Нил Шустерман - Беглецы
Риса понимает, что сопротивляться не нужно, так как, защищаясь, она отдает преимущество в руки Коннора.
— Отпусти меня, — говорит она, стараясь, чтобы ее голос звучал максимально весомо и спокойно.
— Да почему? Ты думаешь, я с тобой что-то сделаю?
— Потому что ты второй раз дотронулся до меня без разрешения, — говорит Риса. Но Коннор все равно не отпускает, хотя сжимает руку уже не так крепко. И как-то не грубо, без угрозы. Скорее, нежно. Риса могла бы легко вырвать руку. Но почему же она этого не делает?
Риса понимает, что, продолжая удерживать ее, Коннор хочет ей что-то сказать, но что именно, девушка не знает. Может быть, он держит ее так нежно, чтобы показать, что не склонен к насилию?
Впрочем, это не важно, думает Риса. Даже легкое насилие все равно остается насилием.
Она смотрит вниз. Один удар каблуком, и коленная чашечка будет сломана.
— Я тебя в одну секунду вырублю, — тихо, но угрожающе говорит Риса.
Если он и испугался, вида не показывает.
— Я знаю, — так же тихо отвечает Коннор.
Видимо, он интуитивно понимает, что она ничего ему не сделает, что первый раз она оборонялась лишь для того, чтобы показать ему, на что способна, да и то скорее рефлекторно, чем сознательно. Теперь же, если она ударит его, это будет обдуманным, взвешенным решением.
— Отойди, — просит она, и в голосе Рисы Коннор уже не слышит решимости, бывшей железной всего пару минут назад.
На этот раз он слушается ее: отпускает руку и отступает на два шага. Они могли бы подраться, но не стали этого делать. Риса не совсем понимает, что это значит, но чувствует, что злится на мальчика не просто потому, что он ее не слушается: есть и другие причины, причем их столько, что сразу даже не разобраться.
— Все это очень занимательно, но мне кажется, в драке мало пользы, — произносит чей-то голос со стороны.
Это Лев, и Риса понимает, что ее маленький эксперимент провалился. Она хотела сделать вид, что они с Коннором ссорятся, чтобы проверить, бросится ли он бежать, воспользовавшись возможностью, но сама так увлеклась спором, что совершенно забыла об эксперименте. Если бы он сбежал в самом начале ссоры, успел бы далеко уйти, а они бы спохватились только сейчас.
Напоследок Риса награждает Коннора сердитым взглядом, и они отправляются дальше. Проходит минут десять, и Лев отходит в кусты. Коннор пользуется его отлучкой, чтобы снова заговорить с Рисой.
— Хорошо придумано, — говорит он. — Сработало на сто процентов.
— Что?
— Я насчет ссоры, — говорит он шепотом., наклоняясь к уху Рисы. — Ты же ее специально затеяла, чтобы проверить, сбежит Лев или нет, пока мы не обращаем на него внимания, правильно?
— Ты знал? — спрашивает Риса ошеломленно.
Коннор недоуменно смотрит на нее.
— Ну... да, — признается он.
Риса растеряна. Впервые увидев Коннора, она сразу решила, что парень не так прост, как кажется, а теперь и вовсе не знает, что думать.
— Значит, ты просто подыгрывал мне?
Теперь и Коннор выглядит растерянным.
— Ну да... Вроде того. А что, ты разве серьезно?
Риса прячет улыбку. Неожиданно девочка понимает, что чувствует себя комфортно рядом с Коннором. Это странно. Как такое может быть, непонятно. Если бы они поссорились всерьез, она, по идее, должна была бы сейчас относиться к Коннору настороженно. То же самое было бы в случае, если бы они, сговорившись, устроили показательное выступление и оно оказалось таким же успешным: Риса никогда бы не смогла ему доверять. Если бы она увидела, что он может так убедительно лгать, стала бы подозревать его каждый раз, договариваясь о чем-то важном. В итоге получилось что-то среднее: они и ссорились по-настоящему, и ломали комедию одновременно. В таком сочетании все было в пределах нормы — они были похожи на воздушных акробатов, исполняющих смертельные трюки над страховочной сеткой.
Лев вновь присоединяется к ним, и ребята идут дальше. Риса решает, что пока с нее достаточно и больше обдумывать отношения с Коннором она не намерена. Ей лишь хочется удержать при себе неожиданную радость от встречи с мальчиком как можно дольше. Тем более что им вскоре предстоит вступить в контакт с таящим неведомые опасности цивилизованным миром.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Приемыши
«Нельзя изменить закон, не изменив сначала человеческую натуру».
Медсестра Грета
«Нельзя изменить человеческую натуру, не изменив сначала закон».
Медсестра Ивонна9. Мать
Молодой матери девятнадцать, но она совершенно не чувствует себя взрослой. Нет у нее и уверенности в том, что в ее душе достаточно мужества и мудрости, которые позволили бы ей справиться с ситуацией, в которой она оказалась. Ведь не так давно она сама была ребенком. Когда же она перестала им быть? Согласно закону, это происходит, когда человеку исполняется восемнадцать, но законы пишут для всех людей, а ее те, кто их придумывает, лично не знают.
Роды были очень болезненными, девушке все еще не по себе, но она крепко прижимает младенца к груди. Она намеренно выбирает самые темные улицы на задворках, где нет людей. Вокруг ни души. Контейнеры с мусором отбрасывают на асфальт резкие прямоугольные тени. Под ногами хрустит битое стекло. Девушка знает: в этот глухой час легче всего сделать то, что она задумала. Даже койоты и другие хищники спят. Мысль о том, что невинный ребенок может пострадать, для нее нестерпима.
Рядом, скособочившись, стоит гигантский контейнер для строительного мусора. Девушке страшно. Ей кажется, что ржавая груда железа вот-вот оживет, протянет к ней лапы, утащит ребенка и спрячет в своем отвратительном чреве. Она осторожно обходит контейнер и, прибавив шагу, идет дальше по пустынной улице.
Вскоре после принятия Билля о жизни молоденькие девушки, оказавшиеся в таком же положении, как она, часто бросали детей в такие вот контейнеры. Девушки, ставшие матерями помимо желания, бывает, впадают в отчаяние и готовы избавиться от ребенка любым способом — даже если приходится выбросить его, как мусор. Детей находили в контейнерах столько раз, что о таких случаях даже перестали рассказывать в новостях — они стали привычной частью повседневной жизни.
Злая ирония заключается в том, что Билль о жизни был принят для защиты священного дара — человеческой жизни. Но по воле непредсказуемого рока эффект оказался обратным — стоимость человеческой жизни снизилась. Слава богу, нашлись люди, настоявшие на возможности усыновления брошенных детей. Был принят замечательный закон, позволивший девушкам, не имеющим возможности самостоятельно вырастить ребенка, надеяться на то, что кто-то сделает это за них, и не бросать несчастных младенцев в контейнеры с мусором.
Робкий рассвет становится ранним утром, и девушка покидает трущобы, в которых пряталась ночью. Теперь она в фешенебельной части города. Девушка проходит улицу за улицей, и дома становятся все богаче и привлекательней. Да, это отличное место, думает она. Здесь не страшно оставить ребенка. Теперь нужно выбрать подходящий дом. Осмотревшись, она выбирает особняк средней величины. Дорожка, ведущая от тротуара к крыльцу, совсем короткая — дом стоит почти у края проезжей части. Значит, можно будет оставить ребенка на крыльце и быстро исчезнуть. Вдоль стены растут деревья, и, если даже кому-то в голову придет посмотреть в окно, он ничего не увидит. С улицы тоже не видно, особенно если подойти прямо к крыльцу. Свет в окнах не горит, это хорошо. На дорожке, ведущей к гаражу, стоит машина. Наверное, хозяева дома, решает девушка. Она осторожно, стараясь не шуметь, поднимается по ступенькам, присаживается на корточки и кладет спящего ребенка на коврик с надписью «Добро пожаловать». Малыш завернут в два одеяла, на голове шерстяная шапочка. Девушка укутывает ребенка плотнее. Это все, что она научилась делать, став матерью. Сначала она думает позвонить в дверь и убежать, но потом решает, что не стоит этого делать. Если ее поймают, второго шанса уже не будет — закон обязывает девушек, застигнутых хозяевами дома, оставлять ребенка себе. Если же хозяева выходят утром на крыльцо и находят там ребенка, их называют «нашедшими опекунами», и таковыми они остаются по закону до момента, когда подкидыш достигает совершеннолетия. Хотят они того или нет, но отныне ребенок считается частью их семьи.
В тот самый момент, когда ей стало известно, что она беременна, девушка решила, что подкинет ребенка какой-нибудь обеспеченной семье. Она надеялась на то, что передумает, увидев ребенка собственными глазами, но это был лишь самообман. У нее не было желания стать матерью, да никто этому ее и не учил. Поэтому она и замыслила подкинуть ребенка, решив, что так для него будет лучше.
