Юрий Самсонов - Стеклянный корабль
Звереныш был счастлив: стоя на задних лапах, он поджидал, когда поля шляпенки сплошь покроются математической абракадаброй, он обдирал и, всасывал эту премудрость, и шляпа становилась как новенькая, а посетитель, протянув руку, произносил механически: "Коллега Рей, Дайте мне карандаш!" Вступать с ним в разговоры не имело смысла, он ничего не слышал и не видел, кроме своей шляпенки и огрызка карандаша.
Скоро Биллендон отравился на заседание в ратушу. Возясь с заказом г-на Эстеффана, Рей размышлял о Машине и о рассуждениях своего странного приятеля, который не сумел его убедить, но заинтересовал чрезвычайно. Машина и впрямь повторяла, а лучше сказать, пародировала в своем устройстве энергетические схемы некоторых биоструктур, очень возможно, что… А насчет последствий – эксперимент покажет! Машина должна будет дать способ их заранее учесть. Настоящая Машина, а не эта шумливая дура, которая зря только жрет электричество!
***
После заседания несколько особо приглашенных лиц прошли на террасу во дворике ратуши, где за столом, накрытым, как прежде, парчовой скатертью, дожидался их г-н Когль. Старый нотариус за протекшие годы окончательно иссох, морщинистый пергамент кожи был, казалось, наклеен на самые кости, улыбка пропала, но взгляд оставался цепок и проницателен.
– Господа, прошу вас сесть и ознакомиться, – произнес он, указывая на именные папки с бумагами, разложенные по столу. – Буде пожелания ваши или намерения изменились, сообщите мне что, дабы все, что возможно и должно, было бы исправлено.
Голос его прозвучал столь же казенно, как и слова.
Слегка оробев, они принялись за дело.
***
Один из документов был одинаков во всех папках – протокольная запись разговора, состоявшегося двенадцать лет назад за этим самым столом во время обеда. Но мы располагаем и другой записью – в толстой зеленой тетради, и сведем их воедино, более полагаясь на творение г-на Когля в точности формулировок, однако оживив его подробностями из дневника несчастного студента. Вдобавок, нам кажутся не лишенными значения те места, где странник сам вмешивается в беседу, – в протоколе они, разумеется, не присутствуют.
Итак, мы возвращаемся к событиям двадцатилетней давности, которые, по прихоти судьбы, для нашею странника не успели еще стать и вчерашними!
Биллендон не мог не вспомнить и, конечно, вспомнил, как он внезапно увидал мертвый город с высоты холма, как гремели его башмаки по булыжнику и как посреди тогдашней тишины металось эхо в тесноте оград и стен.
Он остановился около калитки и не успел поставить наземь сундучка, когда его вдруг окликнули по имени:
– Эй, господин Биллендон, ведь вас ждут! Биллендон неторопливо обернулся, оглядел матерчатые домашние туфли и мятую пижаму сержанта Дамло, затем уставился на эполеты форменного сюртука, накинутого второпях на плечи.
– Провалиться, если это не полицейский! – сказал он, – Ну совсем как настоящий! Здорово, приятель!
– Честь имею!.. – сконфуженно пробубнил Дамло. – Прошу прощения, но господин Когль…
– А это кто такой? Поди, главный? Значит, повезло!.. Ничего не скажешь, ловкие ребята! Но Дамло посуровел.
– Вы не знаете господина Когля? – спросил он. – Тогда позвольте ваши документы!
Ему был вручен бумажник, набитый все больше газетными вырезками, Дамло пролистал их, мрачнея, сухо заключил:
– Все в порядке. Пожалуйте в ратушу, я провожу. Бумажник он, словно по забывчивости, сунул себе в карман.
***
В кабинете ратуши из-за стола, заваленного бумагами, поднялся высоченный сморщенный старик.
– Здравствуйте, господин Биллендон!
– Я гляжу, меня весь город знает, – сказал Биллендон, не спеша пожимать ссохшуюся птичью лапку хозяина кабинета.
– Ничего удивительного, – отвечал тот. – Все остальные прибыли без опоздания.
– Вот как? Есть еще остальные?
– Вы это знаете из моего письма.
– Я не получал никаких писем!
– Тогда как же вы здесь очутились?
– Очень просто, – с издевкой сказал Биллендон. – Шел мимо, дай, думаю, загляну.
– Что ж, – отвечал старик после недолгого размышления, – в нашем деле это не самое удивительное обстоятельство. Я Когль, нотариус. Нас ждут, господин Биллендон. Сундучок можете оставить здесь.
– Нет уж нет, – возразил Биллендон, – он еще пригодится! Мне ведь терять больше нечего, господин Когль – или как вас там зовут по-настоящему! – Дозвольте взять вас под руку, а этот, – он кивнул в сторону Дамло, стоящего в дверях, – пускай нам дорогу показывает.
– Господин Когль, – сказал Дамло, – на вашем месте…
– Делайте, Дамло, что вам положено – на своем месте! – довольно резко оборвал его г-н Когль.
– Тогда разрешите мне, произвести обыск, – возразил Дамло в свою очередь. – Он подослан! Подозрительный тип, господин нотариус, проходимец и совсем не похож на наследника. Почитайте! – он выложил на стол конфискованный бумажник. – Сами поймете, что за птица!.. Он из той шайки, право слово, у меня наручники в кармане чешутся. – Во взгляде г-на Когля затеплилось хитренькое деревенское; любопытство. – Может быть, он совсем не господин Биллендон, – продолжал тем временем Дамло, – воспользовался документами господина Биллендона, в то время как настоящий…
– Комедия, – сказал Биллендон. – Хотят убедиться, того ли застукали. Не стесняйтесь, читайте! – разрешил он г-ну Коглю.
– Воля клиента – закон, – поспешно отозвался тот и, зашелестел газетными вырезками.
***
Обратимся снова к зеленой тетради: странник знал, в чем тут дело. Он вспомнил Дугген-сквер, нарядную белобрысую девчонку с гувернанткой, двух верзил в масках, которых газеты объявили террористами, хотя дело было не совсем так… Вот откуда, оказывается, знаком ему Биллендон!
Но страннику только проездом доводилось видывать Дугген-сквер, никогда и нигде не видывал он ни этой девчонки, ни верзил, ни Биллендона, ничего такого не читал в газетах!.. Было похоже, что посреди своего долгого сна увидал он еще один сон, длившийся мгновение.
***
– Я слыхал об этом, – сказал Когль, упрятывая вырезки в бумажник. – Господин Биллендон, я догадываюсь теперь, что вы о нас подумали. Не сердитесь на Дамло: его перевели в нашу глушь за то, что он… Словом, его мечта – накрыть когда-нибудь Тургота со всей компанией, на меньшее, вообразите, не согласен, у него свои счеты! Ну-с, вы, кажется, хотели взять меня под руку? Сделайте одолжение! Сейчас увидите, что у нас за шайка!
Он засмеялся, будто прочирикал на птичьем языке нечто непонятное, но мудрое. Биллендон поневоле скупо улыбнулся в ответ. Но Дамло не торопился освободить проход.
– Вы, господин нотариус, по газеткам поняли, что это не ширмач и не…
– Да-да, – поспешно перебил г-н Когль. – Вы ошиблись, сержант!
Странник тоже прошел мимо Дамло, окоченевшего от почтительности и усердия, заглянул, в его вытаращенные глаза, но не увидел в них своего отражения. Впрочем, здесь, у двери, было темновато.
На тенистой террасе, выходящей на зеленой огороженный дворик ратуши, за круглым столом, накрытым ветхой парчой, в молчаливом ожидании сидели трое.
– Рад познакомить вас, почтенные, – сказал г-н Когль. – Господин Биллендон – господин Аусель.
Г-н Аусель в те дни малость смахивал на священника. Рука была слабой и влажноватой, близорукие глаза живо блестели. Нельзя было не испытать благодарности за ощущение прохлады, которым от него так и веяло в эту жару.
– Господин Аусель преподает в колледже, – продолжал г-н Когль. – Господин Доремю!
Маленький г-н Доремю подскочил с суетливой готовностью, но, подавая руку, болезненно сморщился.
– Осторожнее! – сказал г-н Когль Биллендону. – Это рука музыканта! – и опять залился своим чирикающим смехом.
Ничего ужасного с рукой г-на Доремю не приключилось, он, успокоенный, уселся и обласкал свою тропически пышную шевелюру.
– Господин Эстеффан, медик, – закончил процедуру Представления г-н Когль.
– Фельдшер и фармацевт, – уточнил г-н Эстеффан, почему-то горьковато усмехнувшись. Он был тогда романтически тощ, загадочен, непроницаем. Руки не подал, только поклонился, привстав, и вернул свой элегантный задик в плетеное кресло.
– Собравшиеся не прочь узнать, чем занимаетесь вы, господин Биллендон, – деликатно проговорил нотариус.
– Я механик, – сказал Биллендон.
– Превосходно! – воскликнул г-н Когль. – Тут призадумаешься, можно с небольшой натяжкой сказать, что ни один из вас не изменил наследственному промыслу. Это обещает нам успех, господа! – Он взял со стола серебряный колокольчик. – Собрание имеет еще одного участника, Он потомственный хлебопек, но служит в поварах, и жена его повариха, как вы сейчас убедитесь. Я рассудил, что первая наша встреча должна состояться за дружеским столом! – и он зазвонил.
