Евгения Мелемина - Осколки под стеклом
Они посмотрели на Юльку с интересом — ее интервью крутили по всем каналам.
— А Новикова Саша?.. — спросила Юлька у поста. — Она здесь?
— Третья, — улыбнулась молоденькая докторша, оторвавшись от бумаг, которые она заполняла ювелирным ровным почерком.
В третьей палате в углу громоздился огромный серый слон, покрытый попоной с золотыми кистями. Хобот у слона был коротким, смешно изогнутым.
На тумбочках сидели розовые зайцы и белые мишки. Цветов не было — у Сашки аллергия на цветы…
Их отсутствие заменяли простыня и одеяльце — травянисто-зеленые, в огромных белых ромашках.
Сашка спала, вытянув ручки вдоль тела. Простыня свисала на пол.
Юлька подошла поближе, хозяйственно подоткнула ее угол, присела на стульчик и взяла в руку Сашкину теплую ладошку.
Сашка тихонько вздохнула и открыла глаза — серьезные, осмысленные, словно не спала она только что, а обдумывала что-то важное, нужное.
— Юля, — шепотом сказала она, — а мне слона подарили.
— Вижу, — сказала Юлька, переведя дыхание, чтобы не разрыдаться. — Хороший слон. Сильный.
— Только очень уж большой, — пожаловалась Сашка, — мне его не поднять.
— Вырастешь — поднимешь, — пообещала Юлька и вдруг поняла, что назад пути нет и она обязана привести сюда того парнишку, которого так быстро и страшно смяли щитами в течении серой реки сектора сокращаемых.
Пообещала же Сашке — вырастешь. Обещания нужно выполнять.
Юльке пришлось провести под окнами запомнившегося дома несколько часов. Она бродила туда-сюда, ежась от пронизывающего ветра в своем тонком фиолетовом плащике. Хорошо узнаваемые кудряшки она специально выпустила из-под шапочки, и они застыли, свившись в вымокшие жесткие кольца. Дом безмолвствовал. С серых наростов подъездных козырьков капала вода, размывая какие-то картонные коробки, сваленные у входа. Поначалу туманный, спокойный, к вечеру дом зажег многочисленные окна, закрытые зелеными, синими и бежевыми шторами. За некоторыми виднелись то люстры чашами, то подвесные кисти комнатных цветов, то прямоугольники плазменных экранов.
Поднимая голову и вдыхая сырой воздух, Юлька думала: странно, не понять, что происходит с городом? Должна была наступить весна, а ее нет как нет, и то студенистое, простуженное, что гуляет сейчас по улицам и аллеям, — не ветер, а нездоровое дыхание. Ветер переселился в головы людей. Они по-прежнему ходят на работу, они покупают в магазинах продукты, строят планы на будущее, подают заявления в загс и планируют рождение детей… Они смотрят телевизор и ощущают себя в полной безопасности — как присутствующие при сложной операции ждут момента, когда раковая опухоль будет вырезана и поднимется вдруг живой, пышущий здоровьем организм. Никто из них не замечает, что скальпель режет и по ним, заинтересованным безмятежным наблюдателям — атрофирована нервная система, угасли души, сочувствие потеряло цену…
Да что такое произошло с этим городом?
— Комендантский час, — раздался рядом знакомый голос.
Юлька повернулась и увидела его — парнишку, на лице которого синяки и кровоподтеки соседствовали со странно прозрачными голубыми глазами. Парнишка смотрел куда-то в сторону, словно избегая встречаться с Юлькой взглядом. Серые тени лежали на его веках, поджатые губы белели, словно застарелый шрам.
— Иди домой.
Юлька от волнения не сразу смогла произнести хотя бы слово. Замерзшими непослушными руками она вытащила из кармана пачку тоненьких сигарет, щелкнула зажигалкой и вдохнула легкий ментоловый дым. Сердце не отозвалось тычком боли — билось ровно, мощно, уверенно…
Парень посмотрел со странным выражением — не то неодобрительно, не то что-то вспоминая.
— Меня Юля зовут, — представилась Юлька и умудрилась изобразить подобие шутливого реверанса, хотя колени ее дрожали.
— Игорь.
Он наконец повернул голову и заглянул в Юлькины глаза, внимательно, словно ища что-то знакомое. Потом вздохнул.
— Пойдем в подъезд хотя бы… Комендантский час не шутки.
Юлька пошла за ним, наспех выбросив только что прикуренную сигарету. Привычки к курению у нее не было, просто испытывала свое новое, сильное сердце.
В подъезде пахло мокрой газетной бумагой и цементом.
Игорек прислонился к почтовым ящикам, — лязгнуло, — и спросил устало:
— Отпустили, да?..
Интереса в его голосе не было.
Юлька хотела было ответить, но потом всхлипнула, обхватила его плечи тощими руками и разрыдалась, тоненько подвывая. Ее сердце билось где-то возле его сердца, и бились они оба правильно, старательно, исправно гоняя кровь по венам и артериям.
Игорек стоял не шевелясь. Ему даже знать не хотелось, что могло случиться и почему она вернулась сюда — капелька воды, покинувшая серую обреченную реку.
Знать не хотел, но чувствовал — произошло что-то невероятное. Опять. Опять произошло что-то такое, от чего он начинал уставать.
Он почти час наблюдал из-за шторы за одинокой ее фигуркой и боролся с желанием выключить свет, упасть ничком на кровать и больше не видеть ни этих светлых кудряшек, ни самого себя. Кусая губы, он вспоминал слова Криса — что ты будешь делать, когда увидишь их сердца под тонкой кожей? Тогда казалось, что знает, что делать, и злился на Криса, который бездействовал и был так отстраненно-спокоен. Но увидев обещанное Крисом, испугался, отступил.
Лечь на кровать и закрыть глаза, а проснувшись утром, увидеть их новыми — наполненными той же бесстрастной чернотой, что глаза работника самого странного телефона доверия в мире.
Игорек переборол себя и вышел на улицу, а теперь стоял в подъезде, слушая рыдания худенькой девчонки, и не знал, что делать.
Ему подумалось: если бы Стелла обняла его так же и так же показала свою боль, может, она осталась бы жива? И что ждет Юльку, если он сейчас ее оттолкнет?
— Ну что? — спросил он у вздрагивающей макушки. — Что для тебя сделать?
Юлька вдруг всплеснула руками, ухватилась за рукава его куртки и подняла сияющие, блестящие от слез глаза.
— Помоги Сашке! Как мне помог. Помоги ей! Она в больнице, здесь недалеко, у меня есть деньги на такси. Мы быстро, туда и обратно, я обещаю, что не задержу, только, пожалуйста…
— Чем? Кому? — Мелькнула мысль, что девчонка просто-напросто свихнулась от недавних переживаний.
— Моей сестре, — тут же пояснила Юлька, — мы с ней похожи…
Закрадываются ошибки в длинные цепочки генов — роковые ошибки, повторяющиеся из тела в тело, из жизни в жизнь, и настигшая Юльку беда повторилась в ее младшей сестре, которую планировали как безупречную замену обреченной Юльке.
Юлька жила рывками — от врача до врача. В двенадцать лет ей пророчили еще один год жизни, и Юлька сделала рывок — завела друзей, научилась рисовать акварелью, написала длинное нежное письмо родителям и обустроила дома маленький аквариум, надеясь, что он надолго останется вместилищем памяти о ней.
В тринадцать ей, покачав головами, отпустили еще год жизни, и Юлька пошла на второй заход — аквариум разросся, в нем поселились живые растения, акварельные рисунки превратились в картины пастелью и тушью, обросли стеклом и рамками. Юлька сшила бархатное черное платье, старательно украсила его мельчайшим бисерным узором и пышными кружевами. В этом платье она собиралась перейти на тот свет.
Врачи, осмотрев ее, вынесли новый вердикт — полгода.
Юльке становилось все хуже. За аквариумом она ухаживала с трудом, акварели становились все чернее, со зловещими проблесками алого, а платье висело в шкафу, выглаженное и готовое к своему торжественному выступлению на исхудалом Юлькином теле.
И тогда родители, смущаясь и пряча глаза, объявили Юльке — у нее будет сестра.
Ты только не подумай, что это замена, поспешно добавила мать. Нет, конечно, нет, ответила Юлька.
Ей было горько и больно.
Сестра родилась осенним золотым днем, Юлька стояла возле больничного выхода рядом с отцом, держа в руках букет пестрых астр, который нужно было вручить медсестрам, и чувствовала дымный горький запах сожженных в парке листьев.
Ее срок подходил к концу.
В доме появилось шумное, требующее внимания маленькое существо, и поначалу Юлька равнодушно проскальзывала мимо кроватки с новорожденной, но однажды остановилась и пригляделась — к треугольным розовым пяточкам, огромным лучистым глазам и пухлым запястьям.
Еще через год врачи, осматривая Юльку, задержались с прогнозами, а нетерпеливая Юлька рвалась в коридор, туда, где сидела на руках матери маленькая Сашка, заскучавшая без сестры.
Юльке больше не ставили сроков. Срок через несколько месяцев поставили Сашке, и тогда Юлька, сидя возле кроватки сестры и обхватив руками голову, впервые с ненавистью подумала об этой бракованной цепочке генов, о которой раньше никогда не задумывалась.
