Гоар Маркосян-Каспер - Земное счастье
— Надо как-то разрешить эту нелепую ситуацию, — сказал шеф наконец. — Знаешь, что? Помнишь, там, на Палевой, я попросил тебя не говорить Марану о моих планах? Скажи ему. Я не хочу, чтобы он думал бог весть что. Конечно, между нами. Маран не болтун, тут проблемы нет.
— Ладно, — сказал Дан радостно.
— Даниель, дорогой мой, не сияй. Это отнюдь не значит, что я принял решение. Речь о том, что я думал о его кандидатуре до того, как…
— А теперь?
— Теперь не знаю. Будь это кто другой, я бы отказался от своей идеи сразу. Но так просто сбросить со счетов Марана я не могу себе позволить. Таких, как он, отнюдь не сотни. И не десятки.
— И не единицы, — сказал Дан. — Маран просто один.
— Ладно, ступай.
Маран, как и обещал, ждал в информатории, однако на экране, перед которым он сидел, мигала заставка, а сам он откинулся на спинку кресла, запрокинул голову и закрыл глаза. Услышав шаги Дана, он сказал, не меняя позы:
— Я уже звонил, встречаемся в три в уличном кафе у Ратуши. Сейчас будут готовы материалы, и пойдем.
— Время еще есть. Можем немного пройтись по городу, когда поставим флайер.
Дан сел в кресло рядом, повернув его к Марану.
— Доложил? — спросил Маран.
— Доложил.
— Ну и как? Очень ругал?
— Практически нет. Даже странно. Правда, он собирается расспросить тебя. О деталях.
— Логично, — вздохнул Маран. — Не лететь же ему на Торену, когда я тут, рядом. Неприятно, но, видно, ничего не поделаешь. В конце концов, я же работаю в Разведке.
— Работаешь, факт. Будь другом, открой глаза. Я должен тебе кое-что сообщить.
— Еще что-то?
— Маран, пожалуйста!
Маран открыл глаза и повернулся к нему.
— Я весь внимание, — сказал он с легкой иронией. — Что такое мне предстоит услышать, чего с закрытыми глазами не поймешь?
Дан проигнорировал его иронию.
— Ты обижен на старика? — спросил он без предисловий.
— Да как сказать! Не столько я, сколько Наи. Я в общем-то понимаю его побуждения. Он слишком многое знает обо мне, чтобы быть довольным сложившейся ситуацией. Клянусь тебе, Дан, я и сам не рад, что так вышло. Я ведь его люблю и уважаю… теперь, после нашей поездки на Торену еще больше, чем раньше, поскольку там я понял, почему, прикрыв меня от нападок… я имею в виду историю с письмом… он, тем не менее, не оттер меня в сторону… иначе говоря, взял на себя вину за мой поступок, но сам поступок оставил мне.
— Почему? — спросил Дан с любопытством.
— Потому что, как человек дальновидный, осознавал, что это может обернуться не только позором, но и славой, и, как человек щепетильный, боялся отобрать ее у меня. Он вел себя безукоризненно, Дан! Безукоризненно. Так что… Но и до поездки я его любил и уважал, это чистая правда, и будь я проклят, если опасение причинить ему неприятности в том числе не удерживало меня… Ты помнишь вечер в его доме? Перед отлетом на Палевую.
— Конечно, помню.
— Я ведь не мальчишка какой-нибудь, чтобы краснеть, бледнеть и не понимать, могу ли я поцеловать девчонку с соседней улицы, дает мне ее взгляд право на это или нет. Уже переступив порог, я понял, что все мои дурацкие теории и терзания — полная чушь. Я отлично видел, что она хочет того же, что я, и сознавал, что получу ее в тот же день, если проявлю немного настойчивости. Да если на то пошло, я мог взять ее за руку и увести у вас всех на глазах. Но я не стал этого делать. Помимо всего прочего, еще и потому, что не хотел огорчать старика. Да еще после инфаркта, в котором был в немалой степени повинен. Сидел и старался держать себя в руках. Хотя, видит бог, это было нелегко. Но отказаться от нее совсем? Это невозможно. Это выше моих сил.
— Ты кругом неправ, — сказал Дан. — Все не так. Просто удивительно, как ты можешь настолько ошибаться.
— Только не говори мне, что он этого хотел! Я все время чувствую, как он огорчен.
— Да, возможно. Но ты не знаешь его мотивов. — Дан оглянулся и увидел входящих в зал людей. — У тебя еще долго?
Словно в ответ на его вопрос раздалось пощелкивание выпадающих кристаллов. Маран собрал их и положил в карман.
— Пошли.
Оказавшись во дворе, Маран остановился:
— Ну?
— Он мне сказал об этом еще на Палевой. Не думаешь же ты, что я полез к тебе с этим медальоном из простого подхалимажа?
— Не думаю. Я знаю, что ты не подхалим. Но ты добряк.
— Доброта тут не при чем. В общем, тогда он попросил меня тебе не говорить, но теперь, когда все стало выглядеть как-то не так, он сказал мне, чтобы я…
— Ясно, — сказал Маран. — Дальше.
— Одним словом, он не хотел, чтобы у тебя возникли близкие отношения с Наи, потому что у него были свои планы насчет тебя. Он рассматривал тебя, как своего возможного преемника.
— Что такое?! — переспросил Маран ошеломленно.
— Он сказал мне, что уже должен думать о преемнике, так как Разведка это не та организация, которую можно изучить за месяц, на это нужны годы, и что он не видит человека, более подходящего на эту должность, чем ты, — объяснил довольный произведенным эффектом Дан.
— Я? Необразованный дикарь из позапрошлого века? Во главе Разведки? Ты шутишь?
— И не думал.
— И его не пугает мое прошлое?
— Его пугает только одно: что ты ему теперь, можно сказать, родственник. Понимаешь?
— Да, понимаю. Но это невозможно, Дан. Было бы невозможно, если б он еще не отбросил эту мысль, а я думаю, он ее отбросил или отбросит, хотя это ничего не значит, я благодарен ему уже за то, что такое вообще могло прийти ему в голову. Но подобное назначение — из области фантастики. Ведь решение принимают другие люди, для которых пришелец из варварских времен неприемлем.
— Почему варварских? — возмутился Дан. — Полтора-два века назад люди были ничуть не дикари и ничем не хуже нас с тобой.
— Нас с тобой? — Маран расхохотался. — Нас с тобой! Ну Дан!
— Что тут смешного? — спросил Дан сердито.
— По-твоему, ничего?
Дан промолчал.
— Ты действительно считаешь, что мы с тобой равны? — спросил Маран, переставая смеяться.
— Ну если по большому счету, то нет, — ответил Дан чистосердечно. — Ты умнее меня, решительнее, мужественнее… и так далее. Словом, ты по фактуре полководец, как говаривал кехс Лахицин, а я так, оруженосец.
— Ты правда так думаешь? Или?..
— Что — или?
Маран, не отвечая, зашагал к посадочной площадке и уже в флайере, сев машинально, как раньше в мобиле, на место пилота и взяв управление на себя, сказал:
— Ты мне напомнил Поэта в тот период, когда… Ну когда выяснилась вся мерзость изиевского режима и вся глубина моего падения.
— Падения?
— А как еще назвать положение члена Правления Лиги при Изии?.. Так вот, он обращался со мной, как с тяжелобольным, с которым если и говорят о его болезни, то лишь для того, чтобы подбодрить и укрепить веру в выздоровление. Но сейчас я не тяжелобольной, Дан.
— Ты последовал нашему совету?
— Забыть о прошлом? Это возможно лишь в той мере, в какой моя кровь способна забыть рентгены, которых я нахватался на Перицене.
— И на Торене.
— И на Торене. Я могу когда-нибудь добавить еще немного и благополучно отправиться на тот свет, но теперь-то я здоров. Так что можешь меня не щадить. Я знаю, что я невежда и отстал непоправимо.
— Да что ты такое говоришь! Ты вовсе не невежда, просто у тебя другие знания. И не только другие. Господи, да посмотри на себя сейчас! Ты ведешь флайер лучше, чем я! И вообще. Ты уже знаешь практически все, что я!
— Кроме астрофизики.
— Зачем тебе астрофизика?
— Может, и незачем. Это я в качестве примера.
— Примера? При твоей светлой голове, памяти и трудолюбии, да еще и с гипнопедом, ты можешь изучить любой предмет, любой, я в этом не сомневаюсь.
— Один, — сказал Маран. — Пусть два.
— Неужели ты полагаешь, что кто-либо на Земле владеет всей суммой современных знаний?
— Ну я не настолько глуп.
— А что у тебя опять за комплексы такие?
— Все равно я вам не чета, Дан. Одно дело вырасти внутри цивилизации, другое — поспешно нахвататься того, что на поверхности.
— Почему на поверхности? Ну почему на поверхности?!
— Мне так кажется. Постоянное ощущение, что я упустил нечто важное, фундаментальное… Да даже и не фундаментальное, а просто общеизвестное, само собой разумеющееся… С фундаментальным как раз проще — спи себе с включенным гипнопедом… Но есть вещи, которых нет ни в одной программе, они то ли витают в воздухе, то ли… Не знаю. Трудно прыгнуть через полтора века. То есть прыгнуть-то можно, но тогда эти полтора века окажутся пропущенными вместе со всей той информацией, которая как бы пропитывает ткань времени и усваивается незаметно для человека… Приведу тебе пример. Когда я позвонил Наи… Тогда, в первый раз… Она, как тебе известно, позвала меня. Я сел в флайер, взлетел и только тогда понял, что не знаю, где она, и как ее найти. Она мне этого не сказала, а я сгоряча не спросил и только в воздухе понял, в каком идиотском положении оказался. Я, конечно, сообразил, что есть какой-то способ, наверняка настолько общеизвестный, что ей и в голову не пришло мне объяснять, что и как…
