Руслан Шабельник - Дневники Палача
Дежурные слова, от частого употребления, растерявшие большую часть смысла.
— Да, да, я понима-а-аю! — слезы, сопли, платок.
— Мисс Дэнджсон, для успешного продолжения поиска, нам необходимо провести, гм, обыск в вашей квартире. Люди довольно часто оставляют следы, которые могут указать нам, э-э-э, местонахождение разыскиваемого.
— Да, да, конечно, делайте, что надо, только найдите Антона.
«Сбежал, точно — сбежал, получил денежки за работу и сбежал. И сейчас наслаждается с какой-нибудь блондинкой в каком-нибудь бунгало».
— К тому же имеется вероятность, что он вообще покинул планету. Прежде чем начинать розыскные мероприятия в этом направлении, нам следует убедиться…
— Он покинул, да покинул, улетал!
— Откуда вы?..
— Он вещи собирал и паспорт взял. Мы еще вместе искали, не могли найти. Антоша злился почему-то. Он такой дерганный, когда не может что-то найти! И бритвенный набор взял. Он всегда брал его с собой, когда мы улетали отсюда. Сначала на Элурию, потом на КЭЦ. Говорил, что от других солнц начинает зарастать щетиной. Это ведь доказательство, да, он на другой планете?
— Насчет набора, не знаю, а вот паспорт… — на некоторых планетах еще сохранился визовый режим.
Черт! А ведь все начиналось так хорошо… ну, почти хорошо.
* * *Твой взгляд похож на дивный сад,
Глаза — бездонные колодцы.
Ресницы — дикий виноград,
Что по стенам колодцев вьется.
Про нос не стану говорить.
Вершина — губы — двери рая.
Бутоны розы! Блеск ланит!
Припав к дверям, я умираю.
И воскресаю, чтобы вновь,
В который раз мечте предаться,
Как птица Феникс — чей удел
Сгорать, чтоб в пепле возрождаться.
«Я пишу эти строки не в надежде быть понятым или прощенным, и уж конечно не в достойной уважения попытке оставить след в истории. Во всяком случае — надеюсь, что это не так. Я говорил это себе, обдумывая данные записи. Я говорю это себе, выводя их. Но человек может врать, даже себе. Особенно себе. По моим наблюдениям, наиболее изобретателен во лжи он, оправдывая собственные поступки, именно перед собой. Нечего и говорить, что в оправдании нуждаются в большей степени неблаговидные дела. И первые две строки похожи именно на оправдание, и в то же оправдание, следует придумать причину сотворения этих записей. Для себя — в первую очередь, для возможного читателя — в… какую-то, может, предпоследнюю.
Итак, я пишу эти строки не в надежде быть понятым или прощенным… для чего же я их пишу? Не знаю, понимаю ли я сам, и поймет ли меня возможный читатель, просто… в какой-то момент возникла… созрела… возопила… необходимость, именно необходимость выложить… выплеснуть… запечатлеть… на бумаге. Запечатлеть что? Да все!
Нет, наверное, все-таки истинная причина — желание оставить след… нет, не след, хоть что-нибудь после себя. Призрачная надежда, что когда-нибудь, лет через сто, какой-нибудь студент-практикант откопает в запасниках библиотеки данные листки, и с них на него выплеснется жизнь… моя жизнь, пусть не вся, пусть часть, не скажу, что главная, ибо главной кажется та, что проживаешь сейчас; и на миг, короткий миг человек, Руслан, палач, телепат… оживет, и студент-практикант пройдет с ним, рука об руку, извилистыми и прямыми, холмистыми и ровными, грязными и… еще более грязными дорогами людской судьбы. Судьбы палача.
Итак, я — палач. Это имя, прозвище, профессия и проклятие. В некоторых устах — это ругательство…»
Руслан Сваровски отложил листок. Как странно — палач, написавший это — его тезка, и хотя имя не уникально и отнюдь не редко — словно читаешь сам про себя. Про жизнь, которую мог бы прожить… или прожил…
Может, когда-нибудь он оставит подобные записки о своей жизни. Если оставит, то начнет их примерно так:
«Утро выдалось на редкость жаркое. Если и бывают утра, обещающие нестерпимо адский день, то это оказалось как раз из таких.
Тень от эвкалипта укрывала небольшую деревянную лавочку. Через какой-то час, тень переползет дальше, и лавка подставит крашеную спину под выжигающие лучи солнца.
Море, обычно рождающее и дающее прохладу, в этот день, словно нарочно, дышало огненным паром.
Шелковая цветастая рубаха быстро намокла и прилипла к телу, прибавив несколько пятен к пестрому рисунку.
Ожидая жаркого дня, Руслан щедро намазал подмышки антиперспирантом, так что сейчас — вопреки физиологии — эта часть рубахи оставалась сухой.
Марта опаздывала.
Она всегда опаздывала, но непунктуальность девушки, как ни странно, ни в коей мере не раздражала Руслана. Если потребуется, он было готов ждать ее вечно, как ни высокопарно-затасканно звучит эта фраза.
Жалко было только гладиолусов, длинных красных цветков на зеленой ветке, что тихо сморщивали тонкие лепестки на утреннем солнце.
Руслан положил их на лавку — в относительную прохладу, но даже это помогало слабо. Сам он сидеть не мог — нетерпенье побуждало к действиям, впрочем, все действия ограничивались двумя шагами тени дерева.
Он заметил ее издали, Марта шла к нему торопливыми шажками, почти бежала. Тонкий лен платья облепил фигуру девушки, что делало ее еще прекраснее. Для Руслана она была совершенством. Его удивляло, как другие не замечают, насколько Марта красива. Совершенное лицо, длинные рыжие волосы и глаза… всегда искрящиеся, смеющиеся, соперничающие в веселье с озорной улыбкой.
— Привет. Я опоздала, — Марта слегка запыхалась. — Уф, ну и жара сегодня. — Маленький, с легкой горбинкой носик покрывали бисеринки пота.
— Привет, — Руслану хотелось обнять ее, подхватить на руки, закружить, но невовремя вспомнилась потная рубашка, поэтому он лишь поцеловал. Ткнулся сухими губами во влажную щеку.
— Ой, это мне! — Марта увидела цветы. — Не дожидаясь утвердительного ответа, она подхватила букет, прижала к лицу. — Обожаю гладиолусы. Когда Оля — моя сестра — выходила замуж, им на свадьбу почему-то все дарили гладиолусы. Не сговариваясь. Я тогда была маленькая и думала, что гладиолус — свадебный цветок. И еще мечтала выйти замуж и чтобы мне тоже надарили гладиолусов, — Марта лукаво посмотрела поверх букета на Руслана.
Тот смутился. Свадьба. С Мартой. Возможно ли такое?
Нет — он хотел, желал этого всем сердцем, но она такая… такая… а он — обычный парень.
— Давай посидим в тенечке, — Марта умостилась на лавочку.
Они знали друг друга уже год, с той поры, как Марта перешла в их класс. Руслану она сразу понравилась, однако только на вечеринке, после сдачи итоговых экзаменов, охмелев от выпитого и общего приподнятого настроения, Сваровски решился подойти к девушке. Против ожидания, она сразу и легко согласилась. Сначала потанцевать, потом на то, чтобы он проводил ее домой, потом встретиться завтра.
С той памятной ночи, памятной хотя бы потому, что Руслан так и не смог сомкнуть до утра глаз, прошло полтора месяца. Два дня назад они впервые поцеловались. В губы. И еще одна ночь прошла без сна. И все эти два дня, Руслан надеялся, мечтал… повторить, однако никак не мог решиться, или подгадать обстоятельства, или упускал случай… вот как сейчас, при встрече.
— Ты так и будешь стоять? — Марта похлопала по лавочке, рядом с собой.
— Э-э, нет, — Руслан опустился, рука поднялась, намереваясь обнять девушку, и… опустилась на доски скамейки в нерешительности».
Да, именно так, с того жаркого июльского дня шесть лет назад. Тогда все началось. Они поцеловались в тот день. Второй раз. Потом еще, и еще, а потом признались в любви… друг другу.
И ночь без сна.
Предпоследняя.
Следующая ночь без сна, случится спустя год. После нее, после этой ночи, Руслан надолго потеряет сон.
* * * ДНЕВНИК ПАЛАЧАВсе началось с записки. Конечно, если рассказывать любую историю с самого начала, то все завязывается с рождения, как и оканчивается смертью. В моем случае — завязка случилась до моего рождения — во времена телепатических бунтов и развязка, почти наверняка, будет отстоять от момента моей смерти.
Впрочем, как я подозреваю, к тому моменту мне будет все равно. Хотя, может статься, что нет. Во многих культурах, на многих планетах силен культ предков. Может, его завести и на нашем Каэр Морхене. И духи великих палачей прошлого станут оберегать неофитов на нелегкой стезе вершителя судеб.
Я в числе прочих.
Итак, не начиная историю с самого начала — все началось с записки.
Не бумажной, она пришла на мой коммуникатор, во время ожидания в космопорту, и черные буквы на экране сложились в слова: «Не лети рейсом 4280 Адонис-ЮАГ».
Все, ни подписи, ни «погода у нас хорошая».
На Адонисе я провел неделю — редкий отпуск в напряженном графике палача. Гостил у Сереги Светина. Вот кто из нашего брата-телепата пристроился, так пристроился. И домик у него, и райончик ничего так, да и работа — не то, что людей жизни лишать. В последнее время, говоря «последнее», я подразумеваю — несколько лет — нашему брату разрешали работать в метрополии. Скрипя сердце, но разрешали.
