Джон Краули - Дэмономания
Она остановилась. Прислушалась к голосам наверху. Увидела, что дверь Наблюдательного Пункта закрыта. Не придешь сегодня утром, можешь больше не трудиться: Майк и раньше воображал, что может говорить с холодной уверенностью, но теперь вдруг и впрямь научился. А научили его здесь.
Она поднималась кругами, кружила вокруг того, чего боялась. Проще всего сказать, что она забыла, а потом забыть, что на самом деле не забывала. Тогда Майк отступится, отпустит ее.
Теперь из-за двери на верхней площадке она слышала голос, тихий голос Рэя Медоноса. Она прижалась щекой к двери, вдохнув запах сосны и лака, попыталась расслышать слова; ждала паузу, чтобы войти, а еще ждала, когда сила притяжения одолеет силу, гнавшую ее прочь.
Она открыла дверь и, опустив глаза, прошмыгнула внутрь. Майк среди прочих сидел на полу, скрестив ноги: он с улыбкой похлопал ладонью рядом с собой. Рэй Медонос сидел на краешке фибергласового стульчика, подавшись вперед, с поразительной точностью балансируя своим огромным телом. Он увидел Роз, он определенно заметил ее, но ничем не выказал это и продолжал без паузы.
— А потому я не собираюсь рассуждать о конце света, — говорил он, — или о промысле Божьем относительно будущего мира сего. Ваши рассуждения на эту тему я тоже не очень-то желаю слушать. Я знаю вот что: я знаю, что время, которое мы с вами переживаем, не похоже ни на какое другое. Это время, исполненное возможностей как для добра, так и для зла. Это время, когда царство Божие подходит совсем близко к нашей старушке Земле, может быть, не для того, чтобы пребыть вовеки, а только чтобы мы могли мельком взглянуть на него. Время, когда являются и ужасные порождения зла, время противостояния Бога и Сатаны, когда Сатана видит случай урвать большой куш и прилагает дьявольские усилия — именно дьявольские! — чтобы воспользоваться шансом.
Роз подняла взгляд на Рэя, робко улыбаясь, на случай, если их глаза встретятся. Они встретились. В нее словно бы вторглось нечто, хотя улыбался он по-доброму. Рэй был большой, высокий, и грузный, и старый, впрочем, возраст было трудно угадать; лицо его покрывала паутина тончайших трещин, словно оно когда-то разбилось на кусочки, а потом его аккуратно склеили; черты лица были скорее мелкие: аккуратный нос, тонкогубый рот, очень маленькие, почти безбровые глаза, голубые, как сосульки. Она часто читала о таком в книжках, но прежде не встречала: глаза Рэя лучились. Слегка поблескивали, словно фасеточные, улавливая свет, когда он ворочал большой головой.
— А какая же роль отводится нам? Чем мы, работники на ниве умственного здоровья, должны заниматься сегодня, что должно стать нашим долгом и нашим служением? Что ж, давайте откроем эту книгу и почитаем.
Привычным жестом он выхватил из мешковатого портфеля, стоявшего у ног, Библию в черном кожаном переплете и открыл ее. Роз увидела, что книга утыкана разноцветными бумажными закладками.
— От Луки святое благовествование, глава десятая, — сказал он.
Многие раскрыли такие же книги, и вокруг словно листопад зашелестел. Она вспомнила, что Майк сказал ей принести Библию (Новый Завет), и заломила руки, в которых ничего не было.
Рэй Медонос откашлялся.
— Вот Иисус посылает семьдесят учеников своих в мир, по два. Семьдесят человек — это много. И говорит он, что посылает их, как делателей на жатву, но говорит также, воистину говорит, что посылает их, как агнцев среди волков. И говорит он, что там, где не примут их, они должны отрясти с ног даже прах городов сих и провестить, что приблизилось Царствие Божие и суд Божий к таким городам будет суров; но если где примут вас, говорит он, там исцеляйте больных. Без сомнения, так они и поступали, в подражание Иисусу; но что именно делали? Вот что они сказали Иисусу, возвратившись, первые же слова — давайте посмотрим, десять семнадцать: «Господи! и бесы повинуются нам о имени Твоем».
Он внимательно смотрел на паству, выложив свои доводы (это видно было по лицу и глазам) и ожидая, когда же до слушателей дойдет.
— Бесы, — продолжал он тихо. — Даже бесы. — И снова вернулся к книге: — «Он же сказал им: Я видел Сатану, спадшего с неба, как молнию; се, даю вам власть наступать на змей и скорпионов и на всю силу вражию, и ничто не повредит вам».
Здесь ошибки быть не может, говорили его глаза, и слушатели молча сидели перед ним, постигая, а может, не постигая, и он заговорил с внезапной силой (Роз чуть вздрогнула от неожиданности или чувства вины):
— Они исцеляли больных, изгоняя вселившихся демонов. Вот что им велено было делать, и потому им даны были имена делателей на жатве и агнцев среди волков. Вот почему, вернувшись, они сказали Не сказали Господи, мы возлагали руки на сих людей — или: Господи, мы давали таблетки — или: Господи, мы провели беседы, как Ты велел нам Они сказали демоны болезни подчинялись нам именем Твоим А Иисус сказал им, что они могут изгонять духов и Враг не в силах будет причинить им вред. Вот так.
Он закрыл книгу, но не отложил ее.
— Я говорил это прежде и повторю снова. Вокруг вас роятся болезни и несчастья, везде, и здесь, и всюду, куда бы вы ни отправились. И я уже говорил, как обрести силу, чтобы одолеть болезни и страдания. А для того, чтобы обрести ее, вам прежде всего нужно признать одно. Только одно. Вы должны поверить, что все это происходит сейчас.
Он протянул им книгу.
— Вы должны поверить, что это происходит сейчас, так же, как происходило тогда, и что Царствие Божие приблизилось. Вот и все. Когда поверите, что это происходит сейчас, вы поймете, к кому обращены каждая страница и каждая строка этой древней книги, какие обетования даны и что вам велено сделать.
Глава пятая
Только переехав через мост над туманной рекой в Дальвид, Роузи Расмуссен вспомнила, что обещала Майку позвонить сегодня утром, чтобы он поговорил с Сэм перед выездом. Теперь поздно. Она направила машину к Каскадии и автостраде; Сэм на заднем сиденье играла с оборудованием салона: включала и выключала лампочку для чтения, открывала и закрывала пепельницы, которыми никто никогда не пользовался, — а Роузи прокручивала в голове последний разговор с Майком: уточняла, что сама имела в виду, внимательнее выслушивала его, иногда меняя при повторе его слова и свои ответы.
Майк… Майк говорил, что в принципе не хочет добиваться опекунства. Да, тогда он велел своей прыткой адвокатше позвонить, но на самом-то деле он хотел только привлечь внимание Роузи. Ему нужно было поговорить о себе, о ней и о Сэм, нужно, чтобы его выслушали. Он столько понял теперь, чего не понимал раньше.
И например?
Например (тут он повел рукой в ее сторону через каменный шахматный столик, за которым они сидели у дорожки в «Чаще»), например, много раз по отношению к ней он вел себя как последняя сволочь. Совсем недавно он не то что сказать такое — подумать так не мог, а теперь вот.
И смотрел он таким открытым, ясным взглядом, какого раньше Роузи не замечала, и она ничего не сказала в ответ, хотя пара колкостей пришла ей на ум сразу, да и потом еще несколько.
Он сказал, что понял теперь, до какой степени все случившееся между ними было его виной. Какой же я был дурак, рассмеялся он и сконфуженно покрутил головой: как же я был глуп. Он заметил кленовый лист, подобрал его (отчего запомнились такие подробности, почему беседа отпечаталась в памяти с психоделической четкостью, что Роузи должна была осознать, что сделать?), крутанул его за черенок, глядел, как тот колотится. Он хочет, чтобы Роузи и Сэм вернулись к нему. Вот об этом и хочет поговорить.
Тогда она ничего не сказала, но теперь ей хотелось ответить: что значит «глуп», Майк? В чем твоя глупость? А если дело не в тебе, Майк, глуп ты или нет? Если дело во мне? Майк, а если это я глупо стремилась сделать то, к чему стремилась?
— Мам, я писать хочу.
— Нет, милая, не хочешь. Мы только что сходили.
— Хочу.
— Хорошо, сейчас поищу местечко.
«Ты не можешь одна со всем этим управиться, — сказал он, — тебе нельзя оставаться одной. Ты не должна». Это когда она рассказала ему про сегодняшний осмотр, про бумажки, присланные из больницы, буклетик на тему «Эпилепсия и вы», который она прочла, во всяком случае попыталась. Майк смотрел на нее, слушал и кивал со вниманием, но не сумел скрыть того, что мысли его — о другом; не о врачах и медицине он хотел поговорить.
Со мной Сэм всегда чувствовала себя прекрасно, сказал он. Слава богу. Рядом со мной у нее все было в порядке. И я уверен, абсолютно уверен, что и дальше так будет.
Он улыбнулся, не то чтобы торжествующе, но с таким самодовольством, которое, конечно, должно было сойти за подбадривание — а вместо этого вызвало у Роузи настолько сильные опасения, что ни тогда, ни теперь она не могла разобраться, что же почувствовала: он, конечно же, переменился, да так, словно его подменили, но когда он улыбнулся, клыки вновь его подвели, так что Роузи уверилась: если дочь вернется к нему, он не лелеять ее будет, а слопает.
