Михаил Гвор - Поражающий фактор. Трилогия (СИ)
Жаль, что не удалось напугать баши до такой степени, чтобы он просто сложил оружие. Но на подобное счастье никто всерьез не рассчитывал. Надеялись, но так, проформы ради. Слишком много врагов нажил Ахмадов, чтобы прожить хоть день без своей армии. Да никто и не собирался оставлять Бодхани живым. Лгал я ему? Конечно, лгал. Если на одной чаше весов лежит хотя бы одна жизнь, а на другой необходимость соврать…
Я имею в виду наши жизни. На ахмадовцев — наплевать.
Но эффект от переговоров был. И немаленький. Всю ту чушь, что я нес в эфир, слышал не только баши. Слишком скученно они там стояли. Слухи разлетятся по армии со скоростью лесного пожара. А появление «ребенков» с собаками — закрепит их намертво, достав до самой подкорки. Джигиты почти поголовно религиозны и очень суеверны. Сказывается наша многолетняя работа, но еще больше влияет недостаток образования. Точнее, полное отсутствие, там даже писать не все умеют. Если чему их и учили, то обращению с оружием. И то плохо.
Так или иначе, а джигиты побоялись атаковать «ребенков» в попытке прорваться вниз. Этого варианта я опасался больше всего. В лобовом столкновении на открытой местности большие потери неизбежны. Но Ахмадов не стал даже обороняться. Маршевым темпом начал отходить вверх по ущелью, в сторону Двойного. Убегали горе-вояки на удивление быстро и дисциплинированно.
«Ребенки» контролируют его отход, издалека попугивая видом собачек, ждут Дивизию, аккуратно вылавливают отставших и зазевавшихся.
Идем вчетвером: я, Леха, Олим и Витас. Самые выносливые из остававшихся в каньоне. Задача проста и понятна. Оказаться на Большом Алло быстрее, чем там появятся джигиты Бодхани.
Основная наша задача — остановить Ахмадова на озере. Тем более что именно туда была отправлена четырнадцатая группа. Сам же и сплавил, чтобы дети не путалась под ногами. Тогда идея казалась хорошей. Теперь — не очень.
Впрочем, местность там к обороне приспособлена изумительно, оружие у детей есть, и пользоваться им умеют. Патронов с запасом. Если еще и мы успеем вовремя — будет совсем замечательно. Очень не хотелось пачкать детские руки в крови, но пример Саньки доказал — они готовы. А когда именно перережут первое горло или всадят первую пулю в голову — непринципиально. Раньше или позже, но воевать придется все равно. Надо быть наивным дураком, чтобы надеяться, что после уничтожения Ахмадова у нас кончатся враги. Это такая вещь, которая всегда находится. Те же афганцы, к примеру.
Так что пусть начинают сегодня. Когда есть запас патронов, местность подходящая, и мы рядом.
Мы, конечно, здорово рискуем. Тащим только оружие: мне и Лехе — две «драгуновки», и автоматы ребятам. Ни палаток, ни спальников, ни примусов. Даже элементарных «поджопников» нет. Лишний вес. Лучше взять десяток патронов.
Вот и получается, что до Алло надо добежать, кровь из носу, именно сегодня. В «каменоломне» есть аварийное укрытие со всем необходимым. Добежать-то реально. Если пургень не накроет. В этом риск, но пургень только кончился, столь часто они не бывают.
Конечно, если идти через Мутные, то за день не дойти. Но мы рванули вниз с Западного. Технически сложнее, но короче. До озер спускаться не надо, с перевального взлета сразу уходим на боковую морену. Часа три экономим.
Еще один плюс — всё засыпано снегом. Первый жопслей закладываем на Западном. В связках, в нижней части есть бергшрунд — такая смешная трещина на изгибе ледника, расширяющаяся внутри. Сейчас эта прелесть засыпана снегом и не видна, но ухнуть в нее — только так. Потому в середине склона тормозим, и едем медленно, высматривая нашу радость. Наконец замечаю границы, показываю Лехе. Он останавливается и организует страховку. Самую простую, через ледоруб. Разгоняюсь и прыгаю через опасный участок. Ниже берга рублюсь и оттуда страхую напарника. Отходим в сторону и смотрим на прохождение опасного участка второй связкой. Готово. Едем дальше.
На выполаживании встаем. Дальше подъем, самая протяженная часть маршрута. Вспоминаю, как в день Большого Писца вел сюда «спецов». Ребятам тогда было под сорок. Сейчас под сороковник мне. Двенадцать лет здесь… Кстати, тогда ругался, что Чимтарга меня не любит. Теперь всё не так. Местный я. Это наши горы. Вот сегодня перевал завален снегом по уши. И на подъеме снег уже слежавшийся, твердый. Прем, как танки: под ногами ничего не едет, ступени держат изумительно, акклиматизация у нас такая, о какой в альпинизме и не мечтали. Двенадцать лет — не месяц, а мы эти годы прожили на трех тысячах. Да и выше поднимаемся регулярно. На крутяках, где приходится бить ступени, меняемся через полсотни шагов, чтобы не ронять темп. Привалы не через тридцать минут, как в две тысячи двенадцатом, а через час-полтора. В итоге на перевале оказываемся часа за два до темноты.
Подхожу к туру. Надо же, жив.
— Витас, я тебе обещал, что сниму вашу записку отсюда? Держи.
— Когда обещал? — пытается вспомнить литовец.
— В две тысячи двенадцатом. На моем дне рожденья.
— Долго же ждать пришлось.
— Ну извини…
Смеемся.
Леха сквозь смех выдыхает:
— Опять писать будешь?
— Буду. Пока дышим. Вот ты тогда возражал на Казноке, а Андрей говорит, те записки ему жизнь спасли.
— Ну, тогда я покурю!
— Что???
Во время давнего рейда в долину, мы набрали и сигарет. Но тех запасов хватило всего на два года. А дальше… Изредка разведчики притаскивали снизу. Немного. Большинство в Лагере вынужденно бросило курить. Да что большинство, считай — все. И Леха — тоже.
Сейчас он с ехидной усмешкой смотрит на наши офигевшие лица и достает пачку «Кэмела». По-пижонски вытряхивает сигарету, прикуривает, довольно выдыхает клуб дыма и убирает помятую желтую пачку, украшенную полустертым верблюдом, назад в разгрузку.
— Десять лет берег. Именно на этот случай. Одна осталась. Выкурю на первом перевале, который пойду как турист. Ты пиши, пиши… — подгоняет меня. — Время дорого.
И всё, как двенадцать лет назад: я пишу записку на перевале, Леха курит, впереди спуск. Все как тогда. Только в рюкзаках у нас не шоколадная колбаса, а пачки патронов. Только в Лагере нас ждет не маленькая Санечка, а Надюша… Санька Бешеная сейчас в одиночку идет ВАА, чтобы забрать «ценный груз»: Борьку, совершившего невозможное. Брата, которого я не видел двенадцать лет, и который вряд ли похож на себя самого. Того, прежнего, из жизни, оборвавшейся так неожиданно… Только нет бабушки и Руфины Григорьевны, у папы семь лет, как кончился его изокет, и он держится на самодельном лекарстве, которое варит из травок Мирали, дед жены Бахреддина… Леха женат на литовской снайперше… Мама все реже выходит из лагеря… И неизвестно, где и что мы будем делать завтра…
А я пишу записку на перевале. Точно так, как мы их писали в том, туристском прошлом: «Группа… под руководством… вышла на перевал…». А в голове крутятся слова из песни времен Великой войны. Не третьей, оставившей нас здесь, а второй, которую тот мир сумел пережить. Песни тех, кто воевал в других горах: «Помнишь гранату и записку в ней…». Ту записку в гранате потом, в мирное время, нашли. Может, и мою кто-нибудь снимет, просто проходя маршрут… У кого будет лето, отпуск и поездка в Фанские горы…
Всё. Записка дописана и убрана в тур. Не в гранате, а в полиэтиленовом мешке и консервной банке. И рефлексия убрана вместе с запиской. Пять минут расслабухи прошли, и мы валим вниз. Воевать.
А вниз — не вверх. Особенно, если учесть, что снег с этой стороны рыхлее, и лежит на всем видимом пространстве, а это минимум километр по высоте и километров шесть по расстоянию, которые мы пролетаем за десять минут. В этот раз Чимтарга меня бережет.
Следующие два часа валимся вниз по тропе, которая видна даже под слоем снега. Через час снег совсем кончается. Вот и Большое Алло.
Что мы успели раньше Ахмадовских — зуб даю, как говорит Санька. Но движемся аккуратно и осторожно. Мало ли кого могло сюда занести. Но всё тихо. До темноты успеваем в наше убежище. Общение с детьми, ужин, расстановка постов, и спать.
Таджикистан, окрестности Айни, чайхана
— Аллейкум ассалам, уважаемые!
— Ваалейкум ассалам, Мустафа!
— Что интересного происходит в мире, Абдулла? Или ты, Вагиз, поделишься свежими новостями?
— Ты всегда так торопишься, Мустафа, как будто боишься опоздать родиться на свет, — степенно ответил Вагиз, — присядь с нами за один дастархан, выпей чаю, посмотри на мир спокойно и с достоинством, присущим старости. Что спешишь, словно пылкий юнец?
— Как можно спокойно пить чай, — разволновался старик, — когда вокруг творятся такие дела?!
Тем не менее, к совету прислушался и с кряхтением присел на вытертый ковер. Но молчал недолго.
— Вот ответьте мне, уважаемые, куда пропал наш баши, да пошлет Аллах ему здоровья? И куда делся младший сын уважаемого правителя, несравненный Мутарбек? Почему в Айни хозяйничают дехкане из Матчи, а мост через Зеравшан наводят урусы из Душанбе?
