Влада Воронова - Пути Предназначения
— Но как Авдей мог попасть на эту работу?
— Обыкновенно. Спустился по лестнице в Ванхельм, взял интертакси. Ну это такое такси без водителя, на автопилоте. Садишься, выбираешь по каталогу адрес и едешь. Дороговато, но общественного транспорта в Гарде нет. Да калеку туда всё равно бы не пустили.
— А такси с шофёром? — растерянно спросил Эльван. — Оно не дешевле?
— Водилы работают только по туристическим маршрутам. Город как таковой они знают неважно, так что к бюро по трудоустройству вряд ли сумеют довезти. Да и ни один водитель не взял бы в лётмарш калеку.
— Разве у Открывателя нет персонального лётмарша и шофёра? Ведь его возят к Башне.
— Нет, — качнула головой Виктория. — Персоналок вообще ни у кого нет, кроме архонтов и их инспекторов. Даже если кто-то из асхельмовских работников живёт в Ванхельме, то они долетают до лестниц, а дальше идут пешком. Чтобы попасть на территорию Асхельма, лётмаршу нужен специальный пропуск. Иначе его мгновенно развеет в молекулярную пыль. Для Открывателя выделен персональный маршрут, но он действителен только один раз в сутки.
Громкий разговор мешал посетителям библиотеки. Эльван подошёл к Виктории.
— Но почему охрана выпустила Авдея?
— Потому что Асхельм — не тюрьма. Если у вас есть постоянная регистрация, вы можете выходить в Ванхельм и возвращаться в Асхельм когда захотите. Да у нас все за покупками вниз бегают. Там и цены дешевле, и выбор товаров разнообразнее.
И всё равно Эльван не понимал.
— Чтобы работать инспектором, нужно быть юристом.
— Не совсем. Там работают студенты-третьекурсники. Дейк говорил, что четыре года изучал бенолийское право. Поэтому, чтобы в общих чертах разобраться в кодексах Кольца, ему хватило двух дней. Остальное по ходу жизни наработается. Как бы то ни было, а собеседование он прошёл и на работу принят. Уже пятый день работает.
«Изучал право? — недоумевал Эльван. — А, ну да… Клемент говорил, что Авдей был гражданским защитником у какого-то опальника. Дети в семьях мятежников начинали детально изучать кодексы и предписания лет с пятнадцати, если не раньше. В случае ареста реформисты могли рассчитывать только на себя, адвокат им был не положен».
— В судебной инспекции работают в три смены по пять часов, — сказала Виктория. — Так что Дейк скоро вернётся.
— Да, — сказал Эльван. — Спасибо.
Он вышел из зала, пошёл к лестнице. Почему-то в Асхельме почти нигде не было ни лифтов, ни эскалаторов. Да и зданий выше трёх этажей нет. Разве что ареопаг. Но и в нём лифты и эскалаторы имеются только в той части строения, где живут и работают архонты.
Зато в изобилии лестниц. Поверхность Асхельма неровная, и везде, куда бы ни пошёл, натыкаешься на спуск или подъём в три-четыре ступеньки. Для здоровых ног они незаметны, а для калеки становятся серьёзным препятствием. Тем более, что нигде нет пандусов. Останься Авдей в кресле-каталке, он был бы заключён в комнате как в тюрьме. А цена за право передвижения — жёсткие тяжёлые оковы фиксаторов на ногах. Свобода в кандалах. И такое не только в Асхельме. Это одинаково для любой точки Иалумета. Мир не принимал калек. И в итоге сам стал уродом. Навечно изувеченным.
Хотя нет, мир не уродлив. Ведь уроды не виноваты в том, что родились покорёженными. Точно так же, как не виноваты калеки, что по злой случайности на них обрушилось увечье.
Мир сознательно превратил себя в безобразное до тошнотворности и злобное до омерзения чудовище. Ведь это было намного легче, чем создавать красоту и доброту.
«Почему я раньше никогда не замечал чудовищности Иалумета?» — с удивлением подумал Эльван.
На лестнице Эльван столкнулся с операторшей из стереовизионного зала.
— А кабины уже работают, — сказала она. — Кабель поменяли. Идёмте, я поймаю вам новости с другого канала. Они везде, в принципе, одинаковы.
— Нет, спасибо, не надо.
Эльван спустился в холл, вышел на улицу.
Единственной по-настоящему важной вестью была смерть Димайра. Всё остальное — предстоящие через месяц выборы парламента и госпредседателя, распространение высших дээрновских прав и свобод на всех граждан Бенолии без ограничения, ещё какие-то реформы — всё это пыль.
Димайра больше нет. И только это имеет значение.
«Клэйм сказал, что ни у кого из нас никогда не было жизни, а потому вместо смерти нам оставалось всего лишь исчезновение. Никто даже не замечал, если кто-то из нас уходил. А ещё Клэйм сказал, что Димайр единственный среди теньмов, кто сумел если и не прожить, так хотя бы умереть по-людски. Ребята из нашего подразделения получат психолого-социальную реабилитацию, начнут новую, уже настоящую жизнь. Да и не только из нашего подразделения. Клэйм писал, что оставшимся лицеистам тоже помогут. Это стоило того, чтобы умереть».
Димайр всё сделал правильно, так, как и должен был сделать. Потому и боли по нему было. Она ушла куда-то так глубоко, что даже не ощущалась.
Зато пустота била хуже плети.
Клэйм ответил на трёхстрочную записку Эльвана длинным, интересным и очень сердечным письмом, подробно рассказал о себе, своей новой жизни, поведал обо всех надеждах и сомнениях. Клемент не скрывал ничего, но от такой открытости стало лишь горше.
У Клемента есть племянник, который называет его папой, есть девушка, с которой дело идёт к свадьбе. Есть и работа — Клемент учит калек навыкам самообороны, вместе с другими санитарами охраняет интернат от посягательств хулиганья. Напрямую Клэйм об этом не говорил, но понятно, что на службе его ценят и уважают. Вполне понятно, от такого специалиста не отказалась бы и стража Асхельма. Но пусть лучше Клэйм остаётся в интернате. Там всё как-то… Эльван запнулся, подбирая слово… И тут же сказал вслух:
— По-настоящему.
Да, жизнь Клемента оказалась настоящей в каждой своей секунде. А смерть Димайра стала бесконечно правильной — жить по-людски не можешь, так хоть уйди как настоящей людь. Смерть Димайра сделала теньмов людьми.
«А мне ни жить, ни умереть не для кого», — с тоской подумал Эльван.
Клементу он будет лишь помехой. Северцеву теньм не нужен даже для того, чтобы завязывать шнурки на кроссовках. Авдей всё стремился делать сам.
Пискнул на поясе мобильник. Из магазина сообщали, что заказанные полуфабрикаты приготовлены и упакованы. Службой доставки Эльван не пользовался, ходил за продуктами сам. И брал их только на день, чтобы на завтра опять надо было идти за покупками. Так появлялось хоть какое-то занятие.
Эльван вертел в пальцах мобильник. Что-то с этой машинкой было связано. Некое незавершённое дело.
Ах, ну да, так называемый «Репортаж из Асхельма».
А почему бы собственно и нет?
Пусть Клэйм пацана своего недотёпистыми охранниками позабавит. Заодно и сам посмотрит, как правильно бластер держать надо.
Чёрт, там ведь ещё потенциальные жена и дочка есть. Дамам все эти телохранительские прибамбасы будут неинтересны. Тем более, что девочка совсем кроха, ей надо показывать что-нибудь очень простое. Но такое, чтобы перед экраном стереовизора не заскучала мать.
Перед Эльваном прыгали и порхали какие-то пёстрые птички, выпрашивали корм. Пернатое население Гарда оказалось многочисленным, разнообразным, ручным и невероятно избалованным. Зато пели хорошо.
«Вот и тема репортажа для дам, — понял Эльван. — Певчие птицы Гарда».
* * *Референт Матвея Алтуфьева, двадцатидвухлетний наурис с карими глазами и коричневыми шипами, сортировал почту. Состояла она из двух газет — их выписывает мать референта, экономка Матвея — и огромной кучи рекламных проспектов, которым неизбежно набивают почтовый ящик любого богатого дома. Хотя сегодня среди рекламного мусора обнаружилась открытка казённого вида.
— Это для вашего отца, — сказал референт Кандайсу. — Уведомление из суда. Слушание назначено на двадцать второе декабря.
После того, как клуб отобрал у Кандайса квартиру, Матвей пригласил семейство Джолли пожить у себя.
— Через десять дней, — проговорил Кандайс. — Долго.
— А что ж ты хотел? — удивился сидевший в углу комнаты Матвей, кряжистый и тяжеловесный двадцативосьмилетний брюнет. — Дело такое, слишком популярное. Ты знаешь сколько исков об изменении фирменных марок, брэндов и всего такого прочего предъявляется ежедневно? Сотни. Так что очередь у тебя ещё недолгая.
— Можно узнать, в чём суть дела? — осторожно спросил референт. — Возможно, понадобится собрать дополнительные документы.
— Да нет, сударь, спасибо вам большое, но ничего не надо, — сказал Кандайс.
— Меня зовут Фейлор, — напомнил референт.
Парень почему-то терпеть не мог официального обращения. Только на «ты» и по имени. Во всяком случае, когда с ним разговаривал Матвей и кто-нибудь из Джолли.
