Евгений Лукин - Раздолбаи. (Работа по специальности)
– Эх ты! Сказанула – к хозяевам! К ним, пожалуй, подлижешься!..
Наконец, не устояв перед соблазном, Ромка размахнулся и ударил. Несильно, но точно и хлёстко, как на бильярде. Глыба загудела, задрожала. Все умолкли и обернулись удивлённо.
Гуденье, угасая, как бы обежало глыбу изнутри, потом, словно споткнулось обо что-то – и такое впечатление, что неподалёку ударила молния. Сухой, двукратный, взрывающий перепонки треск. Ромка еле успел отскочить. Добрая треть глыбы, съехав, тяжко грянулась об пол и, устрашающе рявкнув, разлетелась вдребезги.
– Н-ни хрена с-се… – начал было потрясённо толстяк, берясь за ушибленное дальнобойным обломком колено.
Ромка не слушал. Из наклонного мутно-стеклистого скола, как желток из разломленного крутого яйца, выглядывала, круглясь, ещё более соблазнительная выпуклость. Ромка шагнул, занёс кувалдочку – и зрители шарахнулись. Это его отрезвило маленько – запросто ведь могло побить обломками!
Ударил и отскочил. И пошла цепная реакция. Глыба стонала, лопаясь, трещина порождала трещину, грохот стоял такой, словно рвались ящики с динамитом.
Наконец канонада смолкла и малость оглохший Ромка попятился, глядя на дело рук своих. Поле боя и впрямь выглядело устрашающе. Как после артобстрела. Испуганно взглянул на зрителей. Мудрый морщинистый владелец комбинезона с уважением цокал языком. Лицо Клавки обрюзгло от горя. Злобно таращился толстяк. Девушка смотрела изумлённо и восторженно. Откуда-то набежала целая стайка глазастых пушистых зверьков и тоже уставилась на груды обломков.
Все, похоже, ждали заключительного аккорда.
Осторожно ступая среди острых разнокалиберных осколков, Ромка приблизился к пирамидальной кривой кочерыжке, оставшейся от огромной глыбы, и расколотил её тремя ударами.
– Вот… – как бы оправдываясь, сказал он всем сразу.
Толстяк прокашлялся.
– Да может, она только с виду такая была… – сказал он, то с ненавистью глядя на Ромку, то с надеждой на девушку. – Посмотрим ещё, что кормушки решат…
Под кормушками он, надо полагать, имел в виду «мусорки».
А те уже вовсю подъедали обломки. Зрители, изнывая от нетерпения, ждали, когда они покончат с последним завалом. Покончили. Съехались рыло к рылу, и такое впечатление, что коротко посовещались. И наконец на стеклистое покрытие посыпались разноцветные капсулы. Их было очень-очень много.
– Ну я не знаю! – плачуще проговорил толстяк в пончо. – Трудишься-трудишься, долбаешь-долбаешь…
Не договорил, махнул рукой и побрёл, расстроенный, прочь.
Тот, что постарше, ухмыльнулся, потрепал ободряюще Ромку по голому плечу и двинулся следом. Площадь звенела возбуждённым чириканьем. Лупоглазые подбирались к капсулам.
– Кши! – замахнулась на них стриженая Клавка. – Вот я вас!
Собрала в подол все капсулы до единой и, недовольно буркнув: «В расчёте!..» – заторопилась к ближайшему теневому овалу.
Сгинула. Разочарованно щебеча, стали разбредаться и пушистые зверьки.
Девушка с интересом смотрела на Ромку. Оба молчали.
– Меня зовут Лика, – сообщила она наконец. – Знаете, Рома, это было великолепно…
Глава 9
И к мудрому старцу подъехал Олег.
Александр Пушкин– Так это что же? – вымолвил Василий, остолбенело глядя вслед удаляющемуся устройству. – Это выходит, если мы ломаем такую вот хренотень… Они нам что?.. Пожрать за это дают?
Безобразные россыпи обломков были убраны, и вылизанное «мусоркой» покрытие блистало, как витринное стекло.
– Должен сказать, что вы весьма сообразительны, Василий… – вполне серьёзно отозвался дедок Сократыч, собирая заработанные капсулы в белоснежный подол. – Я всегда подозревал, что дремучесть нашей милиции – это… м-м… злобная легенда… Так вот, вы совершенно правы, – продолжал он, направляясь к приземистой глыбе с этаким свечным наплывом сбоку. – Именно за это и именно пожрать. Такая, знаете, работа…
Старичок вытряхнул капсулы в ложбинку, весьма удобно расположенную как раз посередине наплыва, сам присел рядышком и с любопытством поглядел на остолбеневшего собеседника.
– Чья? – хрипло спросил тот.
– Чья работа? – переспросил старичок. – Вы знаете, в том числе и ваша… Смею заверить, что иным путём съестного здесь не достать. Разве что выменять у кого… Да вы присаживайтесь, Василий, присаживайтесь… В ногах правды нет… Собственно говоря, её нигде нет, но… Прошу!
Василий сделал два нетвёрдых шага и опустился на краешек наплыва.
– Да, работа… – с удовольствием повторил дедок. – И, как вы уже, наверное, убедились, далеко не столь простая, как кажется поначалу… Требующая, я бы сказал, чутья, интуиции, чёрт побери!.. Я вот, честно вам признаюсь, слаб, бездарен, камушка не чувствую – так, стучу куда ни попадя… Но есть у нас, знаете, такие асы!.. Хотя, конечно, то, что вы рассказывали о вашем товарище (чтобы целую глыбу – одним ударом!), это уже, простите, что-то из области фантастики… Вы, кстати, что предпочитаете? Острое? Пресное?.. Если острое, то попробуйте вот эту, сирененевую…
Говорливый старичок всучил Василию сиреневую капсулу и плотоядно оглядел оставшиеся. Приятное личико его при этом слегка осунулось, перестав отчасти соответствовать словесному портрету.
– Да они что тут, с ума посходили? – вырвалось у Василия.
– Простите, вы о ком? – рассеянно переспросил Сократыч.
– Да о хозяевах!
– М-м… Хозяева?.. – Чуть растопыренная пятерня, пошевеливая морщинистыми жёлто-розовыми пальчиками, коршуном кружила над горкой капсул. – Вот с хозяевами, Василий, сложно… – Коршун замер и без промаха пал на добычу – ею оказалась капсула нежно-лимонного цвета. – Что касается хозяев, то здесь мы, так сказать, ступаем на зыбкую почву предположений и гипотез… – Тут Сократыч надкусил пластик, прикрыл глаза, и далее кадычок его подобно поршню совершил несколько энергичных возвратно-поступательных движений. Оболочка опустела.
Василий тупо глядел на собеседника. Потом машинально надкусил силком навязанную капсулу и поперхнулся. По остроте это и впрямь могло соперничать с кавказской кухней.
– А что, товарищ ваш тоже из милиции? – живо поинтересовался старичок, открывая глаза и проворно протягивая руку за второй порцией.
– Да нет, – осторожно двигая опалённым специями языком, сказал Василий. – Наоборот.
– А-а… – Дедок Сократыч покивал. – Понимаю… То есть он убегал, вы за ним гнались – и… Понимаю… Опасный преступник? В розыске?
– Какой там, к чёрту, опасный! – сказал Василий, ища, куда положить надкушенную капсулу. – Так, хулиганьё… Послушайте! – спохватился он вдруг. – А сами-то вы как сюда попали?
– Наверное, так же, как и вы… – охотно пояснил дедок Сократыч. – Проснулся однажды ни свет ни заря – старческая, знаете ли, бессонница, – выглянул в окно, а посреди двора летающее блюдце стоит… Посмотрел я на него, посмотрел… Собрал кое-какие вещички, оделся… Так вот и попал.
– Добровольно, что ли? – не поверил Василий.
Дедок Сократыч поглядел на него и засмеялся.
– Тут такая тонкость, Василий… – сказал он. – Детишки мои разлюбезные меня как раз в психиатрическую клинику налаживали… Жилплощадь им моя понадобилась… Так что, согласитесь, терять мне было особенно нечего…
Ощутив некий холодок под ложечкой, Василий пристально всмотрелся в собеседника, расправляющегося вот уже с третьей капсулой. Платон Сократович… Психиатрическая клиника… Может, и впрямь не в себе старичок?
– Ну ладно, – сказал он наконец. – А как всё-таки на хозяев выйти?
Старичок хмыкнул.
– Домой потянуло? – понимающе молвил он.
– А вы как думали? – сердито ответил Василий. – У меня ведь там служба, семья…
– Дети? – с любопытством уточнил дедок.
– Да нет… Детей нету…
– А! Следовательно, нежная любящая супруга?
Василий насупился.
– Да уж любящая там! – буркнул он, всё ещё не зная, куда пристроить надкушенную капсулу. – Я вон в высшую следственную поступать хотел – так и подготовиться не дала! Как увидит меня с книжкой – аж затрясётся вся…
– Что так? – поинтересовался дедок, небрежно бросая на пол пустую оболочку.
– Говорит: выпендриваюсь… Ищи, говорит, себе образованную… И главное, как поскандалим – так выкидыш! А потом я же и виноват…
Дедок Сократыч сочувственно и скорбно кивал.
– Послушайте, Василий, – сказал он. – Только ради бога не обижайтесь!.. Но если всё действительно обстоит так, как вы рассказываете, то положение у вас там было похуже моего…
– Здесь, что ли, лучше?
– Господи, да конечно же! – Старичок даже руками всплеснул. – Какое может быть сравнение! Это вы просто с непривычки растерялись, а вот обживётесь, присмотритесь… Ну, вообразите, что вы попали в рай…
Василий ошалело посмотрел на старичка.
– Ни хрена себе рай! – содрогнувшись, возразил он. – А эта?.. Ну, эта!.. – Он поднёс растопыренную пятерню к глазам и подвигал ею, как бы стирая черты лица.
