Рэй Брэдбери - Тени грядущего зла
Она вновь задремала.
Он ничего не ответил.
Он не мог объяснить, что с ним.
15Поднялось желтое как лимон солнце.
Купол неба был голубым.
Звонкое пение птиц разносилось в воздухе.
Уилл и Джим выглянули из окон.
Вокруг ничего не изменилось.
Кроме выражения глаз Джима.
— Прошлой ночью… — сказал Уилл. — Это было на самом деле?
Оба пристально посмотрели на далекие луга.
Воздух был сладким, как сироп. Нигде, даже под деревьями, не было ни одной тени.
— Шесть минут! — закричал Джим.
— Пять!
Через четыре минуты кукурузные хлопья с молоком уже были проглочены, а мальчики, оставляя позади шлейф из красных осенних листьев, бежали вон из города.
Потом, запыхавшись от дикого бега, они зашагали спокойней и огляделись вокруг.
Карнавал был на месте.
— Ого… вот это да…
Карнавальные балаганы были лимонные, как солнце; латунь духового оркестра отливала цветом пшеничных полей. Флаги и знамена, как яркие синие птицы, хлопали крыльями над брезентовыми куполами цвета львиной шкуры. Из палаток, шатров и киосков, ярких, как леденцы, плыли по ветру замечательные, субботние запахи яичницы с беконом, горячих сосисок и блинов. Повсюду шныряли мальчишки, за ними следовали невыспавшиеся отцы.
— Самый обыкновенный старый карнавал, — сказал Уилл.
— Черт возьми, — добавил Джим. — Не приснилось же нам. Пошли!
Они прошли сотню ярдов вглубь карнавального городка. Они шли все дальше, и становилось ясно, что они не найдут людей, по-кошачьи пробиравшихся давешней ночью в тени воздушного шара, пока из грохочущих облаков сами собой складывались странные шатры и балаганы. Вместо этого они видели лишь заплесневелые веревки, побитый молью и непогодой, кое-как накинутый от дождя брезент да выцветшую на солнце мишуру. Афиши висели на столбах, как прибитые за крыло мертвые альбатросы, их трепало ветром, из-под них сыпалась старая краска, и они лепетали что-то о чудесах вовсе не чудесного тонкого человека, толстого человека, человека с головой острой как кол, чечеточника и исполнителя хулы.
Мальчики бродили по карнавальному городку, но не находили ни таинственного полночного шара, наполненного газом зла, и привязанного загадочными азиатскими узлами к кинжалам, воткнутым в черную землю, ни маньяков, способных на ужасную месть. Орган-каллиопа возле билетного киоска не вопил о смертях и не мурлыкал про себя идиотские песенки. Поезд? Он отъехал по железнодорожной ветке в нагретую солнцем траву, он был старым, изъеденным ржавчиной, и казался громадным магнитом, притянувшим к себе через континенты многие ярды костей локомотива, шатуны и колеса, дымящиеся патрубки и старые кошмары, которые длятся лишь несколько секунд. Он нисколько не изменил свой черный погребальный силуэт. Он словно просил позволения остаться таким и лежал мертвым телом в осеннем прибое, распространяя вокруг запах отработанного пара и черного как порох железа.
— Джим! Уилл!
К ним шла улыбающаяся мисс Фоли, учительница седьмого класса.
— Ребята, что случилось? — спросила она. — У вас такой вид, будто вы что-то потеряли.
— Да, — согласился Уилл и добавил: — Вы не слышали, как ночью играл орган-каллиопа?
— Каллиопа? Нет…
— Тогда почему, мисс Фоли, вы пришли сюда так рано? — спросил Джим.
— Просто я люблю карнавалы, — сияя, ответила мисс Фоли, маленькая, словно бы затерянная среди седин своих пятидесяти лет. — Сейчас я куплю сосисок и вы покушаете, а я поищу моего глупого племянника. Кстати, вы видели его?
— Вашего племянника?
— Да. Роберта. Он живет у меня уже две недели. Его отец умер, а мать болеет. Он из Висконсина. Я взяла его к себе. Он сегодня так рано убежал сюда. Обещал меня встретить. Но вы же знаете мальчишек! А вы что-то уж очень мрачные. — Она протянула им сосиски.
— Ешьте и выше нос! Аттракционы откроются через десять минут. Я хочу посетить Зеркальный Лабиринт и…
— Нет, — сказал Уилл.
— Что нет? — спросила мисс Фоли.
— Только не Зеркальный Лабиринт. — Уилл проглотил кусок сосиски и мысленно вгляделся в мили отражений. Там невозможно достичь дна. Он стоит как зима и ждет, чтобы убить своим ледяным сверканием… — Мисс Фоли, — продолжил он и сам удивился тому, что говорит, — не ходите туда.
— Почему же?
Джим зачарованно поглядел на Уилла.
— Верно, скажи, почему туда нельзя?
— Там люди теряются… — поколебавшись, ответил Уилл.
— В этом, пожалуй, есть резон. Роберт мог там заблудиться, мог не найти выхода и будет теперь бродить, пока я не схвачу его за ухо и не вытащу оттуда…
— Никогда нельзя сказать, — говоря это, Уилл не мог оторвать взгляда от миллионов миль сверкающего стекла, — что может плавать там, внутри…
— Плавать! — мисс Фоли засмеялась. — Что за чудесные мысли приходят тебе сегодня, Уилли. Пусть так, но ведь я старая рыба. Итак…
— Мисс Фоли!
Мисс Фоли покачнулась, но удержала равновесие, шагнула и скрылась в зеркальном океане. Мальчики смотрели, как она опускалась, погружаясь все глубже и глубже, и, наконец, вовсе растворилась в серебре.
Джим схватил Уилла.
— Что все это значит?
— Черт побери, Джим, эти зеркала! Ведь они…Мне это не нравится. Я к тому, что они похожи на случившееся прошлой ночью.
— Милый мальчик, ты перегрелся на солнышке, — фыркнул Джим. — Этот лабиринт там… — его голос оборвался. Он втянул холодный ветер, исходящий от отблесков и отражений Лабиринта, словно от ледяного дома.
— Джим? Ты что-то сказал?
Но Джим молчал. Потом вдруг хлопнул себя по затылку.
— Это и в самом деле бывает! — крикнул он в изумлении.
— Что бывает?
— Волосы! Я много раз читал про это. В жутких историях о них пишут в самом конце! Со мной это случилось сейчас!
— Черт возьми, Джим! И со мной тоже!
Они стояли, испуганные, чувствуя, как по шее бегают холодные мурашки, а волосы на голове стоят дыбом.
В зеркалах разворачивалось роскошное представление света и тени.
Они увидели двух, четырех, дюжину мисс Фоли, пробирающихся через Зеркальный Лабиринт.
Они не знали, какая из них была настоящая, поэтому помахали им всем сразу.
Ни одна из мисс Фоли не обратила на них внимания и не махнула в ответ рукой. Она двигалась точно слепая. И как слепая ощупывала и царапала ногтями холодное стекло.
— Мисс Фоли!
Ее глаза широко раскрылись, как от магниевой вспышки фотографа, кожа сделалась совершенно белой, как у статуи. Она двигалась в глубине стекла и что-то говорила… бормотала… хныкала. Вот она заплакала… закричала… завопила… Она билась о стекло головой, локтями, пьяно дергалась, как ослепленный мотылек, воздевала в отчаянии руки и снова царапала стекло. «Господи, помоги! — молила она. — Помоги, о Господи!».
И тут Джим и Уилл увидели в глубине зеркал свои собственные лица, такие же бледные, с широко открытыми глазами.
— Мисс Фоли, идите сюда! — Лицо Джима исказилось.
— Сюда! — но Уилл наткнулся лишь на холодное стекло.
Рука высунулась из пустого пространства. Старая женская рука, вынырнувшая в последний раз. Она судорожно схватилась за что-то, чтобы спастись. Этим что-то оказался Уилл. Она потащила его вниз, в пустоту.
— Уилл!
— Джим! Джим!
И Джим удержал его здесь, а он удержал мисс Фоли и выхватил из безмолвных, стремительно двигающихся зеркал, из глубины необитаемых призрачных морей.
Она выскочила на волю, к солнечному свету.
Мисс Фоли, прижав руку к ушибленной щеке и тяжело дыша, жаловалась, бормотала, потом вдруг засмеялась и вытерла глаза.
— Спасибо вам, Уилл, Джим, ох, как же мне вас благодарить — ведь я чуть не утонула! Я имею в виду… Ах, Уилл, как ты был прав! Боже мой, вы видели ее, она потерялась, утонула там, бедная девочка! О бедная, пропавшая, милая… надо спасти ее, ох, мы должны спасти ее!
— Мисс Фоли, вы ушиблись. — Уилл твердо отвел ее вцепившиеся в него руки. — О ком вы? Там никого нет.
— Я видела ее! Пожалуйста! Посмотрите! Спасите ее!
Уилл метнулся ко входу в Лабиринт и остановился.
Билетный контролер окинул его ленивым пренебрежительным взглядом. Уилл вернулся к мисс Фоли.
— Клянусь, больше никто не входил туда, мэм. Это я виноват, я просто пошутил насчет воды и глубины, а вы, должно быть, заблудились там, и испугались.
Но если даже она и слышала его слова, то не воспринимала их и продолжала прижимать руку к губам, и голос ее был голосом человека, который вынырнул из морской глубины после того, как уже почти утонул, долго пробыл под водой без воздуха, без надежды на жизнь, и вдруг получил свободу.
— Ушла? Она на дне! Бедная девочка. Я знала ее. «Я знаю тебя!» — сказала я, как только увидела ее. Я махнула рукой, она тоже… «Привет!» Я побежала — бам! Я упала. Она упала. Дюжины, тысячи их упали. «Подожди!»— попросила я. О, она была такая красивая, такая милая, такая юная. Но она испугалась меня. «Что ты делаешь здесь? — спросила я. — Почему?», — и мне показалось, она сказала: «Я настоящая, а ты нет!» Она засмеялась уже глубоко под водой. Она убежала в Лабиринт. Мы должны ее найти! Прежде…
