Айра Левин - День совершенства
— В такой поздний час?
— Так мы поступали и раньше, и все сходило благополучно, — сказала она. — Вы не возражаете?
Он пожал плечами и сказал:
— Да нет.
— Приложите это к своим глазам. — Женщина дала ему два комка ваты. Он зажмурился и приложил их к глазам, придерживая пальцами, а она стала накладывать ему на голову повязку; он убрал пальцы и наклонил голову, чтобы помочь ей. Она все наворачивала и наворачивала бинт на лоб, на глаза, на щеки.
— А может, вы на самом деле из медцентра? — пошутил он.
— Разумеется, — ответила она с легкой усмешкой и, натянув конец бинта, засунула его под повязку, потом взяла Чипа за руку, повернула в сторону площади, и — он понял — они двинулись.
— Не забудьте про свою маску, — сказал он.
Она резко остановилась.
— Спасибо за напоминание, — сказала она. Выпустила его руку из своей, затем чуть погодя взяла опять. Так они продолжали путь.
Звук их шагов стал тише, не отражался уже от окружавших домов, ветерок слегка холодил ему лицо ниже повязки — они шли через площадь. Рука Снежинки тянула его влево, в направлении, противоположном Институту.
— Когда мы придем, — сказала она, — я залеплю наши браслеты пластырем. Мы даже друг от друга скрываем наши имяномы. Я ваш знаю, потому что это я вас засекла, а другие не знают; им известно только, что я привожу перспективного номера. Впоследствии один или двое из них, возможно, вынуждены будут поинтересоваться вашими данными.
— Вы проверяете сведения о прошлом каждого, кого приглашаете к себе?
— Нет. А зачем?
— А разве вы не так «засекли» меня, разузнав, что я когда-то размышлял по поводу самоклассификации?
— Сейчас будут три ступеньки вниз, — предупредила она. — Нет, это было лишь подтверждением. Еще две и еще три. Собственно, я засекла вас благодаря вашему виду, по которому не скажешь, что вы на все сто процентов в лоне Братства. Вы тоже научитесь отличать таких, если присоединитесь к нам. Я узнала, кто вы такой, и потом зашла в вашу комнату и увидала на стене картину.
— Лошади?
— Нет, картину «Пишущий Маркс», — пошутила она. — Ну, разумеется, рисунок лошади. Вы рисуете так, как не придет в голову рисовать ни одному обычному номеру. А уж потом я изучила ваши данные.
Они миновали площадь и пошли на запад. Чип не мог понять — то ли вдоль блока «К», то ли «Л».
— Ошибочка у вас вышла, — сказал он. — Рисовал картину другой.
— Рисовали ее вы, — сказала она, — вы запрашивали уголь и альбомы.
— Но не для себя — для номера, который это нарисовал. Мой друг по Академии.
— Что ж, это интересно, — сказала она. — Жульничество на заявках еще более обнадеживает меня. Так или иначе, рисунок вам нравится, раз вы решили вставить его в рамку и сохранить. Или рамку тоже сделал ваш друг?
Чип улыбнулся.
— Нет, — сказал он, — тут вы не промахнулись.
— Теперь поворачиваем направо.
— Вы наставник?
— Я?! Гнусь какая! Нет, конечно.
— Но у вас есть возможность добывать данные прошлых обследований?
— Иногда.
— Вы из Института?
— Не задавайте столько вопросов, — сказала она. — Подумайте лучше, как вы хотите, чтобы мы вас называли вместо Ли РМ.
— Чипом, — сказал он.
— Чип? Ну уж нет, — сказала она, — не говорите первое, что вам пришло на ум. Вам подошло бы нечто вроде Пирата или Тигра. У нас есть Король и Маттиола, Леопард и Тишь и еще Пташка.
— Чипом меня прозвали, когда я был мальчиком, — сказал он. — Мне это привычно.
— Прекрасно, — сказала она, — но это не то, что выбрала бы я. Вы знаете, где мы находимся?
— Нет.
— Отлично. Сейчас налево.
Они вошли в дверь, поднялись вверх по лестнице, прошли еще через одну дверь и попали куда-то в гулкий зал, по которому они долго шли, поворачивая в разные стороны, словно бы лавировали среди беспорядочно наставленных предметов. Они шли по неработающему эскалатору, затем по коридору, поворачивающему направо.
Она остановила его и попросила браслет. Он протянул руку, и его браслет был плотно прижат и чем-то обернут. Он прикоснулся к тому месту, где был его имяном, и ощутил гладкую поверхность. Это ощущение и его незрячесть вызвали у него вдруг чувство какой-то бестелесности или невесомости, будто ему предстояло проплыть сквозь дверь, наружные стены вверх, в небо, в космос и там обратиться в ничто.
Она опять взяла его руку в свою. Они прошли еще немного и остановились. Он услышал, как она условным знаком постучала в дверь — один стук и два повторных. Дверь отворилась, голоса внутри притихли.
— Здравствуйте, — приветствовала она своих, ведя его перед собой. — Это Чип. Он на этой кличке настаивает.
Задвигались по полу стулья, раздались приветственные возгласы. Чья-то рука пожала его руку.
— Я — Король, — представился мужчина. — Я рад, что вы решили прийти.
— Спасибо, — сказал Чип.
Он ощутил еще чье-то рукопожатие. Оно было крепче.
— Снежинка говорила, вы настоящий художник. Меня зовут Леопард, — представился после короткой паузы мужчина постарше Короля, судя по его голосу.
Одно за другим последовали рукопожатия женщин и представления:
— Привет, Чип! Меня зовут Маттиола.
— А меня Пташка Надеюсь, вы станете постоянным гостем.
— А я Тишь, жена Леопарда. Хэлло!
Это была пожилая женщина, первые же две — молодые.
Чипа подвели к стулу и усадили. Руки нащупали слегка закругленный край стола; по-видимому, стол был большим — овальным или круглым. Все сели. Снежинка — справа от него, разговаривала; кто-то сидел слева. Чип уловил запах дыма и потянул носом, пытаясь определить, что горит. Похоже, кроме него, никто не замечал запаха.
— Что-то горит, — сказал он.
— Табак, — ответил ему немолодой женский голос. Это сказала Тишь, сидевшая слева.
— Табак? — переспросил он.
— Мы его курим, — пояснила Снежинка. — Не хотите попробовать?
— Нет, — отказался он.
Послышались смешки.
— Это не смертельно, — сказал Король, он сидел тоже слева, но подальше. — И, полагаю, более того — не бесполезно.
— Это так приятно, — сказала одна из молодых женщин, сидевшая напротив.
— Благодарю, не надо, — отказался Чип.
Опять раздался смех, они немного поговорили между собой, потом замолчали. На его правой руке, покоившейся на столе, лежала рука Снежинки, ему хотелось ее высвободить, но он удержался. Глупо было приходить сюда. Чего ради сидел он тут с завязанными глазами среди этих больных номеров, взявших себе псевдонимы? Его ненормальность не шла ни в какое сравнение с их состоянием. Табак! Это вещество было выведено из употребления сто лет назад. Откуда, черт возьми, они его откопали?
— Мы вам приносим свои извинения, Чип, за эту повязку, — сказал Король. — Я полагаю, Снежинка вам объяснила, чем вызвана такая необходимость.
— Да, объяснила, — сказал Чип.
Снежинка тоже сказала:
— Да, объяснила.
Она освободила ладонь Чипа, и он сцепил обе руки на коленях.
— Мы аномальны — это очевидно, — сказал Король. — Мы делаем массу вещей, которые всеми трактуются как свидетельства заболевания. Мы же полагаем, что это не совсем так. Мы знаем, что это не так. — Голос у него был громкий, низкий и авторитетный. Чипу он представлялся крупным, могучим мужчиной лет сорока. — Я не намерен вдаваться в детали, — сказал Король, — потому что в вашем теперешнем состоянии они вас огорчат и шокируют, как шокировало и огорчило вас то, что мы курим табак. Вы сами все узнаете со временем, в будущем, если оно будет у нас с вами.
— Что вы хотите сказать, — поинтересовался Чип, — говоря о моем «теперешнем состоянии»?
Какое-то время все молчали. Женщина кашлянула.
— Сейчас вы «нормализованы» — одурманены недавней лечебной корректировкой, — сказал Король.
Чип сидел тихо, повернув голову на голос Короля, ошарашенный показавшимся ему глупым высказыванием. Вникнув в смысл слов, он сказал:
— Я не нормализован и не одурманен.
— Но это действительно так, — возразил ему Король.
— Все Братство в таком состоянии, — сказала Снежинка, а за ней, дальше за столом, послышался пожилой мужской голос, принадлежавший Леопарду:
— Каждый, не вы один.
— Что представляет собой, по-вашему, лечебная процедура? — задал вопрос Король.
— Ну, вводят вакцины, энзимы, контрацептивы, иногда транквилизатор, — ответил Чип.
— Транквилизатор — всегда, — сказал Король. — А еще ЛПК, который снижает до минимума агрессивность, но при этом притупляет чувство радости, затормаживает восприятие, уничтожает все сколько-нибудь энергичные импульсы, вырабатываемые вашим мозгом.
— Кроме того, еще секс-депрессант, — сказала Снежинка.
— Да, и это тоже, — сказал Король. — Десять минут еженедельного механического секса — лишь малая толика того, что вы могли бы иметь.
