KnigaRead.com/

В. Галечьян - Четвертый Рим

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн В. Галечьян, "Четвертый Рим" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

— Роковой треугольник, — услышал Луций у себя за спиной голос Никодима. — Идиотка, сорвала бой!

Луций повернулся к Никодиму, который что-то жевал, расстегнув нагрудник и положив меч на ложе.

— Ты мало того что сексуально озабочен, еще и кровожаден!

Впервые за время их общения Никодим обиделся всерьез.

— Дурак ты, — сухо ответил он. — Ты бы прежде, чем незрелые суждения высказывать, поинтересовался причинами, как ты говоришь, моей кровожадности, подумал бы о том, что я тепло относился к администрации Питера и с неприязнью к националистам. Далее, при минимальной привычке рассуждать тебе бы стало ясно, что поворот в моих взглядах мало реален. Значит, я владею неведомой тебе информацией. Ей-богу, чтобы сделать такое заключение, даже твоего ума хватит. Этот парень, — показал он на юношу, который высвободился из-под душащей его в объятиях Фортунаты, — по моему досье, великолепный спортсмен. Чуть ли не чемпион федерации по прыжкам с шестом. Конечно, он не умеет фехтовать, но стоит ему чуть освоиться или заменить оружие более грубым, у него появится шанс.

Скучно, — заорал вдруг Никодим, набрав полные легкие воздуха, — даешь бой с трезубцем!

Как и следовало ожидать, пирующие оживились и поддержали Никодима протяжными воплями и швырянием металлической посуды об пол. Фортуната, расслышав громкие крики о сети и трезубце, поднялась, расправила свободное до откровенности платье и, повернувшись к Хиону, который тоже умудрился встать и даже добрести до своего ложа, воскликнула:

— О мой повелитель, глас народа — это божий глас! Прикажи этим мрачным охранникам убрать мечи и копья. Да здравствует сеть и трезубец!

С этими словами она легко подбежала к Хиону и, упав на колени, стала целовать его руку. Хион поглядел на жену с хитрой улыбкой.

— За что люблю, — громко сказал он, приподнимая ее и усаживая между ног, — умная баба, а главное, вовремя умеешь дурой притвориться.

По его знаку труп генерала убрали, причем голову с обещанием набальзамировать и передать в музей изящных искусств несли на подносе отдельно; ковер перевернули и посыпали песочком, а бойцов развели по разным углам. Оставшись без меча, телохранитель впервые проявил некоторые признаки беспокойства. Видимо, он почувствовал, что речь уже идет не о работе палача, а о борьбе не на жизнь, а на смерть с умелым противником. Когда же юноша скинул рубашку, обнажив мускулистое тело атлета, телохранитель стал беспокойно вертеть головой, питаясь поймать взгляд Хиона и одновременно заручаясь поддержкой собственного хозяина — Топорова.

— Трезубец мне, — услышал Луций его просьбу, обращенную к двум слугам, которые несли на громадном бронзовом подносе трезубец и кусок рыболовной сети, сплетенной из очень крепкой лески.

Не обратив внимания на просьбу, слуги прошли на середину круга и передали трезубец сыну регента, его сопернику же сунули в руки сеть, которую он тут же стал расправлять, искоса поглядывая на юношу. Хион дождался, пока телохранитель расправил сеть, и поднял ее края над головой, после чего хлопнул в ладоши.

Сын регента взял трезубец наперевес и бросился вперед. Телохранитель приготовился накинуть на нападающего сеть, но юноша использовал оружие как шест. С размаху воткнув трезубец в деревянный пол, он отпустил его рукоятку и, выгнувшись, как кошка, перелетел через сеть. Не устояв на ногах, юноша кубарем покатился по ковру и, пока охранник с сетью разворачивался, успел подняться и стремглав броситься на него. Запутавшись в сети, двое бойцов перекатывались по ковру, пытаясь схватить друг друга за горло.

Присутствующие поддерживали их нестройными криками. Тут же заключались пари, причем более всех усердствовал Никодим, который без зазрения совести принимал любые ставки за сына регента. Борьба, впрочем, не оказалась слишком затяжной. Преимущество в силе юноши было столь велико, что не прошло и минуты, как он завернул противнику руку за спину, а свободной рукой стал давить на подбородок, так что голова охранника, несмотря на сопротивление, стала отъезжать от позвоночника, пока не послышался громкий хруст сломанных костей. Сеть напряглась и взлетела вверх, отброшенная сильной рукой. Юноша встал и пошатываясь отошел к краю ковра. Телохранитель остался лежать лицом вниз, но когда слуги захотели унести его и, перевернув, попытались втащить на носилки, он вдруг застонал.

— Не понимаю, как это может ожить человек со сломанной шеей? — вслух выразил общие сомнения Хион, на что ему резонно и так же громко ответила Фортуната:

— Значит, у него сломана не шея, а рука. Ее ответ всех удовлетворил. Оставшихся пленных увели, вслед за ними пронесли носилки с изувеченным телохранителем, причем толпа улюлюкала и кричала вслед: «Слабак», «Заяц полудохлый!»

Победителя гладиаторского сражения взяла под свое покровительство Фортуната. Вместо разодранных в сражении рубашки и брюк выдали ему прекрасный халат не хуже, чем у Хиона. По приказанию Фортунаты слуги принесли серебряный таз и омыли раны юноши чистой водой, после чего умастили его тело розовым маслом. Хион смотрел на все проделки жены с поразительным безразличием, и все чаще его взгляд останавливался на Василии, которому все больше нравился и сам пир, и события, которые на нем происходили. Вид же брата стал ему почему-то неприятен, и когда Луций подошел вплотную к его ложу, Василий отвернулся и занялся разговором с мальчиком-слугой, чтобы его не замечать. Так что Луцию пришлось отойти, опустив голову.

8. СВАДЬБА

В завершение пира вновь выбежали мальчики с духами в серебряных тазиках и натерли ими ноги возлежащих, предварительно опутав голени от колена до самой пятки цветочными гирляндами. Остатки духов были вылиты в сосуды с вином и светильники.

Умиротворенный Хион подозвал к себе Василия и повелел ему возлечь на ложе рядом с собой. Тотчас появился увенчанный виноградными лозами отрок, обнося гостей корзиной с виноградом. Затем он запел тонким пронзительным голосом:

Когда лобзал я мальчика
В уста полуоткрытые,
И аромат дыхания
Я пил губами жадными,
Мой дух, больной и раненый,
Взобрался на уста мои,
И, мчась безостановочно,
До мягких губок мальчика,
Сквозь них искал он выхода
И убежать старался.
И если б лишь немножечко
Лобзание продолжилось,
Огнем любви прожженная
Душа б меня покинула.
И чудо б совершилося:
Сам по себе я умер бы,
Но жил бы в сердце отрока.

Хион шепнул Василию, что песня исполняется специально для него, и мальчик все доверчивее прижимался к своему благодетелю, который кормил его из рук виноградом. Видя его расположение, Хион объявил, что внесет Василия в завещание. Все засмеялись, но Хион, оставив шутки, велел немедленно принести из своих покоев проект завещания и зачитать его. После того как посыльные вернулись с сообщением, что текста нигде не могут найти, он вначале воспылал притворным гневом и распорядился всех слуг, участвовавших в поисках, перепороть, но потом сменил гнев на милость и поведал, что сочинит документ заново прямо здесь в триклинии. Первым делом повелел найти он скульптора и заказать ему памятник, потому что без этой статьи расхода ему трудно планировать другие распоряжения.

Когда явился скульптор, разодетый в полосатую тогу, Хион перевел на него оценивающий взгляд и так заговорил:

— Что скажешь, друг сердечный? Ведь ты воздвигнешь надо мной памятник, как я тебе заказал. Хотелось бы мне и после смерти пожить. Желаю, чтобы вокруг праха моего были яблони и вишни, а если климат и успехи сельского хозяйства позволят — виноградник. Ибо большая ошибка украшать дома при жизни, а о тех домах, где нам дольше пребывать, не заботиться. Пусть на памятнике изобразят всю мою жизнь. Ни от чего я не хочу отказываться.

В молодости был я автомобильным вором, за что честно отбыл наказание в Сибирской тайге. Поэтому на первой фреске изобрази меня в самом цветущем возрасте с топором в руках перед елкой. После первого неудачного опыта коммерции поменял я профессию и стал солдатом. Воевал я с армянами против турок, с грузинами против чеченцев и абхазов, получил чин капитана, поэтому на второй фреске я завещаю изобразить меня в офицерском мундире на вершине горы с автоматом в руках, и по периметру все мои боевые награды, если поместятся. Без ложной скромности скажу, что подоспел я в Москву очень вовремя, когда татарва, как пятьсот лет назад, обратала Русь и город стоял в осаде. Тут как нельзя пригодился мой боевой опыт, и тогда впервые возглавил я отряд добровольцев, с которыми отстоял укрепрайон вдоль реки Рублевки. Поэтому на следующей фреске изобрази меня стоящим над полуразрушенной Москвой с мечом в руках и удирающих во все лопатки татар.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*