Дмитрий Захаров - Красный жук
– А что второй? – он отложил документы.
– Второй пытался убежать. Он даже вырвался из подвала, и достиг входной двери, но наш герой настиг его там, увлек назад, как медведь добычу, и прикончил.
– Каким образом?
– Пока затрудняюсь сказать наверняка, но думаю, обширное кровоизлияние в мозг.
– Жахнул кирпичом по голове? – майор слега подтрунивал над товарищем. Они с Мишей отработали вместе почти пятнадцать лет, помимо служебных отношений мужчин связывала крепкая дружба.
– Нет, брат… Видимых повреждений на коже нет.
– Ты хочешь сказать, что душегуб угробил господина Редько голыми руками?!
– На то похоже…
– Хорошая история! – протянул Ершов. Он достал сотовый из кармана, нажал кнопку вызова.
– Слушаю, товарищ майор! – молодой оперативник гавкнул, как задиристая, полная сил немецкая овчарка. Мальчишка только что из училища, рвется в бой.
– Пострадавший водитель автобуса уже очнулся?
– Так точно! Час назад. Я справлялся у главврача. Раненый может говорить, и хочет давать показания! В управление уже звонили из Москвы. По этому делу должен прибыть ихний представитель! – звонко лаял паренек, у следователя заложило уши.
– «Ихний, евоный…» – пробурчал майор себе под нос, и отключил трубку. Настроение было хуже некуда. Если уж из Москвы присылают варяга, пиши пропало!
– Проблемы, Петро? – эксперт копошился в грязи с тем увлеченным выражением лица, что безошибочно выдает фаната своего дела.
– Из белокаменной гости едут по поводу нашего супермена! Наведут здесь шмон!
– Точно наведут! – кивнул мужчина. Он поднял залитое потом лицо, и лукаво подмигнул. – Зато у меня для тебя есть небольшой сюрприз!
– Убийца вырезал свое имя на груди жертв? – без улыбки пошутил Ершов.
– Почти угадал, – он поднял прозрачный пакетик. – Это следы крови нашего незнакомца.
– Вот тебе раз! Ты уверен?! Это может быть кровь жертв…
– Не может. Кровь на рукаве свитера старая, успела засохнуть. Такое бывает опосля инъекций. Убийца болен. Воспаленная сукровица смешана со слизью, и еще какой-то химической дрянью… Какой именно, скажу позже. Могу дать тебе совет, Петро. В поисках злодея начни с наркоманов. Говорят, они сейчас такой дрянью шыряются, что и слабаки в богатырей превращаются!
– Так и сделаю!
– Добро! – тучный эксперт шумно выдохнул, как большой, добрый тюлень. – Как только у меня все будет готово, пришлю тебе депешу!
– Сделай милость, дружище, поспеши, а то меня сейчас стошнит, на твой чудесный пиджачок! Миша, я здесь не нужен, рвану в больничку, покуда московиты не нагрянули?!
– Ступай с Богом! Я уже заканчиваю. Через час кое-что узнаем про этого Брюса Ли, Ставропольского разлива. Позвоню!
– Спасибо! Жду! – Ершов выскочил на улицу, и с наслаждением вдохнул свежий весенний воздух. По шоссе промчался старенький грузовик, из выхлопной трубы извергались клубы сизого дыма, но и городская вонь казалась чудесной амброзией на фоне фармацевтического кумара грязного подвала. Возле полицейской машины топтался напуганный бродяжка. Это он обнаружил трупы. Искал подходящее место для ночлега, и наткнулся на два обезображенных трупа. Повинуясь внезапному порыву, майор достал из кармана купюру и сунул ее бездомному.
– Ты все рассказал оперативникам?
– Так точно! – мужчина вытянулся в струнку, отдал честь, явив миру съеденные корешки черных зубов.
– Вольно! – усмехнулся Ершов. – Можешь идти…
Бродяга не заставил себя просить дважды, быстро, по-военному повернулся через левое плечо, и скрылся в проулке.
– Зря вы его отпустили, товарищ майор… – насупился молоденький опер. – Ищи теперь ветра в поле!
– Поехали в больницу! – коротко приказал следователь, сел в машину, и отвернулся к окну.
Первая городская больница встретила следователя запахом свежей побелки, и той ненормальной чистоты, что царит в официальных учреждениях стразу же после ремонта. Посетители начинают смущаться своих ботинок, опасливо проходят мимо стерильных стен, а медперсонал смотрит на пришельцев с едва сдерживаемой неприязнью Словно привязанный пес на нахальных котов.
– Вам куда?! – седенькая бабушка попыталась закрыть чахлой грудью вход. На лацкане ее халата сверкал новенький «бейдж», выщипанные брови угрожающе насуплены.
Майор сунул старушке в нос удостоверение, и уверенно зашагал наверх по ступеням.
– Бахилы надень! – крикнула бабушка мужчине вслед, но как-то вяло, без огонька. Милицию она страшилась больше, чем случайных проходимцев.
Ершов не без труда нашел искомую палату. По настоянию полиции, раненый лежал в одноместном люксе. Другую отдельную палату занимала изнасилованная прошлой ночью женщина. Больше всего следователь не любил допрашивать пострадавших в больнице. За долгие годы работы в органах он заметил характерную деталь. Все потерпевшие, оказавшись на больничной койке, немедленно начинают играть роль умирающего Овода. Бледные лица, тихий голос исповедующегося героя, скорбный взгляд. Чтобы добиться вразумительных показаний, требуется надевать горькую мину мужественного мента, и сурово играть скулами. При несоблюдении данного протокола, граждане обижаются, им может стать худо, и приходится вызывать врача, который обязательно занимает сторону больного.
Водитель оказался приятным исключением из общего правила. Он самозабвенно ругал наркоманов, и честил правительство, которое вместо того, чтобы вешать этих ублюдков на фонарных столбах, объявляет их больными людьми, требует от честных граждан какого-то там сочувствия! Он напоминал человекообразную обезьяну, а лежащие поверх больничного одеяла мосластые длинные руки вызывали ассоциации с дикой первобытной силой. Ершов грубо перебил излияния водителя, и задал прямой вопрос.
– Какого телосложения был нападавший?
– Дохляк! – презрительно сморщился водитель. – Ростом чуть ниже вас, и худее в два раза. Одно слово – наркоман!
– Он был одет?
– А как же?! Голого я бы в автобус не пустил!
– Вы ведь пытались с ним драться?
– Черт его побери, скотина обдолбанная! – глубокие морщины прорезали низкий лоб. – Это все зелье их поганое! Сильный как бычок годовалый! Кто их разберет, чем они шыряются?!
– Почему вы считаете, что нападавший был наркоманом?
– А кто же он еще?! – мужчина сердито засопел. – Точно говорю, под кайфом он был!
– Ладно. Вы смогли бы узнать этого человека по фото?
– Темно было… Думаю, да! Хотя в его роже что-то нечеловеческое было, понимаете?!
– Не совсем…
– Губы у него были простудой обгажены, раздулись что у того у негра. Глаза пустые, будто мертвяк с кладбища, а рожа темная…
– Что значит темная?! Может быть кавказец?
– H-нет! – поморщился человек. – Этих я хорошо знаю, в армии с ними два года служил. Вроде наш, русский, но лицо черное, словно закопченное!
– Особых примет не заметили? Шрам, родимое пятно…
– Точно! – парень стукнул чугунным кулаком по кровати, так что загудели стойки – У него пятно во всю башку родимое было. Я вначале подумал, что грязью рожа заляпана…
– Это уже кое что! Спасибо за помощь!
Ершов покинул палату. Он нервно покусывал кончик авторучки, что являлась признаком крайнего раздражения. Дело становилось все более запутанным, хотя родимое пятно на лице пострадавший мог спутать с синяком. Но примета важная. Если исходить из того, что преступник для чего-то оставил одежду в подвале, все логично.
– Не хрена ни логично! – огрызнулся он вслух. – Какого дьявола он бросил шмотки в подвале?!
Он нашел вотчину главврача, в конце длинного коридора. На скромной табличке было написано Ройзман Е. М. Мужчина стукнул костяшками пальцев по дверям, не дожидаясь ответа, зашел в кабинет.
Осанистый брюнет лет пятидесяти сидел за столом с несчастным выражением лица. Многовековая генетическая скорбь делала его немного похожим на Альберта Эйнштейна. Только моложе и без усов. Он устало выслушивал худенького усатого дядечку. Тот наскакивал на доктора, как боевой петух.
– Я все равно буду жаловаться! Не вам, так выше! Коррупция!
– Прошу вас, Евтюхов. Изложите свои претензии коротко и по существу. – голос у врача был мягкий, приятный слуху. Таким ласковым баритоном зачастую обладают дикторы и психотерапевты.
– Обязательно изложу! – хищно оскалился Евтюхов. – Во-первых, на всех больных не хватает костылей! – он споро загибал длинные пальцы с обкусанными желтыми ногтями, – во-вторых, вчера уборка помещения была сделана халтурно! Я нашел следы пыли на подоконнике! Вот, полюбуйтесь! – он сунул под нос врачу ладонь, будто на сеансе хироманта. Глубокая линия жизни разрезала заскорузлую ладошку надвое, и впивалась острым жалом в пульс. Если верить хиромантии, скандалист намеревался пережить Вечного Жида.
