Филип Дик - Порог между мирами (сборник)
— Спасибо за помощь. Кстати, весьма интересно — пожалуй, это подходящее слово, — что ты до сих пор поддерживаешь с ней контакт.
— Совесть есть совесть. В некотором смысле развод возложил на нас еще большую ответственность за заботу о ней. Ведь она почти сразу же почувствовала себя намного хуже.
— Есть хоть какой–нибудь выход?
Эрик Свитсент из шестьдесят пятого года отрицательно покачал головой.
— Ладно. Спасибо за откровенность.
— Как ты сам не раз говорил, всегда нужно быть честным с самим собой. Желаю удачи. Непросто будет поместить ее в лечебницу, но у тебя еще есть время.
— Что насчет войны? Лилистарцы не завоевали Землю?
Старший Эрик улыбнулся во весь рот.
— Черт побери, ты слишком занят личными проблемами, чтобы хоть что–то замечать. Война? Какая война?
— Пока, — попрощался Эрик, повесил трубку и вышел из видеофонной будки.
«Он прав, — понял доктор. — Будь я благоразумнее… но нет. Лилистарцы, вероятно, замышляют какой–то экстренный план, готовятся к атаке. Я об этом знаю, но не хочу вспоминать, поскольку ощущаю… желание умереть. Почему бы и нет? Джино Молинари сделал смерть двигателем политической стратегии, благодаря ей он перехитрил противников и наверняка сделает это еще не раз. Естественно, обо мне этого не скажешь, — подумал Эрик. — Мне никого не перехитрить. Во время вторжения погибнет множество людей. Что значит один лишний покойник? Кто что от этого потеряет? Кому я близок? Свитсенты из будущего станут чертовски страдать, но тем хуже для них. Честно говоря, мне на них наплевать. Если не считать того, что их существование зависит от моего, они относятся ко мне точно так же. Возможно, в том и состоит проблема. Да, в моих отношениях не с Кэти, а с самим собой».
Он вышел из отеля «Цезарь» и оказался на залитой солнцем оживленной улице Тихуаны две тысячи шестьдесят пятого года.
Его ослепил блеск солнца. Он немного постоял, моргая и дожидаясь, пока глаза привыкнут к яркому свету. Изменились даже наземные автомобили, они стали более изящными и привлекательными. Улица была заново вымощена. Повсюду крутились продавцы тамалес и ковриков, но это оказались уже не роботы, а — Эрик содрогнулся — риги. Все говорило о том, что они занимали самый нижний уровень земного общества. Им придется с трудом карабкаться наверх, чтобы добиться равноправия, свидетелем которого он стал через девяносто лет. Вряд ли это было справедливо, но такова реальность.
Сунув руки в карманы, он шел вместе с толпой, заполнявшей тротуары Тихуаны в любую эпоху, пока не добрался до аптеки, в которой покупал капсулы йот–йот–180. Как всегда, она была открыта и не слишком изменилась за десять лет. С витрины исчезли лишь пояса от грыжи, вместо которых появилось некое устройство, неизвестное ему.
Доктор остановился и прочитал надпись на испанском языке. Похоже, что устройство увеличивало потенцию, позволяя получать неограниченное количество оргазмов один за другим.
Свитсент усмехнулся, вошел в аптеку и направился к прилавку, находившемуся в ее глубине.
На этот раз его приветствовала темноволосая пожилая женщина.
— Si? — Она улыбнулась, показав дешевые хромированные зубы.
— У вас есть западногерманское средство «Г–Тотекс–Блау»? — спросил Эрик.
— Сейчас посмотрю. Подождите, хорошо?
Женщина, волоча ноги, скрылась среди стеллажей с лекарствами.
Эрик бродил среди витрин, окидывая их невидящим взглядом.
— «Г–Тотекс–Блау» — сильнодействующий яд, — крикнула аптекарша. — Вам придется расписаться в журнале, si?
— Si.
Перед ним на прилавке появилась черная коробочка.
— Два доллара пятьдесят центов, — сказала женщина.
Она достала журнал и положила его на прилавок так, чтобы Эрик мог до него дотянуться ручкой, привязанной на веревочке.
Пока он расписывался, женщина упаковывала коробочку.
— Хотите покончить с собой, сеньор? — спросила она. — Да, похоже на то. От этого средства не будет больно, я сама видела. Никаких мучений, просто внезапно отказывает сердце.
— Да, — согласился он. — Хорошее средство.
— Фирма «АГ Хеми» не подведет.
Аптекарша лучезарно улыбнулась, словно одобряя его намерения.
Он расплатился — банкноты десятилетней давности не вызвали никаких возражений — и вышел из аптеки.
«Странно, — подумал Свитсент. — Тихуана вовсе не изменилась. Она всегда будет такой. Никого не волнует, что ты хочешь покончить с собой. Удивительно, что на улицах не поставили будки, где ночью все сделают за тебя, за десять песо. Впрочем, сейчас, может быть, они уже и появились».
Явно одобрительное отношение женщины слегка шокировало доктора. Ведь она ничего о нем не знала, вообще не была с ним знакома.
«Все из–за войны, — решил он. — Не знаю, почему это меня так удивляет».
Когда он вернулся в отель «Цезарь» и хотел подняться по лестнице, его остановил незнакомый портье.
— Сэр, вы здесь не живете. — Мужчина молниеносно вынырнул из–за стойки и преградил ему дорогу. — Вы хотели снять номер?
— Уже снял, — ответил Эрик, но тут же вспомнил, что это случилось десять лет назад.
Срок найма давно прошел.
— Девять долларов вперед за каждую ночь, — сказал портье. — Раз у вас нет багажа.
Эрик достал бумажник и протянул десятидолларовую банкноту. Однако портье посмотрел на бумажку с профессиональным неодобрением и еще большей подозрительностью.
— Они выведены из обращения, — сообщил он. — Их теперь трудно обменять, поскольку они незаконны. — Портье поднял голову и вызывающе взглянул на Эрика. — Двадцать. Две десятки. Может быть, даже их я не возьму.
Он бесстрастно ждал. Ему явно не нравилась оплата такой валютой. Наверняка она напоминала этому человеку прежние дни, недобрые времена войны.
У Эрика в бумажнике была только одна банкнота, и то пятидолларовая. Кроме нее, по какому–то безумному стечению невероятных обстоятельств, он имел множество бесполезных денег из будущего, отстоящего на девяносто лет, полученных в обмен на часы. Свитсент разложил банкноты на стойке и глядел на разноцветные блестящие завитушки.
«Возможно, электронная деталь, отправленная Кэти в тридцатых годах двадцатого века все–таки добралась до Вирджила Эккермана», — подумал доктор.
По крайней мере, на это был шанс. Он слегка приободрился.
Портье взял одну из банкнот две тысячи сто пятьдесят пятого года.
— Что это? — Он поднес ее к свету. — Первый раз вижу нечто подобное. Сами их делаете?
— Нет, — ответил Эрик.
— Мне они ни к чему, — решил портье. — Идите–ка отсюда, а не то вызову полицию. Я же знаю, что вы сами их делаете. — Он с отвращением швырнул банкноту на стойку. — Странные деньги. Уходите.
Эрик оставил ему деньги будущего, но забрал пять долларов и вышел из отеля, держа в руке пакет с «Г–Тотекс–Блау».
Даже после войны в Тихуане все еще осталось множество тесных кривых переулков. Он нашел узкий мрачный проход между кирпичными домами, засыпанный мусором и пеплом от двух огромных костров, когда–то бывших нефтяными бочками, сел на деревянное крыльцо перед дверью, забитой досками, закурил сигарету и погрузился в размышления.
Со стороны улицы его не было видно. Люди, спешившие по тротуару, не обращали на него внимания, так что он сосредоточился на наблюдении за ними, в особенности за женщинами.
С этой точки зрения Тихуана тоже не слишком изменилась. Днем горожанки одевались с непонятным шиком — высокие каблуки, шерстяной свитер, блестящая сумочка, перчатки, плащ, переброшенный через руку, высокие груди и соответствующий им бюстгальтер. Чем эти женщины зарабатывали на жизнь? Где они научились столь хорошо одеваться, не говоря уже о проблеме оплаты подобного гардероба? Его это весьма удивляло в свое время, не переставало поражать и сейчас.
Ответ на этот вопрос можно было бы получить, остановив одну из этих женщин и спросив, где она живет и покупает одежду — здесь или по другую сторону границы.
«Интересно, — подумал он. — Бывали ли они когда–либо в Соединенных Штатах, есть ли у них женихи в Лос–Анджелесе, и настолько ли хороши эти дамы в постели, как выглядят?»
Доктору казалось, будто некая невидимая сила позволяла им вести подобную жизнь. Эрик надеялся лишь на то, что она не делает их фригидными. Иначе это стало бы лишь пародией на жизнь, на потенциал живых существ.
«Хуже всего то, что такие женщины крайне быстро стареют, — думал он. — Все слухи на этот счет — полная правда. Уже лет в тридцать они потрепанные и толстые. Куда–то исчезают бюстгальтер, плащ и сумочка, остаются только черные глаза, горящие под густыми бровями. Прежнее изящное существо до сих пор скрывается где–то под складками жира, но уже не в силах больше говорить собственным голосом, развлекаться, убегать или любить. Замолкает стук каблуков по тротуару. Остается лишь тяжкий отзвук шаркающих ног, отмечающий путь к трупу, распадающемуся в прах. В Тихуане ничего не меняется, но и не доживает до достойного возраста. Время идет здесь слишком быстро, при этом стоя на месте.
![Филип Дик - Доктор Бладмани, или Как мы стали жить после бомбы [litres]](/uploads/posts/books/67884/67884.jpg)
![Филип Дик - Порог между мирами [litres]](/uploads/posts/books/80329/80329.jpg)
