Евгений Лотош - Корректор. Книга третья: Равные звездам
– Освоюсь? – тупо повторила Карина, переводя взгляд на Дзинтона. – Папа…
– Джа, – Панариши тоже поднялся на ноги и сладко потянулся. – Я бы на твоем месте действительно начал с самого начала. Если уж я столько времени в себя прийти не мог, то она тем более ничего не понимает. Если сам не можешь и Майе не доверяешь, давай я расскажу.
– Между прочим, Семен, терпеливость и уважение к старшим – весьма похвальные качества любого юноши, – Джао повернулся к нему, назидательно подняв палец. – А я тебя почти на миллион лет старше.
– А я тебя – на полмиллиона. Только что-то не помню, чтобы ты ко мне хоть когда-то хоть сколько-то уважения проявлял, – фыркнула Майя-Эхира. – Так его, Семка! Наконец-то у меня союзник появился. Станем его вдвоем воспитывать. Я с позиции жизненного опыта, а ты – искренней благородной юности.
– Ша, девочки и мальчики! – решительно сказал Дзинтон, отстраняя Карину и садясь в сгустившееся прямо под ним кресло. – Я говорю! Присаживайтесь. Только сразу всех прошу – когда вам меня убить захочется, сдержите порыв. Дайте договорить сначала, а потом хоть в терновый куст бросайте.
– Джа! – прищуренного глянула на него Майя. – Когда ты так говоришь, у меня всегда появляется предчувствие, что торопиться действительно не следует. Потому что ты заслуживаешь не быстрой и легкой смерти, а долгой и мучительной. Признавайся, какую пакость ты опять устроил?
– Сначала сядь, – фыркнул Демиург. – Потом все услышишь. Кара, просто представь, что ты садишься на что-нибудь, и все.
Не отводя от него прищуренного взгляда, Майя плюхнулась на возникший под ней высокий, словно в баре, табурет. Панариши просто откинулся назад и расслабленно повис в воздухе, словно устроившись в невидимой наклонной лежанке. Карина нерешительно посмотрела на них и осторожно присела, пытаясь ощутить ягодицами что-то, на что можно сесть. Тут ее словно толкнули, и она опрокинулась назад, нелепо взмахнув руками – и ощутила, что ее со всех сторон охватывает мягкое уютное кресло.
– Потом с виртуальной мебелью освоишься, – нетерпеливо сказал Дзинтон. – Итак, начинаем сеанс разоблачений. Начнем с Эхиры. Майя, может, сама пояснишь?
– Поясню, – согласилась та. – Кара, ты знаешь, что такое проекция. Демиурги часто создают таких кукол для общения с биоформами. Обычно проекция находится в прямом подчинении Демиурга и управляется одной из его точек концентрации сознания. Грубо говоря, марионетка на ниточках и с обратной связью. Но можно сделать так, что кукла окажется самостоятельно думающей, чтобы снять с точки концентрации нагрузку по выполнению рутинных операций. Например, для поездки в автобусе или ожидания в приемной много ума не надо, но какие-то разумные действия предпринимать проекция должна. Причем не простые действия, а такие, какие выполнил бы сам Демиург в данной ситуации. Пихнули тебя в бок – надо как-то отреагировать в зависимости от играемой роли: извиниться или, скажем, в физиономию плюнуть. Поэтому даже самая тупая проекция обычно оснащена определенным интеллектом, более высоким, чем, – она фыркнула, – у некоторых якобы разумных биоформ. Пока понятно?
Она испытующе взглянула на Карину, и та молча кивнула.
– Однако такая кукла все равно требует пристального внимания, чтобы обеспечивать адекватность ее реакции в более-менее нетривиальных ситуациях. А наши возможности по контролю проекций хоть и велики, но не безграничны. Каждая наша точка концентрации сознания отнимает ограниченные ресурсы, и больше полутора-двух десятков одновременных проекций не могут держать даже самые умелые кукловоды типа нашего Джао. У меня лимит – максимум одиннадцать параллельных проекций, и то я стараюсь обычно не создавать больше трех-четырех, дальше голова болеть начинает. Но иногда просто позарез нужно больше. А еще иногда нужно прочувствовать на собственной шкуре какую-то ситуацию из обычной жизни, но не с точки зрения всесильного Демиурга, а как обычному человеку. Тогда мы делаем автономные проекции – выделяем кусочек нашего сознания в отдельную независимую сущность и предоставляем ему действовать по своему усмотрению. Обычно также создается ложный набор воспоминаний – для себя такое несложно, достаточно пометить как истинную произвольно полученную память, пусть даже отрывок из когда-то просмотренного фильма. И мы получаем независимую личность, искренне считающую себя обычным человеком, с собственным прошлым и будущим, со свободной волей, ничего знать не знающую ни про каких Демиургов.
– И Эхира была такой автономной проекцией? – растерянно спросила Карина. – А…
Она замолчала. Майя вопросительно взглянула на нее.
– И я рада, что ты ее создала, – наконец закончила та. – Хотя мне очень жаль, что она умерла.
– Умерла… – задумчиво проговорила Майя. – Да. Умерла. Хотя и не совсем – ее память и жизненный опыт ассимилированы во мне. Кара, со временем человек меняется, и меняется не в лучшую сторону. А Демиург – тот же человек, пусть и улучшенный с технической точки зрения. Знаешь, обладая бессмертием, так легко забыть, что такое умирать по-настоящему. Так легко забыть, что биоформы способны испытывать ужас перед смертью, под сенью которой они проводят всю свою жизнь. Заигравшись, начинаешь распоряжаться чужими судьбами, не задумываясь, что твои игрушки погибают на самом деле. Я впервые осознала проблему…
Она на секунду задумалась.
– Да, пожалуй, минуты полторы назад. Вскоре после того, как после открытий Джао у нас начался тотальный бум увлечения Игрой. Я победила во второй Игре – тогда еще без строгих правил, наобум – и финальной точкой стала великая битва Добра и Зла. Я разумеется, играла за Добро, но в сражении положила почти двадцать тысяч человек только со своей стороны. Я, безумно счастливая, упивалась своим полководческим талантом и смаковала воспоминания, пока, инкогнито гуляя по улицам своей столицы, не заглянула в небольшой дом. Вокруг кипел праздник – флаги, фанфары, представления, шествия, но в нем оставалось тихо. Только молодая женщина сидела на кровати, обнимая едва научившуюся ходить девочку. Такая вполне себе серая мышь – невзрачная, не фигуристая, с простеньким личиком, никаких шансов на второе замужество. Она чувствовала такую тоску и отчаяние, что я ее волей-неволей запомнила. Но в остальном проигнорировала – типичная солдатка, после войны таких вдовиц остались десятки тысяч. Не первая и не последняя, погорюет да продолжит жить дальше, так я решила в своей эйфории. И забыла про нее. А несколько дней спустя вспомнила, заглянула в то жилище снова – и не нашла там ни женщины, ни девочки. Соседи сказали, что какой-то родственник ее выгнал на улицу с пустыми руками. Чуть позже я их нашла – только не живых людей, а два трупа у городской стены. С голоду умерла сначала женщина, а потом и девочка. Война страну разорила, еды не хватало, голодали многие, так что их никто из родственников не подкормил. А она, видимо, оказалась слишком гордой, чтобы просить милостыню.
Она вздохнула.
– Я периодически вспоминаю выражение лица того ребенка. Отчаянье, страх, непонимание… Наверное, перед смертью она пыталась будить заснувшую маму и не понимала, почему та не просыпается. На ее лице застыл такой ужас умирания, что я едва сама с ума не сошла. Тогда я сама умерла в первый раз. Я создала автономную проекцию, сформировала ей ложную память, как у солдатки, потерявшей мужа, и позволила умереть голодной смертью. А потом ассимилировала ее воспоминания. Кошмарненькие ощущения, я тебе скажу, когда угасаешь в одиночестве, тоске и безнадежности. Ничего общего с твоей быстрой и героической смертью за Великую Идею. Играть я не перестала, но с тех пор взяла себе за правило умирать хотя бы раз за десяток поколений, чтобы ощущения из памяти не изглаживались.
Внезапно она фыркнула.
– А еще я Джа нос натянула. Он ведь до самого момента, когда вас бросил, так и не догадывался, что Эхира – проекция. Я ее настолько тщательно проработала, что даже при внимательном взгляде ее искусственность незаметна оказалась. А глубже копать у Джа повода не нашлось. Вот он и купился.
– Майя, но почему Эхира? – поинтересовалась Карина, которой внезапно стало не по себе. – Ну… она ведь была главой твоей сети влияния, а потом сети папы… да, Дзи?
– А! – махнула рукой та. – Оптимизация ресурсов. Когда создаешь сети влияния, типичная проблема – перерождение твоих агентов. Как тщательно их не подбирай, ощущая свою тайную силу, они со временем становятся высокомерными, заносчивыми, эгоистичными. Привыкают играть судьбами и наслаждаться интригами вместо того, чтобы заниматься тихой невидимой работой, для которой их рекрутировали. Вон, Джа не даст соврать – у него такое сплошь и рядом начиная с самого первого мира. Семен свидетель.
– Ага, – согласился Дзинтон. – Когда я сделал свое самое первое общество, несколько раз создавал там тайные организации Хранителей – конспирация, тайное правление, направление несмышленых… И каждый раз спустя два-три планетарных десятилетия приходилось их радикально перетряхивать. Семен помнит, как мы с Суоко, Ведущей, схлестнулись на последнем совете. Робин ее в двадцать лет в Хранители отобрал, и тогда она казалась замечательной девочкой – серьезной, внимательной, хотя и очень самостоятельной, но всегда слушающей других. Совсем как ты по характеру. А к моменту свертывания дел два десятилетия спустя с ней стало почти невозможно иметь дело: самостоятельность превратилась в упрямство и высокомерие, серьезность – в догматичность, а всю отточенную логику ума она направила исключительно на навязывание другим своей воли. И самое главное, что она всерьез вознамерилась сделать выборную и временную должность Ведущей своей постоянной привилегией.
