Евгений Лотош - Корректор. Книга третья: Равные звездам
Она сорвала с лица матерчатую повязку, бросила ее на стол, освободилась от зеленого балахона, в последние пару дней заменявший ей врачебный халат, и стремительно вышла из "клиники", вглядываясь в затянутое тучами небо. Явно собирался дождь, и в воздухе стояла душная тяжесть. Где Цукка? Если она снова рассказывает детишкам всякую всячину, то наверняка у их нового дома на площади. И именно туда наверняка приземлится вертолет.
Ожидавшие возле "клиники" своей очереди люди склонились в глубоком поклоне, но она не обратила на них никакого внимания. Едва не запнувшись о подвернувшийся под ноги корень, она со всех ног бросилась к центру деревни – туда, откуда доносился все усиливавшийся рокот. Она успела выскочить к площади как раз в тот момент, когда из приземлившейся машины один за другим как горох посыпались вооруженные люди. На противоположной стороне площади она разглядела стоящую в окружении ребятишек Цукку.
Прятаться смысла не имело, и она, расправив плечи и глубоко вздохнув, зашагала к вертолету. Если они прилетели за ней, ее все равно найдут. Если не за ней, то вряд ли станут что-то делать с ценной – хотелось бы верить – заложницей. Она слишком поздно сообразила, что ее короткое, до середины бедра, и с почти отсутствуюшими рукавами платье, которое она только позавчера закончила обметывать и подшивать, может оказаться слишком провоцирующим. Ну ничего. Пусть только попробуют ее коснуться!
Вооруженные солдаты заметили ее. Половина немедленно рассыпалась редкой цепью и двинулась к ней, держа ее под прицелом автоматов. Впрочем, не только автоматов. Двое держали в руках нечто, до крайности напоминающее "розы" – большие неуклюжие штуки со набалдашниками, напоминающими перекрученный розовый бутон. Значит, они все-таки по ее душу.
Из вертолета выпрыгнул еще один мужчина. Он носил те же мешковатые штаны и длинный, почти до колен, хантэн, но алую рубаху под белой накидкой охватывал широкий черный пояс, из-за которого торчали рукояти меча и длинного кинжала. Она вспомнила, что такой же пояс носил и Шай, когда он привез ее в Мумму. И за поясом у Шая тоже торчал меч. Больше ни у кого из бандитов Дракона она мечей не видела. Правда, нельзя сказать, что у нее имелась возможность построить статистическую выборку, но все-таки, похоже, такие мечи являлись принадлежностью Больших Гадов. Видимо, мужчина тоже заметил ее, потому что немедленно зашагал в ее сторону.
Площадь была довольно маленькой (и после постройки Большого Дома стала еще меньше), а вертолет – большим, а потому между машиной и Кариной оказалось мало места. Куда меньше, чем ей хотелось бы. Затихающий рокот турбины и клекот лопастей горячим ветром ударили ей в лицо, трепля подол платья и заставляя прищуриться, чтобы защитить глаза от взметнувшегося пыльного вихря.
– Женщина, стой на месте! – громко, перекрывая гул, сказал мужчина на общем, положив ладонь на рукоять тоскалы. Семеро солдат, включая двоих с "розами", полукругом охватили Карину, держа ее под прицелом, остальные рассыпались по площади. Трое остановились неподалеку от Цукки, направив на нее оружие, и окружавшие ее дети мальками брызнули в все стороны. Один из солдат подошел к деревенскому гонгу и начал ритмично бить в него. – Ты Карина?
– Я Карина Мураций, – так же громко откликнулась та, стараясь овладеть голосом. – Кто ты и что тебе нужно?
– Я Цом та-Мурай, Старший Коготь Оранжевого клана, – заявил мужчина. – Верно ли, женщина с востока, что ты называешь себя Избранной Дочерью Назины?
– Нет, – твердо ответила Карина.
– Не лги мне, женщина! – грозно нахмурился Старший Коготь, и в его голосе послышались зловещие нотки. – Окрестности полны слухами о тебе и твоих чудесных способностях. Верно ли, что ты воскрешаешь мертвых и летаешь по воздуху?
– Я не воскрешаю мертвых, – пожала плечами Карина, краем глаза заметив, как на площадь быстрым шагом вышел Дурран. Младший Коготь подошел к ней сзади и молча остановился в нескольких шагах. Из проходов между домами начали один за другим появляться деревенские. – Я просто лечу людей. Я не властна над тем, какие глупые имена они мне дают.
– Не толкайся, урод! – прошипела Цукка, которую один из солдат едва ли не силой подтащил к Карине.
– Молчать! – рявкнул Цом. – Еще раз откроешь рот без разрешения – язык отрежу! – Полным отвращения взглядом он обвел собирающихся по периметру площади людей. – Почему женщины публично ходят с голой головой?
– Потому что я так приказала, – спокойно ответила Карина. – Недостойно мужчин обращаться с женщинами как с животными. Или как с собственностью. Такое унижает и женщин, и мужчин. В первую очередь – таких больших и сильных мужчин, как ты, господин Цом.
– Ты сама бесстыдная шлюха и пытаешься сделать такими же шлюхами добропорядочных женщин! – прошипел Старший Коготь. – Ты ничем не лучше надменных тарсачьих проституток из Граша, что воображают себя ровней мужчинам! Ты поплатишься за свое бесстыдство и высокомерие, но поплатишься не одна. Дурран! – перевел взгляд на Младшего Когтя. – По радио я приказал тебе приготовиться к моему появлению. Где старейшины?
– Они ждут тебя в своих домах, – виновато склонил голову тот. – Они слишком немощны, чтобы ожидать здесь, но их уже ведут…
– Слишком немощны? – голос Старшего Когтя стал вкрадчивым. – Дурран, я не понимаю, все ли еще я говорю с солдатом клана? Или ты уже стал одним из местных земледельцев, не ведающих, что такое честь и дисциплина?
– Прости меня, момбацу сан Цом, – Дурран опустился на одно колено, уперся кулаком в землю и низко склонил голову. – Я виноват. Накажи меня.
– С тобой я разберусь позже, – пообещал Цом. – Пока я не вижу, чтобы старейшин вели… Это они?
Карина бросила взгляд через плечо. Торопясь и запинаясь, на площадь вышли, почти выбежали с неприличной для старцев прытью господин Мамай и два других старейшины, подгоняемых местными солдатами Дракона.
– Да, господин Цом, – распрямляясь, кивнул Дурран. – Они. Сан Мам…
– Меня не интересует, как их зовут, – резко оборвал его Дурран. – Вы трое! – Подойти сюда!
– Какой-то он злой, этот дядька! – в ухо Карине прошептала Цукка. – Что-то здесь не так.
– Встань у меня за спиной, чтобы твое лицо не видели, и быстро сообщи Мати, – шепнула Карина в ответ. – Что-то мне гости не нравятся…
– Вы старейшины Муммы? – холодно спросил Цом у трех стариков, рухнувших перед ним на колени.
– Да, момбацу сан! – пролепетал Мамай едва поворачивающимся от страха языком. – Мы твои верные слуги, и вся деревня…
– Вся деревня сошла с ума! – отрезал Цом. – Старик, почему ваши женщины забыли о стыде и приличиях? Почему они ходят с открытыми головами?
– Великий шаман Карина, Избранная Дочь, чьими устами вещают боги, повелела нам…
– Избранная Дочь? – рявкнул Старший Коготь. – Она – восточная шлюха, за которой ваша деревня должна присматривать под страхом смерти, и ничего больше! Кто сказал вам такую чушь? Кто первым назвал ее так?
– Великий шаман Панариши своими глазами сидел, как она…
– Кто такой Панариши? – с отвращением спросил у Дуррана Цом. – Где он?
– Шаман Панариши вчера вечером покинул деревню, – пробормотал Младший Коготь. – Он шаман бога Тилоса…
– Никогда не слышал про такого. – Цом возвысил голос, и его меч, прошелестев о ножны и блеснув в тусклом предгрозовом свете, описал дугу и застыл острием к земле. – Жители Муммы, слушайте меня, Старшего Когтя Оранжевого клана! Двух западных женщин оставили на ваше попечение меньше двух недель назад. Вы должны были следить, чтобы они не сбежали и не умерли с голоду. А что сделали вы? Вы назвали одну из них Избранной Дочерью и по ее слову бесстыдно обнажили своих женщин. Вы нарушили волю Дракона. Главная вина лежит на восточной женщине именем Карина, но и вы виновны тоже. За такое ваша деревня будет сурово наказана, чтобы вы до конца дней своих помнили…
– Ты идешь против воли богов, чужак?
– Кто сказал?! – заорал Цом. – Кто?
– Я сказал! – шаман Панариши неторопливо прошел сквозь толпу, отхлынувшую от него, словно от чумного, и мотнул головой, отбрасывая назад густую гриву волос. Его лицо и обнаженное до пояса тело густо покрывали переплетающиеся черные и коричневые линии – то ли рисунки, то ли татуировки, а глаза и рот были обведены черным. Линии вокруг губ проходили так, что казалось – его рот в зловещей ухмылке растягивается почти до ушей. Некоторые солдаты Дракона при его виде принялись творить охранные знаки. – Я сказал. Я шаман Панариши, тот, кто доносит до людей волю богов и духов. Ты осмеливаешься возвысить голос против богов, смертный воин? Помни, они жестоко наказывают тех, кто осмелился возомнить себя неуязвимым!
Словно во сне, Карина смотрела, как шаман медленно, слегка враскачку, пересекает небольшое пустое пространство между толпой и солдатами и останавливается в нескольких шагах перед оцепеневшим от такой наглости Цомом.
