей невероятной истории?
А вот они, персонажи. Что с ними сделается? Первое дело – товарищ Обличенных Василий Митрофанович. Ему, конечно, тяжко пришлось. Первые две недели. Случай возмутительного факта в его Масс Штабе – сами понимаете. Но как-то там пронесло. Что плохо – сроки отодвинулись. Так и сказали: «Ну, теперь тебе Главный по Другим Вопросам сидеть и сидеть». На Любые Вопросы, мол, не скоро перейдешь. Ну и сидит.
Да вот еще жена, супруга то есть, Лариса Григорьевна, допекает, что выйти не в чем. Ну, это – поправимо. Швейные гиганты и в других Масс Штабах имеются. А взаимовыручка у Главных по Другим Вопросам еще о-го-го какая! Помогут, выручат!
Святой отец Агасфертий Семигоев с испугу дней шесть книг не читал. Научной фантастики. И потихоньку бытовую радиотехнику да оклад с иконы Иоанна Руконаложившего в надежное место определил. А потом – осмелел. Тихо. Ну, и заработали мацепекарня и куличный цех пуще прежнего. А из которой муки, что и вовсе никуда, – из той чуреки начал печь. Для лиц магометанской веры. Ибо сказано в Писании: «Не возжелай добра ближнего своего», а про то, чтобы упускать, что плохо лежит, в Писании не сказано.
Ну, понятное дело, оклад с иконы Иоанна Руконаложившего в церкву уже не вернулся: в надежном месте – оно надежней! Пусть себе пока хранится.
Народной медицины целитель Амнюк Петр Еремеич по-прежнему хворающих из числа граждан пользует отваром целебным. Но тут загвоздка. Продукт исходный, что собаки да собачки проставляли, вроде как кончается. Говорили, что с Этим у нас хорошо. А теперь – вроде как и с Этим перебои… Но зато и запаху меньше. Нет без добра худа.
По делам расследователь Травоядов Сергей Степанович от дел. удалился. С последнего взноса Шурика Ивановича Апельсинченко дачка в климатической местности полностью обустроилась. А разводит Сергей Степанович в этой самой местности фрукт – клубнику. А как лето, на дворе – он самолично кулек клубники в ближайший детский сад отвозит. В смысле благородного бескорыстия. А остальные 11 тонн – на базар. И правильно! Кому какое до чужой клубники дело? А в заветной сараюшке, что на дачке стоит, у него холодильник «Саратов», зеленым крашеный, до жути на сейф похожий… Вдруг на клубнику неурожай или крышу дачную ремонтировать? Так папочки всегда под рукой.
Аким Петрович Чуможилов – корякского языка обучатель – перетерпел, бедняге, сильно. Не раз объединяемые из числа разъединенных его бивали, письма из Оттуда получив, узнав про то, как родные души Там языком маются. Но не вечно же человеку терпеть! Нашла награда героя. Позвонили на днях в чуможилову неразмененную жилплощадь из Высоких Сфер и вышло ему, Чуможилову Акиму Петровичу, – орден. За распространение корякской культуры по всей территории земного шара, где она еще не распространена. Теперь Аким Петрович – коряк с орденом, и его делегациям показывают. Кто смотреть захочет.
Вот что благодаря знанию языков с человеком произойти может.
Виолетта Зюрина хорошеет. Только она теперь не Зюрина вовсе и не обратно Боршть и даже, как хотелось бы, не Пентюх. Она теперь Бовина. Виолетта Бовина. И как честная боевая подруга ждет своего мужа, молодого расследователя по делам Федю Бовина, пока он со своим соратником, расследователем по делам Вовой Фединым ведут неравный бой.
Иногда, пошатываясь от чувств, врывается к ней в гнездышко бывший искусствовед, бывший веничник, а ныне – деклассированный из интеллигентов Женя, Евгений Зюрин-Мышевецский. Бормочет об игре светотени, об отмщении всем интеллигентам в одном его лице, о том, что еще настанет день… и, получив искомую трешку, удаляется с неинтеллигентным воплем «Веников, не вяжем! Нету!».
Балалаечный солист Вениамин Накойхер жив-здоров и талантлив, как и все его отпрыски Сеня, Женя, Геня и Лжедимитрий. Жива и мать его Рахиль Матвеевна Накойхер – женщина, уже сорок лет стоящая одной ногой в могиле. Здравствует и ее невестка – пианистка Люба Бляглядина, которая при всей доброте душевной охотно перенесла бы по назначению и вторую ногу любимой свекрови. Но сейчас Любе не до этого. Балалаечный солист твердо решился организовать семейный секстет силами жены, себя и четверых одаренных сыновей. С этой целью решено все же воспользоваться спасательной фамилией жены, и мы охотно верим, что в скором времени стены наших домов украсит афиша «6-Бляглядины-6» работы лисапедовского и.о. б'а м. о. п. Копайдыры.
Шурик Иванович Апельсинченко – на заслуженном отдыхе от материальной ответственности. Впрочем, теперь он уже не Апельсинченко, а снова Померанценбойм, Шмуль Аронович. А что? Не те времена!
