Яна Дубинянская - H2O
От беготни вверх-вниз по ступенькам дыхание сбилось, сердце застучало немного чаще, чем ему дозволялось. Из-за снега уже второй день подряд срывалась утренняя пробежка, и неизвестно, сколько его еще нападает, этого снега, и как надолго… что там Дагмар говорила про лыжи?
Какой только чепухой не заклинаешь себя, тыча ключом в замок девственной двери. В которую, кажется, уже не стучали.
Зато в нее скреблись, шумно дышали, а затем, когда замок, наконец, подался, громко приветственно гавкнули. Олег открыл, и заснеженная морда Ульфы ткнулась ему в ноги.
— Я начал волноваться, — сказал Йона. — Зная, что вы дома… здравствуйте, Олег.
— Добрый день, — он слегка оторопел. — Проходите.
Никогда Йона не напрашивался к нему в гости. И никогда не казался человеком, способным прийти без приглашения туда, где его не ждут. Где не ждут вообще никого, что старику, конечно же, известно.
Йона замешкался в дверях. Его сухощавую фигурку перечеркивала сверху горизонтальная перекладина: он держал на плече лыжи, а другой рукой опирался на палки, которых было неправильно много, чуть не целая связка. Присмотревшись, Олег понял, что и лыж у Йоны многовато — сразу две пары.
Старик аккуратно спустил снаряжение с плеча, постучал лыжами о пол у порога, стряхивая снег. Никакого коврика под дверью не было, снежные комья рассыпались по паркету, и он виновато поднял взгляд на Олега:
— Простите.
Ульфа отряхнулась, добавив снега на полу, и молча легла у дверей. Сторожевая собака; по спине пробежал холодок, Олег невольно напрягся. Вторжение — не иначе — нравилось ему все меньше и меньше. Какого черта, это же мой дом!..
— Простите, — повторил Йона. — Я никогда не позволил бы себе… Но вы перестали бегать по утрам, и простая логика подсказывает, что…
И что же ему подсказывает его простая логика?!
— …что у вас нет лыж, — спокойно закончил старик.
Стало смешно. Они сговорились все, что ли? Озноб отпустил, Олег отступил на шаг вглубь комнаты и широким жестом указал на лестницу:
— Проходите, я как раз кофе пью.
— Спасибо. Я на одну минуту.
Отказом это не было. Прислонив лыжи и палки к стене, Йона легко взбежал на второй этаж. Предварительно он сделал знак Ульфе не трогаться с места, — ас другой стороны, мне на кухне не хватало только кавказца с мокрыми лапами, согласился Олег. Поднялся следом, проверил, как там машина за окном, затем вытер плиту и поставил джезву заново, на двоих.
Йона присел на табурет, снял кепку и куртку, огляделся по сторонам и, не найдя, куда деть вещи, так и остался сидеть с ними в обнимку. Навык принимать гостей безнадежно утрачен, констатировал Олег. Надо бы повесить его одежду и принести, что ли, вторую табуретку из кабинета… Чуть позже, кофе у меня сегодня уже сбегал.
— У вас есть запасная пара? — спросил, не оборачиваясь от плиты.
— Это лыжи сына Лотты, — отозвался Йона.
Который утонул, не сразу сообразил Олег. Квадратная бабища из лавки. Н-да.
— Сколько я ей должен?
— Ничего. Сами понимаете, они ей не нужны. Лотта просила передать вам, что она сожалеет об… инциденте и будет рада видеть вас в лавке. Не обижайтесь на нее. Тем более что неизвестно…
— Что?
— Сколько продлится снег.
Олег разлил кофе — в единственную чашку и в стакан. Деликатный Йона, уловив его колебание, придвинул стакан к себе. Олег сходил за табуретом, присел напротив.
— Вы думаете, это может быть надолго? Все-таки весна.
— Весна — понятие необязательное. Бонус. Я вам, кажется, уже говорил.
Снег стал крупнее, сплошь залепляя окно пушистыми хлопьями. Через минуту снова поредел, закружился броуновским движением, и казалось, большинство снежинок не падают, а поднимаются вверх. Йона пил кофе с удовольствием, маленькими глотками, чувствовалось, что ему очень хочется закурить трубку.
Не на моей кухне.
— Зачем вы бросили тогда… руку в море? — спросил Олег.
Йона удивленно глянул поверх стакана. Ответил после паузы:
— Понимаю. Вам, видимо, показалось, будто это человеческая рука.
— А чья?!
Старик отпил еще глоток, подержал во рту, причмокнул:
— У вас отличный кофе, Олег… Забудьте, это вообще не рука. Помните, я рассказывал о щебенке с примесями? С тех пор море время от времени подбрасывает сюрпризы. Иногда весьма любопытные, но я не охотник за диковинами. Выбросил, потому что боялся за Ульфу. А…
Он осекся, передумал спрашивать дальше. На любой вопрос можно дать вполне убедительный, будничный, исчерпывающий ответ. Во всяком случае, Йона сумеет. И у меня пет никаких оснований ему не верить. Пока.
Йона допил кофе и встал:
— Спасибо. Не буду больше вас задерживать. Идемте, проверите крепления. Захватите вашу обувь, специальные ботинки там не нужны.
Они спустились вниз. Ульфа по-прежнему подпирала изнутри дверь; подняла голову, пошевелила хвостом, виновато косясь на лужу, расплывавшуюся вокруг лыж и палок. Йона взял у Олега ботинок, и, опустив одну лыжу горизонтально на пол, пристегнул ремешки.
— Примерьте.
Неужели и вправду взять? — подумал Олег. С другой стороны, нет ни одной причины отказываться. Отказ и данном случае — не меньшее взаимодействие с местным социумом, чем согласие. Плюс-минус лыжи, которые действительно нужны.
— Нормально, — приподнял ногу, пошевелил пальцами в ботинке и присел на корточки отстегиваться. — Передайте Лотте мое спасибо. Я зайду к ней в лавку. У нее вкусный хлеб.
— Она сама печет, — сказал Йона. — Передам.
Тихонько присвистнул, и Ульфа поднялась на ноги, ткнулась к выходу. Олег на прощание потрепал ее за ушами. Ключ провернулся в замке легко, без малейшего сопротивления. Внутрь залетело несколько снежинок, словно стайка белых мошек на лампу.
Старик взял на плечо свою пару лыж и вышел в снег.
* * *Оказалось, он почти все помнил. В том числе и «елочку» с «лесенкой» на подъеме в гору.
Программа, которую Олег писал последний месяц с небольшим, была закончена, оставалось ждать, пока они войдут, заберут информацию с машины и бросят новое задание. Согласно договору, в таких случаях он имел право приступить со следующего рабочего дня. То есть уже с понедельника. Совсем неплохо. Все-таки наличие работы дает основание ценить отдых; не самая свежая мысль, но это не мешает ей быть очень правильной. Работа не ограничивает свободы. Конечно, усмехнулся он, смотря какая работа.
Напрягало, что пришлось оставить без присмотра автомобиль. Под снежной шубой и сигнализацией, на которую все равно некому отреагировать. Но, черт возьми, неужели я должен теперь сидеть возле него, как привязанный, не в состоянии позволить себе прогулку на лыжах?! Не дождетесь. Даже если придется сменить еще пару шин.
Лыжи скользили легко, почти не зарываясь в рыхлый снег. Видимости хватало на узкую полоску сизого моря, растворяющуюся в мутной белизне. Пожалуй, лыжню стоит прокладывать подальше от обрыва, подумал Олег, беря немного вправо. До ограды санатория — и…
И, видимо, обратно. Не перелезать же через решетку на лыжах. Тем более что Ильма, скорее всего, сидит у себя в номере. Скорее всего, у окна. Локти на подоконнике, лоб к стеклу: наклонная линия, как у сосен. Смотрит на снег.
Началась сосновая мелочь, некоторые деревца замело почти по верхушки, трогательно торчащие из снега, словно хохолки озябших птиц. Олег пошел медленнее, в белой молочной мути запросто въехать лыжей в ствол. А на своих ногах отсюда уже не очень-то и выберешься…
Или разворачиваться, не дожидаясь решетки?
— Олег! — донеслось звенящее, птичье. Совсем близко, на за занавеса метели. — Ты здесь?
Заспешив, проехал еще пару метров, и она проявилась, как на старой фотографии — тонкая фигурка по ту сторону решетки, постепенно обретающая детали: опушка шапочки, улыбка, глаза. Надо же, как повезло встретиться. Несколько шагов или минут туда-сюда — и разминулись бы. Почему она вообще гуляет по территории в такую погоду?
— Ильма, — попробовал начать строго.
— Иди туда, — она махнула тонкой рукой вдоль ограды. — Там калитка.
Олег послушно развернулся, оставляя на снегу хризантему, тут же смягченную новым снегом. Ильма шла рядом, по другую сторону решетки, и ее следы казались не глубже лыжни, они сглаживались быстрее, чем набиралась цепочка больше четырех-пяти узких отпечатков.
Всему бывает будничное объяснение, думал Олег; наверное, и таким вот мимолетным следам на рыхлом снегу по колено. Только сейчас не хотелось его искать. Просто не хотелось.
— Вот, — сказала Ильма. — Проходи.
Но ему пришлось немало попыхтеть, прежде чем калитка, неотличимая от остальной ограды, сдвинулась с места, пропарывая толстенный снежный слой, и образовалась достаточная щель, чтобы он мог в нее протиснуться. Ильма стояла чуть в стороне и смотрела; почему-то не покидало ощущение, будто она при желании сдвинула бы эту махину одним пальчиком, затянутым в перчатку. Что, конечно, тоже можно было бы как-то объяснить.
