Константин Мартынов - «Ныне и присно»
Тимша медленно встал и непонимающе уставился на мастера — Серегина память просыпаться отказывалась.
— Каюк! — горестно прошептал Леушин. — Сейчас эСэС его живьем слопает!
— Ну что же ты, Сергей? — ядовито продолжил Барский. Уличные подвиги остатков разума лишили?
Да что они, сговорились? Не на ком больше злость сорвать?! Тимша молча бросил в кожаную торбу лежащую на парте тетрадь и, не обращая внимания на вопль Барского: «Шабанов! Немедленно вернись!», вышел из кабинета. Гулко хлопнула дверь.
— Зря вы так, Степан Сергеевич! — не выдержал Леушин. Эти бандюки весь район в страхе держали!
— Мне плевать, кто там кого и за что держит! — взорвался мастер. — Я любителей поножовщины учить не собираюсь! Так и директору сказал!
— А вы что молчите? — Венька повернулся к сокурсникам. — Или Воробью никогда не попадались?!
Сокурсники виновато отводили глаза — ссориться с мастаком никому не хотелось — себе дороже выйдет…
Так, да? Три года вместе, а оказалось чужие! На глаза навернулись злые слезы… «Хрен с ними! Переживем!» Сумка с учебниками легко вспорхнула на плечо.
— Ну и молчите, жополизы! Прощевай… эСэС!
Увернувшись от карающей длани мастера, Леушин выскользнул за дверь. В конце коридора маячила спина Шабанова.
— Серега! Подожди, я с тобой!
Венька побежал, оставив далеко позади выскочившего следом Барского.
Скамейка в парке еще не просохла после брызнувшего из пробегавшей мимо тучки дождя — сидеть сыро, а стоять глупо. Друзья взгромоздились на спинку, беззастенчиво попирая кроссовками сиденье. Отвратительно теплое пиво тщилось успокоить разгулявшиеся нервы.
— Хватит давиться, — посочувствовал Венька. — Лучше бичу отдай — видишь, мается.
Неопрятный, склизкий, как размоченное мыло, мужичонка топтался неподалеку, делая вид, будто темного стекла бутылка ему вовсе не интересна… но опухшие глазенки злобно высматривали возможных конкурентов. Тимша невольно передернулся.
— Так ведь не обязательно из рук в руки, — заметил Тимшины переживания Венька. — Ты бутылку на землю поставь и отойди — до пяти сосчитать не успеешь, как она исчезнет. Заодно с бичом. Во где фокус — Копперфильд нервно курит в сторонке!
Кто такой Копперфильд Тимша переспрашивать не стал по прозвищу ясно, что немчура.
— Почто за мной поперся? — вместо этого буркнул он. Неладно учебу-то бросать, ежели ума на нее хватает.
— Так ведь что-то бросать все равно надо! — легкомысленно пожал плечами Венька. — Либо учебу, либо друга…
Тимша почувствовал, как в носу подозрительно защипало.
— Серега тебе друг, а меня Тимофеем зовут, — таки напомнил он.
— Главное, что Шабанов… — рассеянно отмахнулся Венька. — Погоди, погоди… опять важная мысля наклевывается…
Леушин погрузился в прострацию. Тимша решил не мешать.
Ожидание затягивалось.
— Пожалуй, я тебя и звать буду Шабановым, — сообщил Венька результат размышлений. — Во избежание путаницы. А то развелось вас — черт ногу сломит!
— Балабол! — беззлобно ругнулся Тимша. — Лучше скажи, что делать будем? Зима на носу, семью чем кормить?
— У тебя ж мать работает! — не понял вопроса Венька.
— Вот-вот! Мать горбатиться будет, а здоровый парень на печи лежать? Может у вас так и принято, а я к другому приучен.
Венька озадаченно почесал в затылке.
— Ну, не знаю… в гаражах поспрошать — ремонтникам помощники всегда нужны… тока платят они паршиво… или на авторынок, запчасти продавать — полторы сотни в день и обед за счет хозяина. Больше трех штук в месяц получается.
— Барышничать? — с сомнением протянул Тимша. — А «три штуки» это много?
— Мы больше за квартиру платим, — честно признался Леушин. — Маловато, конечно… Давай, что другое придумаем… Ягоды собирать? Норвеги за бруснику денег не жалеют!
— На море живем! — твердо заявил Тимша. — Рыбу здесь спокон веку ловили.
— Раньше рыбу ловили, а нынче рыбаков! — хмыкнул Венька. — Есть такая срань — квота на прибрежное рыболовство право на лов, то есть — так ее в начале года всю выкупили.
— Постой, — оторопело перебил Тимша. — Кому за право лова платить? Морскому царю?!
— Не морскому — московскому! — хихикнул Венька.
— Ну нет! — решительно заявил Тимша. — Наловлю, пусть свою десятину берет, а до тех пор ко мне не лезь!
— Как скажешь, — покладисто согласился Леушин. — Но потом не говори, что не предупреждали!
— Скажу, что надо лодку шить и снасти покупать, — отрезал Тимша. — Прямо сейчас и займемся… у тебя деньги на «книжке» еще остались?
Мотоцикл сиротливо жался к стене гаража, понемногу зарастая пылью и паутиной — в центре, на расчерченном мелом плазе, янтарным скелетом горбились рамки шпангоутов. За добротно сколоченным верстаком, по колени в пахнущих смолой стружках, вжикал рубанком Тимша. У порога, с выражением вселенской скорби на конопатом лице, теребил обрывок пенькового каната Леушин.
— Слышь, Тимофей! — воззвал он страдальчески. — Давай монтажной пены купим! На кой нам пакля? Век новых технологий на дворе, а мы, как в твоей родном шестнадцатом!
— Тереби, тереби, — хмуро ответствовал Тимша. — Шняка, она живая, а ты к ней с химией!
Леушин горестно продолжил трудиться, попутно изобретая соответствующие нынешнему веку усовершенствования. Тимша насмешливо косился на приятеля — чем бы дитя не тешилось…
Плавные движения рубанка помогали успокоиться, привести мысли в порядок…
Лодку шить — дело нехитрое… если не впервой. До сих пор Тимше лишь смотреть приходилось, да на подхвате у отца шустрить — «подай то, подай се»! Хорошо хоть бревна на доски распускать не надо — готовые продают, а то бы намучился… дня три еще займет…
Мысли перекинулись на снаряжение — шнур для яруса куплен — поводки-форшни заготовить и в море, за треской… под парусом…
Тень улыбки тронула плотно сжатые губы — шитый из подушечного тика парус радовал глаз по—цыплячьи желтым цветом. Светлана Борисовна два дня без отдыха швейной машинкой стрекотала, хоть и недовольна была затеей, как никто другой.
— Без диплома нынче и в дворники не возьмут, — бурчала она, вдевая в иголку ярко-красную — для нарядности — нить. — Хватит блажить, в лицей иди, последний год ведь!
— Ну не могу я сейчас учиться! — пряча глаза отнекивался Тимша. — Голова словно ватой набита, что знал, позабыл.
Машинка стрекотала и стрекотала, заполняя возникшую в разговоре паузу.
— Может, с врачами поговорить?
«Ага, поговоришь с ними… Прав Леушин — засадят в «дурку» до конца жизни!»
— Говорил я… — соврал Тимша. — Обещали, со временем восстановится…
И снова долгая пауза. Опустела шпулька, на ее место со щелчком встала другая.
— Заходила я в лицей, — со вздохом призналась Светлана Борисовна. — Обещали отпуск академический дать — по болезни… ну нельзя жить без образования! Нельзя!
— Нельзя, — печально соглашался Тимша, а перед глазами, рассыпая вокруг отраженное солнце, вздымались волны. Пузато выгибался наполненный ветром парус, билась в шняке не желавшая умирать рыба…
— Че, мужики, никак пароход строите? — пьяновато-развязный голос пинком вышиб овладевшие Тимшей мечты. — Круто!
Тимша неспешно отложил рубанок. Хмуро сощуренные глаза поднялись на гостя.
У распахнутых гаражных ворот стоял мужик лет тридцати с небольшим. Неприятный мужик: серые клетчатые штаны сползли с вислого брюха. Темно-зеленая рубаха не по-осеннему расстегнута, кучерявится черным волосом грудь. На сально блестящих вывороченных губах играет паскудная усмешка…
Венька как-то незаметно сместился вглубь гаража — поближе к лежащим у стены брусьям. Тимша насторожился, но спешить с выводами не стал.
— Строим, — мирно согласился он. — Как не строить? Помор без лодки — не помор. Не то что девки — козы засмеют!
Мужик гыгыкнул, по-хозяйски вошел в гараж. Мосластая ручища пошатала собранный на плазе набор…
Тимша болезненно дернул щекой.
— Не надо трогать, — попросил он. — покосится, потом не лодка — корыто выйдет!
— А ты делай крепче! — хмыкнул мужик, ручища снова легла на будущую шняку. — Чего на соплях лепить?
Тимша не выдержал — ноги в один прыжок вынесли из-за верстака, заставили вклиниться между громилой и набором.
— Отойди, дядя, добром прошу! — жестко повторил он. — Нехорошо чужой труд поганить!
— Что-о? Ты меня учить вздумал? — удивился пьяный жлоб. Заросшая шерстью грудь вызывающе выпятилась. — Да я тебя сам научу! Вежливости!
Дожидаться предсказуемого продолжения Тимша не стал кулак стер усмешку с физиономии громилы… Детина пошатнулся, но устоял. На физиономии незваного гостя поочередно сменились оторопь, злоба и дикая радость.
