Евгений Лукин - Педагогическая поэма второго порядка
— Так Щедрина с Толстым, сам же говоришь, никто не запрещал! Что ж эти твои подпольщики переплетают? Какой смысл? Сиди, пожалуйста, читай…
— Дома — пожалуйста, — не стал спорить стражник. — А на работе? А в транспорте? Бабушки-старушки обложку увидят — хай подымут.
Славику тут же вспомнилось письмо в редакцию. «Он живет под чужой фамилией. Я не знаю ее. Он раньше был знаком мне в молодости. Он печатал запрещенку. Теперь переплетает…» Может быть, не только реал проникает в игру, но и игра в реал? Вдруг уже и пенсионеров задействовали? Поиск вредителей и все такое… Чем не сюжет? Да нет, так не сыграешь! И письмеца такого не придумаешь. Тут и жгучая обида за неизвестно куда и на что потраченную жизнь, и желание хоть на ком-нибудь эту обиду выместить.
— Так мне его предупредить, что ли?
— Не вздумай! — Стражник округлил глаза и крепко ухватил за руку. — Тут слежка идет, а ты расселся с ним на бревне, вроде сговариваешься… Поосторожнее давай.
— Слежка? По игре?
Стражник осклабился.
— Ага! По игре. Только не по нашей.
— А по какой?
— По министерской. У них там сейчас знаешь какое взаимопожиралово! И под замов копают, и под министра.
— Так я-то не из министерства!
— Н-ну… — Стражник снял шлем-мисюрку и, почесав маковку, водрузил снова. — Мое дело предупредить.
Кстати, детина в кольчуге из митрила был Славику незнаком. А с виду — ровесник. Значит, до переворота он отношения к ролевой тусовке наверняка не имел… Может, и впрямь реальный агент? Или даже контрагент! Поди пойми… Жизнь — это ведь вам не игра. Начнешь распутывать — башку свернешь…
Глава 8. ИГРА В КЛАССИКИ
А мы, мудрецы и поэты,
Хранители тайны и веры,
Унесем зажженные светы
В катакомбы, в пустыни,
в пещеры.
Низкорослый пузатенький гроссмейстер в сером сюртуке и треуголке шел по крутому травянистому бережку Гоблинки и с недоумением озирался. Нигде никого. Возможно, затаились в засаде, поджидая условное зло, а возможно, уклоняются от игры.
Второе предположение было, конечно же, ближе к истине: именно уклонялись, точнее прятались по кустам при виде придирчивого к мелочам высокого начальства. Савелий Павлович, например, в данный момент укрывался в сухой канаве за ивой. Кузовок с грибами стоял рядом.
Понаехало гостей из столицы — шагу ни ступи! Игра-то показательная…
Внезапно пингвиний профиль гроссмейстера вздернулся, а в глазенках затеплилось вожделение — начальство узрело ролевика-уклониста, беглеца в реал. Затем столь же внезапно взгляд потух, и должностное лицо неловко затопталось, словно бы в поисках куста, за которым можно спрятаться. Что же касается уличенного в самоволке рукастого дылды лет двадцати пяти, то он мало того что не выказал ни малейшего испуга — напротив, двинулся прямиком к оробевшему чиновнику.
— Господин гроссмейстер! — укоризненно и проникновенно обратился он. — Ну, когда же наконец моего дракончика починят? Мне играть надо, панику на врага наводить… на мордорском наречии…
Савелий Павлович отвел в сторонку мешавшую обзору ивовую плеть и невольно залюбовался бывшим своим воспитанником. Высший пилотаж! В то время как все разбегались от острого взора ролевых чинов, Урл Левая Рука смело шел в лобовую атаку, и отвязаться от него было весьма затруднительно. Точно зная, что дракона на базе гусеничной самоходки с матюгальниками ремонтировать будут долго, Славик терроризировал начальство, ничем не рискуя. Замминистра, грозный Николай Иванович, при встрече с ним просто уже не знал, куда бежать.
Да уж, что олдовый, то олдовый… Целыми днями, пока остальные отыгрывали эпизоды или отсиживались по кустам, Урл нагло валялся на своей койке в гостинице и, покусывая огрызок ногтя, почитывал от нечего делать «Губернские очерки», изъятые у Голлума Вени, поскольку тому читать было некогда. Утро начинал с оздоровительной пробежки вокруг мохнатого от пара озерца — словом, жил в свое удовольствие.
— Ну так когда же, господин гроссмейстер? — в отчаянии вопрошал Славик.
Начальство произвело судорожный жест пингвиньим крылышком (мол, не сейчас, потом!) и самоубийственно сверзилось по крутой тропинке на сырую полоску песка к самой воде. Дескать, дела у него там. Славик скорбно покивал вослед, потом бесстыдно усмехнулся и направился восвояси. Проходя мимо ивы, за которой прятался грибник, приостановился, поприветствовал. Савелий Павлович подхватил кузовок и выбрался из канавы.
— Чего это вы? — полюбопытствовал Славик.
— От господ подалей, — цитатой отвечал ему словесник. — От них беды на всякий час себе готовь…
— Так вы ж знахарь!
— И что?
— Савелий Павлович, хотите совет? Впишите в квенту, что вы должны собирать грибы для зелья. Только обязательно у райигротеха заверьте. Прицепится гроссмейстер — а вы ему на лоб бумажку с печатью! И все дела.
— Разумно, — одобрил знахарь. — Слушай, что это за ерунда в квенте?
— А что там?
— Да понимаешь, вставка у меня какая-то странная: «Лекарь военного времени, доктор медицинских наук Фридрих Вельфер…» Ошибка?
— Да наверняка! Две разных игры перепутали. У меня и вовсе написано «Швейк».
Со стороны Нуменора-3 доносились побрякивание железа и команды на эльфийском. Давно отзвучал государственный гимн — показательная полигонка шла вовсю. По зарослям тальника, бренча байданой, пробежал согнувшийся в три погибели дезертир.
Славик помедлил, поколебался.
— Савелий Павлович, — сказал он. — А почему вы не скучаете по школе?
Бывший педагог пристально взглянул на бывшего ученика.
— Язык за зубами держать умеешь?
— Умею.
— Тогда присаживайся… — Савелий Павлович сел на травянистый край канавы, сбросил ноги вниз и приглашающе хлопнул по земле ладонью. — Знаешь, Славик, — признался он, помолчав, — а ведь это я присоветовал Петру Маркеловичу изъять классику из школьной программы.
Славик был поражен.
— Вы? — переспросил он, присаживаясь рядом. — Ни за что не поверю!
— А придется… — промолвил работник министерства, задумчиво пощипывая то место, где когда-то у него произрастала косая полупрозрачная бородка. — Понимаешь, отчаялся я! Втираешь-втираешь вам Гоголя в мозги, а вы его сильнее и сильнее ненавидите. Читаете в отместку черт знает что, а то и вовсе читать бросаете! Видишь ли, дружок, бог его разберет, в чем тут дело, но в наших условиях буйно расцветает лишь то, что подвергнуто полузапрету. Вот я и подумал: а ну как воспользоваться случаем…
— Саве-елий Палыч! — укоризненно одернул его Славик. — А то я вас не знаю! Да вы и мухи не обидите… А тут стольким людям, получается, жизнь сломали, работы лишили.
— Кого я лишил работы?
— Да тех же старых училок! Вы вспомните, какие митинги в Гоблино были, когда школьную программу меняли! Чуть революция не стряслась.
— И чем все кончилось?
— М-м… — Славик напряг память, но так и не вспомнил.
— Ничем, — подсказал бывший преподаватель. — А знаешь почему? Теперь все эти революционерки, все эти разгневанные тетеньки работают на меня… Нет, не на меня, разумеется, лично — должность моя в министерстве маленькая, но…
Из зарослей тальника высунулось настороженное, словно чутко принюхивающееся, рыло дезертира — судя по всему, из цивилов. Заметил сидящих и замер, не зная, на что решиться.
— Не понял! — надменно и несколько гнусаво изумился Урл Левая Рука. — Кто такой, почему не в игре?
Дезертир подхватился и опрометью кинулся прочь. Восстановив порядок, Славик вновь повернулся к Савелию Павловичу. Сильно был заинтригован.
— А как это они на вас работают?
— В условиях глубокой конспирации.
— Шутите? — вырвалось у Славика.
— Нисколько. Организация засекречена, каждая акция тщательно планируется.
— А что за акции?
— Н-ну, скажем, тайное изучение после уроков «Униженных и оскорбленных» Достоевского.
— Тайное?
— Именно тайное.
— Ишь ты! — с уважением вымолвил Славик.
— Да, вот так… Нет, посадить, конечно, училку, сам понимаешь, не посадят и выгнать не выгонят, а вот выговор за такие проказы влепят запросто. Да и под сокращение потом могут подвести.
— Часто так было?
— Да пока Бог миловал. Я ж говорю: полная конспирация. В коридоре кто-нибудь из учеников на стреме стоит с телефоном — прогульщиком прикидывается… Нет, ну случались накладки, случались… — вынужден был тем не менее признать он. — Тоже ничего страшного. Есть у нас на такую проруху особый отдел. Завуча подкупить, директора подшантажировать…
— Со взрослыми тоже работаете?
— А как же! Вот скажи, много ты раньше встречал взрослых, чтобы для души Пушкина перечитывали, Лермонтова? Сдадут экзамены — и тут же все забудут. Ну, может быть, какой стишок в памяти застрянет… А сейчас, ты не поверишь: тайные сходки аксаковцев, бунинцев… Туда еще попробуй внедрись! Проверки, перепроверки, агентурные сети, пароли… Каждая группа разбита на ячейки по четыре человека — если кто попадется, максимум троих выдаст — с другими-то он незнаком.
