Марик Лернер - Полицейская история
– Свой не используй, – продолжали поступать указания. – Слишком дорого. Аппарат продавался без контракта и «привязки» к оператору связи. Я подключила к нашей внутренней программе. Официально ты прикомандированный, вот и пользуйся. За двадцатку в долларах покрывает всё – от воровства до «поломался» или «уронил в унитаз». Сколько то там сотен единиц разговора бесплатно. Фактически будешь говорить целый день с утра до вечера, в конце месяца получишь счет на сущую мелочь. Но при условии разговоров в Москве и области. За границу с него звонить не рекомендуется. В республики дороже.
– Почему так мало?
– Оптовый договор. Сразу несколько федеральных организаций впрок номера приобрели. Да и не так уж дешево по здешним понятиям. Сходи, купи переходник обязательно. Здесь напряжение 220 и любая американская электротехника мгновенно сгорит.
– Это я в курсе.
– Ну что еще… Вот информация по американскому культурному центру.
Еще одна брошюра.
– Станет скучно – заходи. Встречи, вечеринки, ресторан, знакомства.
– Студенты? – спросил я, невольно поморщившись. Поздновато в моем возрасте на вечеринки с детьми ходить.
– Не без этого, но у них свои тусовки. Кто из иностранцев постоянно живет в Союзе, давно превратили центр в место встреч. Да и советом помогут. Ну вроде на первый раз все. Будут вопросы – обращайся. По серьезным.
Не слишком надоедай, закончил мысленно. Пока что мне мягко указывали на дверь. И то, давно сижу и мешаю ногти полировать.
Я вздохнул без особого огорчения и, не спрашивая разрешения, зацепил телефон на столе. Извлек из кармана визитку и посмотрел что там собственно написано. Екатерина Дангеева. Что такое Дангей без понятия. По аналогии с Ивановым имя предка. Где такие водятся? Петров, Василиев, Янов, Сулико и разных Махмудов знаю. Такое имя в первый раз слышу. Ответила она практически сразу.
– Я тот самый шпион, – говорю, дождавшись «Алле», – что двадцать минут назад вылез на улице Бахранова. Ты как свободна? Ага. Прямо сейчас. Тогда подъезжай назад. Буду ждать у входа. Займемся делами. Ну как какими, магазины, банк, квартира, обед. Поехали кататься, красотка!
Глава 4. Полицейский участок. Два года назад
Что-то со страшным грохотом упало за поворотом и я с интересом заглянул посмотреть. На полу валялась огромная туша тролля. Рядом с гордым видом торчал Родригес, с непередаваемо довольным выражением мордочки. Повергая наземь очередного громилу, он испытывал наслаждение сродни сексуальному. А чем, дубинкой, электрошокером или увесистым сроком ему всегда было не важно. Мужик давно и серьезно страдал комплексом низкого роста. В принципе безобидный заскок, пока работе не мешает.
– Этот гад назвал меня паршивым вонючим гоблином! – с неподражаемым возмущением сообщил мне Альберт.
– Ты предпочитаешь именоваться monkey?[17] – искреннее удивляюсь.
– Я предпочитаю не слышать ругательств по расовому признаку! – гордо ответил вспыльчивый гоблин. Будто раньше не приходилось выслушивать оскорбления и глотать. Хотя я его прекрасно понимаю. Сколько ж можно терпеть? На публике все-таки не стоит показывать реакцию, а здесь свидетелей нет. Я не в счет. У меня с первого дня службы в полиции выборочная слепота и глухота.
– Каждый человек имеет право высказывать своё мнение – это гарантированно Конституцией, и за это арестовывать и бить нельзя.
– Прилюдно высказанные непристойные слова, сказанные отдельно или в совокупности с вульгарными жестами или просто вульгарные жесты в общественном месте которые приводят к нарушению гражданского спокойствия, могут служить причиной для ареста, – тут же отреагировал он.
Естественно Родригес не оправдывался. В данном случае мы занимались выяснением, кто лучше помнит правила. Я тоже не люблю показанный палец и помои изо рта в свой адрес. И никто не любит. Но по закону, если в словах или жестах нет реальных угроз, они защищены первой поправкой (свобода слова). Так что люди нам могут показывать пальцы, называть, как им вздумается. А вот обратный вариант чреват серьезными последствиями.
Мы люди в форме (даже если в штатском, но в рабочее время) и на службе должны вести себя исключительно корректно. Поэтому и случается вот такое – без свидетелей и желательно следов. Обычно люди очень хорошо усваивают урок и лишний раз рот после этого не раскрывают.
– Не-а, – заверяю, – за неимением общественности оскорбившейся нельзя применять. – Эллисон, что ли? – глядя на знакомые изумительные ковбойские сапоги, сделанные по специальному заказу, спрашиваю. – Кому на этот раз набил морду?
– Сегодня он намотал себе на полный срок. Оппонента увезли в больницу. Уж год отсидки я ему обеспечу. Надоел.
– А тащить его в кабинет кто будет?
– Ты, – с надеждой воскликнул Родригес. – Ты мне друг – Билл?
– Безусловно, – соглашаюсь, – но где-то через час. Опаздываю на встречу с крысиной ротой, – я постучал по часам и поспешно устремился на лестницу, переступая через тело. Ему и так больше некуда расти.
Время поджимало, да и не нанимался я таскать троллей. Пусть Альберт старается, в другой раз лишний повод задуматься, где находится правильное место вырубать арестованного.
Поднялся этажом выше, поздоровавшись с несколькими встречными, торжественно раскланялся с давно и хорошо знакомым адвокатом от профсоюза Калвертом. Мы пожали друг другу руки и я благовоспитанно постучал в дверь с табличкой IAB.[18] Нет на свете работника полиции не побывавшего в этом отделе в качестве подозреваемого или свидетеля несколько раз за свою карьеру. Я так регулярно посещаю парочку раз в год, просто не все попадает в газеты.
Сегодня я имел дело с сержантом Пырчохом. Кто только не встречается в нашей благословенной стране! Язык сломаешь. Причем объяснить, что означает его фамилия он так и не смог. Предки приехали в США лет сто назад, но откуда он не в курсе. Нечто восточноевропейское. Мы с ним давно и хорошо знакомы. Нормальный мужик и не цепляется по пустякам.
Есть в отделе одна препротивнейшая дамочка, делающая старательно карьеру на костях работников, так с ней невозможно общаться. Ищет как бы выслужиться перед начальством. В прошлом месяце ездила по парковке управления и смотрела, просрочена ли регистрация и инспекция. Нашла у двоих и вклеила не только штраф, но и срезали по ее докладной пару выходных дней. Дура. При первой возможности ей сделают гадость и никто ничего не увидит.
В принципе каждый полицейский стандартно начинает с земли. Но она уже через три месяца умудрилась перевестись в центральное управление. По сути и не ходила по улицам и не знает, как это в реальности происходит. Что такое применение оружия, да и что такое оружие тоже не понимает. С первого вопроса ясно. «Надо было ему стрелять в руку-ногу», ага. Ты попробуй, когда на тебя бросается обдолбаный тип с ножом. Не на стрельбище и нервы играют.
Объяснять? Так я ж не дурак в отличие от некоторых! Она стабильно любые подсказки принимает за личный выпад. Приходится делать уместное ситуации озабоченное лицо и говорить рублеными фразами, четко отвечая на вопросы. Как и в любом суде или расследовании, я обязан говорить правду. Касается это меня, напарника или перебегающего через магистраль наркомана. Забывать вещи, не заметить их – не запрещается никаким законом. Не видеть какие-то моменты случается со всеми. «С моей стороны рубашка у него была синего цвета».
А что? Нет гарантии, что сзади не белая или краской не заляпана. Я честен до наивности. Чем меньше болтаешь языком, тем меньше возможности сказать лишнее. А отказаться давать показания нельзя. Тут тебе не суд и право на молчание отсутствует. Адвокат рядом для того, чтобы ты не наговорил лишнего, и не завёл криминальную статью против самого себя. Профсоюз в данном случае за нас обычно горой.
Не понимает она простейшую вещь – когда человек выходит из внутренней безопасности и переводится в участок или другой отдел, то его история всем в новом месте будет известна. Или ей все равно. Такие люди тоже бывают. Им уважение подчиненных не требуется, на страх рассчитывают. Иногда это дает результат, но чаще нет. Всегда можно действуя по букве закона подставить начальника по самое горло. И ведь прямо напрашивается на наглядный пример – быть фэйри еще не означает своим.
Пырчох другое дело, даром чистый нормал. Зачастую чтобы получить повышение в звании и должности приходится ждать места годами. Нельзя ведь выкинуть кого потому что тебе хочется заниматься делом именно в данном месте. У нас с этим проще, не каждый выдерживает Фэйри-сити. Кто уезжает в гробу (раньше в основном огнестрелы, сейчас стало много больше инфарктов или суицидов), кто сбегает при первой возможности.
Зато парням вроде Родригеса в других городах рады не будут. Полицейская солидарность и общая каста никем не отменяется, но слишком многие и сейчас чувствуют себя в нашем присутствии неуютно. А бывает и откровенно боятся. Вот и приходят в наши четыре участка в основном парни с соответствующим происхождением или штрафники. Хотя карьеристы тоже попадаются. Трой Дарбен высоко поднялся в Сан-Франциско, но он скорее политическая фигура, чем нормальный шеф полиции.
