Александр Етоев - Бегство в Египет
Лежать было жестко и неудобно: под ребра что-то давило. Я потрогал – это был каблук от ботинка. Капитан Жуков высился надо мной каланчой, приникнув к полевому биноклю.
– Они нас немного перехитрили, но ничего. Все равно победа за нами.
Похоже, мы поднялись с ним на вершину горы – цех был виден отсюда как на ладони и все, что происходило в цехе.
– Савраскин, держи левый фланг! Они прорываются, – заорал вдруг капитан страшным голосом и замахал биноклем над головой.
Я посмотрел вниз и увидел, как сразу двое Лодыгиных, размахивая остатками третьего, надвигаются на какого-то невзрачного на вид паренька, замершего в боксерской стойке.
Паренек оказался невзрачным только на вид. Он сделал что-то такое, отчего Лодыгины, бросив третьего, спрятались за железную будку. Но паренек на этом не успокоился. Притворившись, что тяжело ранен, он брякнулся на бетонный пол и забился в фальшивой агонии. Один из Лодыгиных выглянул из-за будки, и тут псевдотяжелораненный сунул в губы тонкую трубку и сделал мгновенный выдох.
Я присвистнул, так необычно было то, что я увидел потом. Тот Лодыгин, который неосторожно выглянул из-за будки, на глазах стал делаться дряблым, ноги его размякли, и скоро на месте, где он стоял, остался лишь небольшой бугорок – кучка прорезиненной ветоши.
Но до парада победы было еще далеко. Я видел, как побледнел капитан, потому что внизу из какой-то дырки в стене вылезли сразу с десяток Лодыгиных и, растянувшись цепью, пошли в атаку.
– Из пескоструйных аппаратов – огонь!!! – что есть мочи скомандовал капитан, и миллионы искрометных песчинок вонзились в лодыгинские ряды.
И тут чемодан, который все это время мирно лежал в сторонке, вдруг подпрыгнул как сумасшедший, крышка его откинулась и из него выскочил Василий Васильевич.
С криком «Коммунисты вперед!» он спрыгнул с высоты вниз и смело бросился на врага.
Но впереди уже никого не было – одни шипящие воздушные змейки да баррикада из дырявой резины.
– Вниз! – сказал мне капитан Жуков, и мы сбежали по транспортеру в цех.
– Он в компрессорной. – Из дыры, той самой, откуда выскочила вражеская подмога, пошатываясь, выбрался Женька Йоних.
– Замечательно, – сказал капитан. – Из компрессорной только один выход. Теперь ему не уйти.
– Нет! – раздался вдруг взволнованный голос.
Из-за горы чемоданов, пошатываясь, как и Женька, нам навстречу вышел Лодыгин и упал перед капитаном Жуковым на колени.
– Не убивайте моего Коленьку! Он хороший, его еще можно перевоспитать. Я знаю…
– Ох уж мне эти любящие отцы, – смущенно проворчал капитан. – Ладно. Слушай мою команду. Брать только живым.
Лодыгин-старший стоял возле покореженной двери в компрессорную и говорил в пробитую ломом дырочку:
– Коля! Это я, твой папа. Сдавайся, Коленька, они тебе ничего плохого не сделают. Вот и товарищ капитан подтвердит.
– Подтверждаю, – подтвердил капитан Жуков.
– Ну так как, Коля? Сдаешься?
Все прислушались, ожидая, что он ответит.
И он ответил.
Раздался протяжный свист – такой громкий, что у нас заложило уши. Потом вверху над нашими головами надулась пузырем крыша и лопнула, осыпав всех железной трухой.
И в облаке белой пыли, как сказочный многоголовый дракон, вырос и устремился к небу странный воздушный шар.
Десять… двадцать Лодыгиных, собранные в летучую связку, сияли нам резиновыми улыбками и махали на прощанье рукой.
А под ними в оловянной гондоле плыл по небу еще один человек Лодыгин, сын другого человека Лодыгина, оставленного им на земле.
С каждым нашим вдохом и выдохом он делался все мельче и мельче, пока не превратился в один из миллиардов атомов воздуха, по которому он уплывал на закат.
23
За мостом, за тихой водой реки, опутанный трамвайными проводами, нас ждал Египет.
Женька подошел ровно в шесть.
– Едем? – сказал я и показал за мост.
– Чего здесь ехать – дойдем.
Женька был не один. В руке он держал футляр, в футляре лежала скрипка.
Заметив мой удивленный взгляд, Женька слегка смутился.
– Не оставлять же ее одну, – сказал он, отводя глаза в сторону.
Я кивнул, я его понял, и мы пошли: Женька, черепаха Таня и я.
– Подождите, – послышалось за нашими спинами.
Это была Женькина мама. Она куталась в шерстяную шаль и размахивала над головой авоськой.
Женька остановился, я тоже.
– Женя, – сказала Суламифь Соломоновна, тяжело дыша. – Ты забыл бутерброды.
– Ну мама… – хмуро ответил Женька, но авоську с бутербродами взял.
Суламифь Соломоновна вытерла платочком глаза и собралась что-то добавить, но мы уже зашагали дальше.
Не прошли мы и десятка шагов, как услышали позади топот.
– Йоних, Филиппов, минуточку!
Теперь это был директор Василий Васильевич. В руках он держал книгу.
– Возьмите. – Он протянул ее мне. «Чехов» – было написано на обложке.
Я сказал: «Спасибо» – и взял. Чехов нам пригодится.
Мы уже выходили на набережную, как вдруг непонятно откуда появился Лодыгин-старший.
– Мальчики, – сказал он, переминаясь с ноги на ногу. – Коленьку моего увидите, передавайте привет от папы.
Мы кивнули. Нас ждал Египет, встречая нас октябрьским холодком.
Женька первый ступил на мост и поздоровался со сторожевым сфинксом. Тот ответил почему-то голосом капитана Жукова:
– В общем, так. Будут какие-нибудь проблемы, шепните там кому надо, что я, мол, в курсе.
На середине моста мы замерли: трудно было сделать последний шаг.
Женька обернулся и посмотрел на оставленный позади берег.
Там было все знакомо: школа, улица, двор, лица, голоса, разговоры.
Впереди была тьма египетская.
– Идем, – сказал он упрямо.
И мы пошли.
