Ярослав Питерский - Ленин жЫв
Тайный пациент тоже не старел. Но метод его «нестарения» был неизвестен никому. Щупп как врач лишь понимал, что «ноль девяносто восьмой» не стареет из-за внешнего стимулятора. Проще говоря, из-за какого-то «чудо-препарата», который позволял регулировать нормальную работу клеток и, главное, биологическое бессмертие их!
Щупп не знал, что делать, в последнее время он мучился и судорожно искал выход, и в конце концов понял: его метод, «метод Щуппа», нужно банально объединить с этим вот самым «чудо-препаратом», и тогда результат человеческого долгожительства, точнее бессмертия, будет стопроцентным!
От этой мысли у Михаила Альфредовича даже кружилась голова! Неужели он, простой врач, вот так откроет тайну вечной жизни для человека! Неужели вот так всё решится банально просто! Главное только узнать химическую формулу того вещества, которым усыпили «ноль девяносто восьмого».
И вот он шанс. Шанс, который может быть единственным! Тем более, что этот шанс даёт сама власть! Сама!
– Так я не понял, мне писать докладную в столицу? Писать о твоём методе и согласии или нет? – сквозь свои мысли услышал Михаил Альфредович голос Сикоры.
Щупп тяжело вздохнул, неожиданно для фимобщика улыбнулся и радостно, как-то неестественно гордо ответил:
– Да! Да, конечно! Пиши, пиши и побыстрее!
Сикора удивлённо кивнул головой и пожал плечами:
– Ну и ладно! Ну и хорошо…
XVI
КРАСИВАЯ женщина с каштановыми волосами, небольшой, но упругой грудью, стройными ногами и изысканным, как у греческой богини, лицом холодно и как-то зло смотрела ему в глаза. Кирилл лежал под этим почти рентгенобследованием и молча ждал. Ждал, когда она хоть что-то спросит.
Но она молчала.
«Ей, наверное, за тридцать, но выглядит она очень эффектно! Очень. Она похожа на ту актрису из хабаровской труппы, с которой у меня была очень бурная ночь во время гастролей их театра в Красноярске. Такая же гречанка. Ой, такая же! Интересно, а какая эта гречанка в постели? Активная? Интересно, а был ли у неё сегодня утром секс?» – как-то пошло и совсем не уместно подумал Лучинский.
Он вдруг ощутил, что неимоверно и как-то обречённо хочет женщину.
Хочет близости с женщиной.
Прямо сейчас!
Он вдруг понял, что ему нестерпимо и с каким-то животным инстинктом непременно хочется овладеть этой вот красоткой, что сидит возле кровати и смотрит на него.
Лучинский застонал и, зажмурившись, отвернулся:
«Господи! Ещё бы тут не захочется бабы! Девяносто лет бабы-то не было! А ведь это хорошо! Значит, всё работает! Аппарат в норме! Уже хорошо!» – Лучинский понял, что думает сейчас совсем о каких-то инстинктивных и примитивных вещах, которые волновать должны в последнюю очередь.
Но он также почувствовал, что не думать сейчас об этом не может, и ему стало стыдно перед самим собой.
– У вас какой размер одежды? – холодно спросила женщина.
– Что?! – вздрогнул Кирилл.
Он медленно повернул голову и посмотрел на «гречанку».
– Я спрашиваю, у вас какой размер одежды? – вновь спросила ледяным голосом красотка в белом халате.
– Хм, у меня? Хм, пятьдесят второй, – растерянно буркнул в ответ Лучинский.
– Так, пятьдесят второй, обувь и размер головы? – «гречанка» сидела и усердно записывала данные в толстом блокноте с кожаным переплётом.
Кирилл внимательно посмотрел на женщину, ему захотелось дотронуться до её руки, почувствовать тепло, а быть может, холод её кожи. Просто дотронуться и почувствовать.
Навязчивая идея.
Кирилл грустно улыбнулся, он втянул ноздрями воздух, пытаясь уловить аромат духов женщины. Но тщетно, она словно была без вкуса и цвета и запаха – стерильна, как дистиллированная вода.
– Скажите, как вас зовут? – спросил неожиданно Кирилл.
«Гречанка» посмотрела на него равнодушно, но уже не зло. Она слегка улыбнулась и, вздохнув, молвила:
– Я врач Светлана Турнова, заведующая этим отделением. Так… какой у вас размер ноги и головы?
– А-а-а… сорок первый и пятьдесят восьмой. Светлана, а что, вы меня правда на опыты пустите? – ехидно пробурчал Кирилл.
Светлана ухмыльнулась и, записав данные в блокнот, закрыла меленькую книжицу. Она как-то неожиданно жалобно посмотрела на Лучинского и, погладив его по руке, спокойно сказала:
– Мы вас уже пустили. Так что страшнее, чем было, ничего не будет. Отдыхайте, завтра или послезавтра понадобятся силы. Чувствуете себя, судя по показаниям датчиков и приборов, Вы себя нормально. Температура в норме. Пульс и давление тоже. Но вот, как я понимаю, у вас общая слабость есть, и ещё… эрекция… но это уж извините… тут уж я ничем помочь не могу. Не хочется, как говорится, нарушать естественный процесс. Мужские гормоны и функции восстанавливаются после длительно сна. И тут ни в коем случае не надо купировать эту проблему, а иначе потом будут проблемы… а ни вам, ни нам это не нужно… – загадочно улыбнулась «гречанка».
Кирилл непроизвольно покосился себе на живот: из-под простыни было видно, что его мужское достоинство сейчас выступало в роли предателя. Большой бугор возвышался между ног. Лучинский покраснел и повернулся на бок, поджав ноги.
Докторша улыбнулась и вновь погладила его по руке:
– Что Вам принести? Что Вы хотите поесть?
Лучинский тяжело вздохнул. Он вдруг разозлился: «Как всё просто было у неё и её помощников. Он лежит тут молодой, здоровый мужик с признаками явной эрекции и какой-то гадостью в крови, а они его наблюдают, как кролика в банке!»
– Знаете что, мне надоело это! Хватит тут меня за дурака держать! Если мне толком ничего не объяснят, то я вообще откажусь от контакта. Мучайте!!! А ещё вон объявлю голодовку! И хрен вам!
«Гречанка» вновь ласково улыбнулась. Она словно преобразилась в заботливую восточную гурию.
Женщина наклонилась к Кириллу и, поправив его простынь, вновь дотронулась до его руки:
– Ну зачем Вы так?! Вам никто зла не желает. Всё будет хорошо. Хотите, я сама приду и принесу, что вам надо, и всё расскажу? Хотите? Всё расскажу, что спросите?
Лучинский хмыкнул и невольно покосился на расхляснувшийся на груди докторши халат. Глубокое декольте, три верхних пуговицы блузки не застёгнуты…
Кирилл зажмурился и сжал ноги:
– Приходите. И если хотите установить со мной нормальный контакт, то принесите мне спиртного! Выпить, мать вашу, принесите мне! И пожрать, ну икры там красной, бутерброды и мяса, нормального жареного мяса! Я жрать хочу! Но не ваши пресные каши!
Светлана рассмеялась и опять заботливо укрыла Кирилла простынёй.
Женщина встала и, вздохнув, ласково сказала:
– Хорошо, я принесу. Обязательно принесу всё, что вы попросили. И совсем скоро принесу. А вы, в свою очередь, успокойтесь и подумайте над моим предложением. Я приду, принесу, а Вы спросите меня всё, что хотите.
Светлана повернулась и зашагала к двери. Кирилл непроизвольно покосился на её фигуру. Особенно Лучинский успел рассмотреть её талию, овальные и такие обворожительные ягодицы, обтянутые халатом. Лучинский зажмурил глаза и, откинувшись на подушку, застонал.
Ему почему-то сейчас хотелось думать именно о близости с женщиной. Где-то на втором плане сознания маячила мысль о его печальном положении, но вот главная навязчивая, как огромная вспышка, всё же была мысль о женщине. Просто о женщине как о самке.
«Мать твою. Я как маньяк-извращенец! Думаю о бабах! Мне что, думать больше не о чем? Мне что, это главное?! В кого я превращаюсь? В самца? В кобеля? А может быть, этот чёртов препарат из меня просто животное сделает?! Уже сделал?! С инстинктами и всё!» – с болью в сердце подумал он.
Кирилл, тяжело дыша, покосился на прибор, что стоял рядом с кроватью. Какие-то красные и синие мигающие лампочки, словно издеваясь, попискивая, мерцали всполохами огней клубной цветомузыки.
Это дурацкое одиночество, страшное и какое-то обречённое. Он обречён. Его больше нет. Нет и никогда больше не будет. Все те люди, которые его окружали, они уже давно умерли. Он один! Зачем, зачем ему эта жизнь? Зачем это всё? Эти страдания и мучения?
Кириллу захотелось заплакать. Он вновь замычал, как раненный лось, и закрыл лицо подушкой.
Слабый звук, щелчок и какое-то движение заставили его вздрогнуть. Кирилл отбросил подушку. Перед ним стояла девушка – Елизавета Палкина. Та самая, которая сказала ему печальную новость. Печальную правду… его положения.
Он напрягся, посмотрел ей в лицо. Она почему-то грустно улыбнулась и склонилась над ним. Он почувствовал запах её духов. Это был какой-то тонкий, ненавязчивый аромат не то ландыша, не то какого-то цветка. Кирилл вздохнул и втянул ноздрями её запах. Её волосы пахли чем-то знакомым. Ему вдруг стало на мгновение легче. Она не такая, как та гречанка. Не такая. Она как будто естественная в отличие от всего окружающего его.
