Патрик О'Лири - Невозможная птица
Дэниел поднял брови.
– Ничего противозаконного?
– Разумеется, ничего, – парень улыбнулся. – По большей части.
Какой любезный человек. Головная боль была на стадии пыточных тисков; в его черепе бесновался монстр Франкенштейна. Дэниел был готов попробовать все что угодно.
До дома фармацевта было рукой подать, но Дэниел подвёз его.
– Вы не пристёгиваетесь? – спросил парень, когда они тронулись.
– Простите, – сказал Дэниел, защёлкивая пряжку. – Дурная привычка. – Которой он хотел бы, чтобы Шон не подражал так часто.
– Симпатичная машина, – сказал фармацевт. – Что это за кнопка?
Это была круглая голубая кнопка без поясняющей подписи. Что-то бесплатно установленное фирмой-изготовителем.
Дэниел предполагал, что это какая-то особая противоугонная система или что-то в этом роде, он так и не собрался почитать руководство.
– Не трогайте, – сказал он. – Это Армагеддонская Кнопка. – Фармацевт улыбнулся, и Дэниел почувствовал гордость: его первая шутка за бог знает сколько лет. – Если вы нажмёте её…
– Знаю, знаю, – сказал фармацевт. – Наступит конец света. Я что, похож на полного дурака?
Они посмеялись.
Когда они поднялись в квартиру фармацевта, Дэниел почувствовал запах пачулей. Логово хиппующего холостяка: жёлтые косматые ковры, жёлтое кресло с набивкой из сухих бобовых зёрен, жёлтые пластиковые приставные столики, постер с «Жёлтой подводной лодкой» на стене. Они сели за жёлтый стол на отделанной жёлтым кафелем кухне, и парень открыл жёлтый комод и вытащил из него маленькую зеленую керамическую лягушку. Это было почти облегчением.
– Поцелуй лягушку, и превратишься в принца, – Фармацевт рассмеялся, держа её на ладони, чтобы показать Дэниелу. Одна из этих экзотических амазонских лягушек. С красными полосками по бокам. И ковшеобразным углублением в спине. – Это же трубка, господи боже, а ты что подумал?
– Это поможет? – спросил Дэниел, потирая лоб.
Фармацевт фыркнул.
– Ну конечно. – Он открыл холодильник и достал из него мешочек – пакетик с марихуаной – и маленький закрытый пробкой пузырёк, наполовину заполненный белым порошком. Он взял щепотку зеленого вещества, набил трубку и посыпал сверху небольшим количеством белого.
– Следующая остановка – забвение! – провозгласил он, одним щелчком открывая «зиппо» и высекая огонь. В ответ на его усилия лягушачья спина блеснула оранжевым. Он втянул дым в лёгкие и передал трубку Дэниелу.
Тот почувствовал её тепло в своей руке и ухмыльнулся, взглянув на дырку во рту лягушки. Он не курил траву уже бог знает сколько лет. Втянув в себя горячий дым, он перевёл взгляд с улыбающихся чёрных глаз парня на дерево за кухонным окном.
Парень наблюдал за его лицом.
– Пять-четыре-три-два-…
– … один, – сказал Дэниел, выдыхая. Дым медленно выливался у него изо рта, как заканчивающаяся плёнка, разматывающаяся, пока на экране не застынет последний кадр.
БАМ – и вот он может видеть каждую морщинку на серой коре клёна за окном, каждый изгиб, каждую чёрную трещинку и гладкую чешуйку. Как тогда, когда ему показали первые «живые» съёмки поверхности Луны. Аудитория в средней школе, все ученики собрались перед стоящим на возвышении телевизором, по экрану ползут черно-белые кадры, фиксирующие, как беспилотный космический корабль опускается на лунную поверхность. Кратеры вырастают все больше и больше, пока не становится видна каждая шероховатость, как на древесной коре. Экран темнеет – корабль разбился о поверхность. Ребята взрываются аплодисментами, как будто именно это и есть самая лучшая часть фильма.
Это было похоже на то, как если бы он ощупывал дерево с помощью глаз. Оно стало объектом ОЧАРОВАНИЯ. Жизнью прописными буквами. Дэниел изучал его, словно в нем заключалось какое-то удивительное содержание. Хотя что оно собой представляло, он не мог бы сказать. Дэниел вспомнил – это был приход. Он называл это «окаменением в настоящем». Ничто больше не приносило боли. У него не было никаких забот. Никаких стрессов. Никаких долгов. Время прекратило движение; завтрашнего дня не существовало, и кто-то другой был на страже, неся за него вахту и заботясь о мелочах.
Как будто он снова стал ребёнком.
Дэниелу вспомнился их таинственный опекун. Тот, кого они называли «Исполнение Желаний».
Каждый год под Рождество им звонил самый главный эльф из команды Санта-Клауса по имени Алоизиус.
Это был тот редкий случай, когда соблюдались все условности. Они надевали свои накрахмаленные воскресные костюмы. Они тщательно высмаркивали носы. И, прижавшись голова к голове на исцарапанной бордовой кушетке, передавая друг другу телефонную трубку, придирчиво исследуя свои начищенные до блеска выходные ботинки, Майк и Денни знали, что они счастливчики. Они знали, что ни у кого из соседских мальчишек не было своего человека на Северном Полюсе, как у них. И они держали это в секрете. Годы спустя, когда они уже не верили в Санта-Клауса, они все ещё испытывали благоговейный трепет перед Алоизиусом и восторженно предвкушали его сверхъестественный телефонный звонок.
Они не знали тогда, что это будет его последний звонок.
Алоизиус всегда хотел знать, были ли они «хорошими мальчиками». И каждый год они уверяли его, что были. Это была совершенно искренняя новогодняя амнезия. Они не упоминали о том, кто стащил из кружки деньги, которые сестра Шаберг собирала в фонд помощи детям язычников, кто раскрасил красной краской львов на веранде у миссис Крэбтри, из чьей рогатки был произведён выстрел, разнёсший окно в эркере у миссис Кемпбелл, кто опустошил тыквенные грядки на огороде Скарфонов, кто прихлопнул дверью ноги старого мистера Грегори, когда он лежал на животе, выманивая из-под крыльца своего Эдселя, кто испражнялся в розовых кустах мистера Амброджо, какой малолетний садист побрил налысо любимого пуделя Робина Уотсона, какой безумный парикмахер обстриг в церкви косички у Пегги Стек, и кому могла прийти в голову мысль об освобождении народа золотых рыбок в пруду миссис Власопуло, пока та проводила свой отпуск в Румынии. Их длинный и пёстрый ежегодный список мелких мальчишеских грехов оставался никем не засвидетельствованным и нигде не зарегистрированным, и благодаря этому, когда под Рождество Алоизиус проводил проверку их морального облика, их репутация оставалась незапятнанной.
Обычно его речь в трубке была многословной и нечленораздельной – как у взрослого после трех коктейлей. Он признавался, что за плечами чрезвычайно утомительный период. Ужасно хлопотливый год. Эльфы абсолютно не желают сотрудничать. Хоть бы раз заплели как следует соломенные хвосты деревянным бизонам… ээ, пони. Он имел и виду пони. Ох уж эти эльфы! Безалаберно относятся к своим иголкам. Постоянно витают в облаках. Беззаботные как стрекозы. Все время что-то щебечут. Ох, сколько раз у него болела голова из-за них! Вся эта их бессмыслица. Сколько раз оставляли северного оленя без еды. А груды радужных лент, которые приходится импортировать огромными рулонами из Центральной Америки, а непрестанный стук молотков, когда эльфы без конца мостят свои мостовые, отчего у бедного Алоизиуса разыгрывается мигрень!
– Что такое мигрень? – спросил Майк у брата, но тот шикнул на него.
Единственным утешением этого трудяги-эльфа была ежедневная порция горячего шоколада, который миссис Клаус приносила ему лично в завершение дневных трудов. Обновление – так называл это Алоизиус. Сладчайший, пьянящий напиток, равного которому вы никогда не пробовали. Дымящийся, покрытый звёздочками зефира, над которыми поднимаются в воздух облачка тонкой сахарной пудры, от которых начинает пощипывать в носу. И миссис Клаус, лучащаяся улыбкой при виде своего любимого помощника – великолепная женщина; женщина, наделённая статью, манерами и огненными рыжими волосами. Чьё прикосновение было столь нежным, и мягким, и пылким, что бедный эльф покрывался краской, и локон белых волос у него на лбу на какое-то мгновение смятенно вставал по стойке смирно. И тогда она лизала кончики своих изысканных пальцев и нежно приглаживала его, водворяя обратно на его малиновый лоб.
– Что такое локон? – спросил Майк, но в ответ опять раздалось лишь шиканье.
Ну что ж, ему пора идти. У него осталось ещё глотка два шоколада, и было бы преступлением пренебречь таким угощением. Он снова позвонит им через год, в это же время. И он заверял мальчиков, что будет следить за ними – где бы они ни были, куда бы они ни шли, он будет следить за ними. Ему, может быть, и двести лет, но его зрение не ослабело с годами. Он никогда не пропустит «подстрекателя» или «доносчика». В нем вызывают особенную неприязнь подстрекатели и доносчики. Таких людей он никогда не выносил.
– Что такое подстрекатель? – спросил Майк.
– Это ты, – прошептал Денни, сам озадаченный. Единственный раз в жизни он слышал это слово в исповедальне от отца Отто. «Хороший мальчик все рассказывает, Дэниел. Он не станет покрывать подстрекателей».
