Александр Уралов - Псы Господни (Domini Canes)
Илья нечасто заглядывал в «Охотник» по вполне понятным причинам. Вроде, от входа налево продаются разные куртки, пятнистые плащи, армейские майки и прочая одежда… а в витринах прилавка разнообразная рыболовная снасть. Чиркая зажигалкой, он увидел за стеклом набор непромокаемых спичек. Это было уже кое-что! Ого! И керосинка!
Впрочем, обращаться с керосинкой ни Илья, ни Сашка не умели. Ну его, этот сверхсложный агрегат… полыхнёт ещё. Нам только ожогов для полного счастья не хватает. Будем пока переводить соседский стройматериал, два месяца уже загромождавший подъезд, а там видно будет.
Илья представил себе, как они понемногу выламывают железные двери по всему подъезду, крушат мебель на растопку, шарят по чужим ящикам и столам… обвешиваются цепочками и бусами… загаживают потихоньку сортир за сортиром… окончательно сходят с ума…
— Свечи! — улыбаясь сказал Сашка.
Бить стекло молотком не хотелось. Пришлось обойти прилавок и протиснуться к нему со стороны продавца. Свечи были хорошими, горели ярко. На радостях, Илья зажёг сразу штук семь. Ослепительной иллюминацией это назвать было трудно, но теперь уже не надо было бесперечь чиркать зажигалкой.
— И чего я, дурак, сразу не подумал? Зря столько времени угрохали!
Недолго поколебавшись, Илья начал переодеваться. По ночам прохладно, да и ткань у военных прочная, а мало ли сколько придётся жить одним? Он выбрал хорошие высокие ботинки на толстой подошве, — Сашка помог их надеть и зашнуровать. Окончив переодевание, Илья посмотрел на себя в зеркало, впервые за последние семь лет решившись увидеть себя в полный рост.
— Хорошо! — застенчиво сказал Сашка.
— Точно, — пробурчал Илья. — Труп из-под гусениц танка.
Настроение у него испортилось… впрочем, оно всегда портилось, когда Илья видел себя со стороны. Он терпеть не мог фотографироваться, сниматься на видео… и вообще, хоть как-то видеть себя. Проходя по улицам, он никогда не глядел в зеркальные стёкла витрин, упрямо отворачиваясь от своего неизбывного уродства.
— Переодевайся, Сашка. Денег у нас с тобой на всё это нет, но мы расписку оставим.
«А хорошо бы проснуться оттого, что менты трясут тебя за плечи и орут: «Допился, Илья! Магазин грабанул! Сейчас с нами поедешь, в КПЗ насидишься, урод паршивый!!!» — ах, как это было бы замечательно!»
Сашка, улыбаясь, неуклюже топтался среди развороченных кип одежды. Наконец-то переодевшись, он подпоясался ремнём, споро прокрутив нужную дырку кончиком ножа, провёл рукой по стриженой голове и вдруг нахлобучил на неё пятнистую армейскую панаму.
— Эх, е…ть твою мать! — с невольным восхищением сказал Илья, присевший в углу. — Десантник! Вылитый десантник, прав был Лёня! Это Прошка тогда проморгал всё на свете.
Сашка виновато потупился.
— Ты чего? — удивился Илья. — Я серьёзно! Когда ты вспомнишь, кто ты такой, сам ещё мне спасибо скажешь.
— Десантник, — повторил Сашка и расцвёл.
— Давай, Сашка, оружие смотреть… а то мы тут до утра провозимся. Прихвати рюкзак, накидаем туда всего побольше… свечки там, под прилавком, есть ещё? Кидай в рюкзак! Перчатки не забудь, носки. Стирать нам с тобой теперь не придётся! Воды не натаскаемся. Мне тоже рюкзачок прихвати. Ну, двинули? С холодного оружия начнём…
Положим, ножи Илья выбрал неплохие. Устрашающего вида ножи. В ножнах! Нож он подвесил на пояс и заставил Сашку сделать то же самое.
«Вот щёлкнет у Сашки что-нибудь в голове… он меня этим самым ножом… — прозвучала в голове Ильи холодная неприятная мысль. — Видение-то своё… полусон… помнишь? Уж не тот ли ножик у него в руке был, а?»
Но тут уж Илья сам себя обругал — может, они одни на всём белом свете остались, а ты ещё и добродушного пугливого Сашку бояться вздумал? Какого хрена тогда ты вообще сюда припёрся?
Надо сказать, Сашка стал получше. И приступов страха у него не было, почитай с самого момента, как мир с ног на голову встал. Ранка над ухом поджила, посохла основательно. И улыбается почему-то чаще… вот, ведь, радость великую вокруг себя обнаружил! «А я, я изменился?» — вдруг подумал Илья. Наверное, да. Некому больше таращиться на тебя… «по улицам слона водили, как видно, на показ…». Хочешь так ковыляй, хочешь — этак. А можно пройти ещё три квартала до перекрёстка улицы Фрунзе и улицы 8 Марта, как раз с салону «Медтехника», взять там две инвалидных коляски и гонки устраивать. Никто и слова не скажет — некому.
Кроме не то призраков, не то наваждений в тумане…
— В этом деле я, конечно, не силён… — пробормотал Илья, разглядывая тяжёлый карабин «Сайга». — Экая дура. А пистолеты здесь газовые… и пневматика, судя по этикеткам. Толку-то. Разве холостыми, а Саш? Сигнальные патроны, понимаешь? Хлоп и пук — один лишь звук. Хорошая фраза для рекламы. Дай-ка мне во-о-н ту штуку.
Карабин весил даже больше, чем Илья ожидал. Илья осторожно уселся на хлипкий стул за прилавком и поставил приклад на колено, задрав ствол в потолок. И что? Чего теперь с этой тяжестью делать?
Ага… патроны под прилавком, в коробках… хрен знает, подойдут ли? Чёрт, неловко с одной рукой-то…
— Илья, — неуверенно сказал Сашка, — можно мне?
— Что? Ах, это… бери, Сашка, бери. Тут патроны есть под прилавком, только я не знаю…
Илья не договорил. Сашка протиснулся рядом с ним, вытащил несколько коробок и бухнул их на прилавок.
— Сашка… — невольно отодвинулся Илья. — Ты это… поаккуратнее с патронами.
Сашка не ответил. Он снял со стенда несколько охотничьих ружей и принялся их осматривать. Он переламывал стволы и смотрел сквозь ствол, быстро и ловко проделывал какие-то непонятные манипуляции — видимо проверял качество. Щёлкал курками, откладывал ружьё в сторону и брал другое. Одно, похоже, приглянулось ему больше других. Он взвесил его на руке, выхватил из коробки несколько патронов и вогнал в казённик.
— Проверить надо, Илья, — застенчиво сказал он.
Илья во все глаза смотрел на Сашку. В полумраке неверного света свечей, в скрадывающих детали одежды пятнах маскировки, Сашка выглядел голодным демоном, дорвавшимся до оружия. Илья чувствовал, что если сейчас Сашке дать в руки автомат, тот разберёт и соберёт его такими же ловкими, почти небрежными движениями, набьёт рожок патронами, установит прицел… в общем, проделает всё, что необходимо, перекрыв общевойсковые нормы… или как там это в армии называется.
Сам Илья к оружию относился плохо. Двоюродного брата Равиля в конце 60-х одноклассник пристрелил из старенького, но надёжного охотничьего ружья. Нечаянно, конечно, ведь всей их компании было по 16 лет и ничем особо хулиганистым они у себя в школе не выделялись. В лес с утра прогуляться пошли, прихватив у дядьки Шамиля централочку с одним-единственным патроном. Уже и домой собирались, покуролесив и распив бутылочку дешёвого портвейна. Уже и свежие иголочки кедра в карман сунули, чтобы у дома пожевать — отбить запах спиртного и табака; уже были в пяти минутах ходьбы от крайнего дома ПГТ Синячихи… как увидели на верхушке кедра ворону.
Ну, мол, блядство — то ни одной не было, пальнуть не в кого, а то — в двух шагах от дома, зараза, рассиживается! Пальнули бы, конечно… но дом-то, вон он, неподалёку! Услышат, хватятся, сопоставят, ствол понюхают — а там и ремнём. Дядя Шамиль на расправу скор. Не разберёт, свой или чужой. А он как раз со смены вернулся, со стройки, — финны тогда у нас фанерный комбинат строили, — так, наверное, как всегда, с устатку, пока сто грамм не выпил, надерёт задницы так, что мало не покажется!
Вот и решили птицу просто попугать. Ворона — животное, хоть и хитрое, но… «нет таких крепостей, каких не могли бы взять большевики». Но ворона, сволочь, сидит и не шелохнётся. И целились в неё, — а этого обычно вороны не любят, — и кедровыми шишками, и камнями кидали… да высоко сидит, не докинешь! С досады спортивный азарт разобрал — ты у нас всё-таки полетишь, собака чернозадая! Ну, и стали по кедровому стволу колотить.
Добро бы, взял дружок централочку в руки, как положено, а то он на уровне пояса, не поднимая, прикладом двинул…
И ушёл весь заряд Равилю в живот. Добро бы дробь… да оказалось — жакан.
Отец из Синячихи с похорон вернулся, выпил водки, позвал всех сыновей, — Ильи тогда ещё не было, — мать на руках Вовку вынесла, взял свою двустволку, положил её на старинную, прадеда ещё, наковальню и молотом — шарах!
А патроны в сортир высыпал. Надо кому — ковыряйся в говне, собирай. И с той поры ни охоту не любил, ни оружие.
Илья эту историю с пелёнок слышал. Да и дед его, старый танкист — от Киева до Праги, через Берлин; в танке три раза горел, полтуловища бугристой коркой ожогов затянуто, — терпеть не мог, когда внуки во дворе дома игры «в войнушку» затевали. «Вы бы ещё в мясозаготовки поиграли, — пыхтел, бывало. — Вот один к одному — война!»
