Рэй Брэдбери - Тени грядущего зла
— Испорчено, — сказал незнакомец. — Вы что, читать не умеете?
— Опустите их вниз, — прозвучал вдруг тихий и добрый голос.
Джим и Уилл увидели сверху высокого человека, стоявшего за оградой.
— Вниз, — повторил он.
Мальчишки были перенесены через медный лес, населенный дикими, но безропотными зверями, и посажены в пыль перед каруселью.
— Мы были… — попытался сказать Уилл.
— Вы были очень любопытны?
Этот второй человек казался высоким, как фонарный столб. Его бледное лицо со следами оспы напоминало луну, и так же, как луна, светило на тех, кто стоял внизу. Его жилет отливал цветом свежей крови. Его брови, волосы и костюм были коричнево-черными, словно лакричный корень, а солнечно-желтый самоцвет в булавке галстука сверкал так же ярко как немигающие, будто выточенные из хрусталя глаза. Костюм незнакомца совершенно потряс Уилла. Казалось, он был сплетен из колючих стеблей ежевики, из закрученной, как часовая пружина, кабаньей щетины, и необыкновенно темной, глянцевитой пеньковой веревки. Он поглощал свет, на нем шевелились ряды колючек, казалось, длинное тело незнакомца должно зудеть, чесаться при каждом движении; казалось, этот человек должен мучиться, горько рыдать и рвать на себе одежду, чтобы избавиться от нее. Однако он стоял тут, лунно-тихий, облаченный в облегающий колючий костюм, и смотрел на Джима своими желтыми глазами. Он ни разу не взглянул на Уилла.
— Меня зовут Дак.
Он протянул белую визитную карточку. Она тут же стала голубой.
Шепот. Красная.
Щелк. Зеленый человек, отпечатанный на ней, висел на дереве.
Зашелестело. Ш-ш-ш-ш…
Замелькали слова: «Дак. А мой друг с рыжими волосами — это мистер Кугер. Кугер и Дак»…
Зашелестело, защелкало — ш-ш-ш-ш-ш…
На белом квадрате появлялись и исчезали буквы:
«…Комбинированные Теневые Шоу…»
Мгновенно стерлось.
Ведьма-выскочка зашевелилась, разливая горшки с зельем.
«…и межконтинентальная Компания Театра Пандемониум…»
Он вручил карточку Джиму. Теперь на ней можно было прочитать:
НАША СПЕЦИАЛЬНОСТЬ:
ОСМОТР, СМАЗКА, ЧИСТКА
И РЕМОНТ ЖУКОВ-МОГИЛЬЩИКОВ
(часов Смерти, которые спешат).
Спокойно, говорил себе Джим, читая это. Спокойно. Он сунул руку в карман, полный сокровищ, порылся там и что-то вынул.
На его ладони лежало мертвое коричневое насекомое.
— Вот, — сказал Джим, — почините его.
Мистер Дак разразился смехом:
— Великолепно! Я сделаю это!
Он протянул руку, рукав его рубашки задрался.
Ярко-пурпурные, темно-зеленые и голубые как молния угри, черви и латинские надписи обнаружились над его запястьем.
— Вот это да! — воскликнул Уилл. — Вы должно быть и есть «Татуированный человек!»
— Нет. — Джим изучающе посмотрел на незнакомца. — «Разрисованный человек» — есть разница.
Мистер Дак кивнул с явным удовольствием.
— Как тебя зовут, мальчик?
Не говори ему! — подумал Уилл и замер, удивленный своей мыслью. Почему не говорить?
Губы Джима напряженно подергивались.
— Саймон, — сказал он и улыбнулся, показывая, что это ложь.
Мистер Дак улыбнулся в ответ, чтобы показать, что он понимает это.
— Хочешь посмотреть еще, Саймон?
От смущения Джим не мог даже кивнуть в знак согласия.
Медленно, с видимым удовольствием мистер Дак засучил рукав до локтя.
Джим уставился на его руку. Она походила на кобру, которая извивалась, раскачивалась из стороны в сторону, готовясь нанести смертельный удар. Мистер Дак сжимал и разжимал кулак, перебирал пальцами. Мускулы играли и перекатывались под кожей.
Уиллу захотелось обежать вокруг, чтобы лучше рассмотреть руку, но он не мог двинуться с места и только думал: Джим, ох, Джим!
Они стояли рядом, Джим и этот длинный, и рассматривали друг друга так, словно один был отражением другого в темной витрине ночного магазина. Ежевично-колючий костюм длинного человека заставил пылать щеки Джима и привел в смятение его глаза, которые вместо кошачье-зеленых, какими они всегда были, сделались пасмурными, расширившимися, впитывающими увиденное. Джим стоял, словно бегун, одолевший длинную дистанцию: с запекшимся ртом, с руками, протянутыми, чтобы получить некий приз. И действительно, этим призом были картинки, подергивающиеся в пантомиме, когда мистер Дак заставлял иллюстрации, холодно застывшие на коже, повиноваться движениям его теплых пульсирующих запястий… На небе загорелись звезды и Уилл видел, а Джим не замечал, что последние горожане уже укатили в своих теплых машинах в город: наконец, Джим едва слышно произнес: «Черт возьми…», и мистер Дак опустил свой рукав.
— Спектакль окончен. Пора ужинать. Карнавал закрылся до утра. Все разошлись. Возвращайся, «Саймон», и катайся на карусели, когда ее починят. Возьми эту карточку и можешь кататься бесплатно.
Джим, не отрывая глаз от скрывшегося под рукавом запястья, взял карточку и сунул в карман.
— Прощайте!
Джим побежал.
Уилл со всех ног бросился за ним.
Джим, мчавшийся вихрем, вдруг на мгновение оглянулся, подпрыгнул и уже второй раз за сегодняшний день исчез.
Поравнявшись с деревом, около которого пропал Джим, Уилл посмотрел вверх и увидел друга, спрятавшегося между ветвями. Уилл оглянулся. Мистер Дак и мистер Кугер стояли к ним спиной, занятые каруселью.
— Быстрей, Уилл!
— Что?
— Они увидят тебя. Лезь скорее!
Уилл подпрыгнул. Джим помог ему взобраться наверх. Старое дерево раскачивалось. В кроне завывал ветер. Джим усадил тяжело дышавшего друга на ветке рядом с собой.
— Джим, уйдем отсюда!
— Заткнись! Смотри! — прошептал Джим.
Внутри карусельного механизма что-то зазвенело и забренчало, раздалось едва различимое шипение и свист пара в трубах органа-каллиопы.
— Что там было нарисовано, Джим?
— Картинка.
— Да, но какая?
— Это было… — Джим прикрыл глаза. — Там была нарисована змея… которая… в общем, змея.
Джим упорно отводил глаза.
— Ну, ладно, не хочешь — не рассказывай.
— Я же сказал тебе, Уилл, змея. Потом я устрою, чтобы он показал ее тебе, идет?
Нет, думал Уилл, не хочу я этого.
Он посмотрел на пустую дорогу, испещренную миллиардом следов, и внезапно подумал, что сейчас гораздо ближе к полуночи, чем к полудню.
— Я иду домой…
— Конечно, Уилл, уходи. Зеркальные Лабиринты, старые учительницы, потерянные сумки с громоотводами, исчезнувшие торговцы, танцующие картинки со змеями, карусели, на которых нельзя кататься… а ты собираешься домой!? Конечно, старый дружище Уилл, прощай!
— Я… — Уилл начал спускаться с дерева и вдруг замер.
— Все ясно? — послышался голос внизу.
— Ясно! — ответил кто-то с дороги.
Мистер Дак, находившийся не более чем в пятидесяти шагах отсюда, двинулся к красному пульту управления, который стоял возле билетной кассы. Он свирепо оглядывался вокруг, и взгляд его не миновал дерева, укрывшего в своей кроне мальчиков.
Уилл крепко ухватился за сук, Джим изо всех сил вцепился в свою ветку, оба сжались и замерли.
— Запускай!
Раздался скрип, лязг, стук, высоко, а затем все ниже зазвенела, загудела медь, и карусель двинулась.
Но ведь она сломана, подумал Уилл, она же испорчена!
Он быстро посмотрел на Джима, который диким взглядом уставился в одну точку.
Карусель завертелась… да… но…
Она двигалась наоборот.
Маленький орган-каллиопа внутри карусельного механизма загрохотал своими рвущими нервы барабанами, заклацал тарелками, похожими на маленькие луны, застучал зубами кастаньет, хрипло, задыхаясь и кашляя, зарыдали его трубы, свистки и наигрывающие причудливые мелодии флейты.
Музыка, подумал Уилл, она тоже наоборот!
Мистер Дак резко повернулся, огляделся вокруг и посмотрел наверх, словно услышал мысли Уилла. Ветер с мрачным неистовством раскачивал деревья. Мистер Дак пожал плечами и отвернулся.
Пронзительно визжа и лязгая, карусель летела наоборот все быстрее и быстрее!
Тем временем огненно-рыжий мистер Кугер, который расхаживал взад-вперед по дороге, вдруг остановился под их деревом. Уилл мог запросто плюнуть ему на голову. Затем орган издал необычайно фальшивый, неистовый вопль, заставивший завыть и залаять собак всей округи; и мистер Кугер резко повернувшись побежал и прыгнул в мир крутившихся наоборот зверей, которые вперед хвостом неслись по бесконечному вращающемуся ночному пути неизвестно куда. Хлопнув рукой по медным стойкам, он бросился на сиденье, и полетел назад по кругу: с вставшими дыбом рыжими волосами, розовым лицом и пронзительными синими глазами; назад по кругу, назад по кругу под пронзительный визг музыки, которая тоже словно засасывалась назад каким-то жутким нескончаемым вдохом.
