KnigaRead.com/

Геннадий Якушин - Волк

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Геннадий Якушин, "Волк" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Максиму Денисовичу было за тридцать, когда он вернулся на родину. Пытался он поправить свое положение выгодным браком. Посетил некоторых состоятельных соседей, имевших девиц на выданье, но всюду встретил холодный прием.

— И на ком, ты думаешь, женился Максим? — спрашивает меня Лена. И сама же отвечает: — На дочке Кузнецова. Тот, видимо, хотел загладить свою вину перед Максимом Денисовичем.

— Мой пращур оказался далеко не бедным, — перебивает дочь тетя. — Максим Денисович с его помощью построил водяную мельницу и зернохранилище. Кузнецов на первых порах выделял ему средства на развитие его деятельности по скупке, продаже и переработке зерна. И Максим Денисович здорово преуспел в этом.

У него родились три дочери и сын, которому при крещении тоже дали имя Максим. Все они получили образование в Питере. Девочки там и замуж повыходили, и следы их в годы революции потерялись. Один Максим вернулся в родной дом и продолжил дело отца.

Погиб Максим Денисович по чистой случайности. Его придавило деревом во время заготовки дров. Натура у него была такая — во все дела влезал. Сам все контролировал до мелочей.

Революция нарушила традицию рода в вопросах образования. Не было возможности своевременно учиться ни у моего мужа, ни у твоего отца, ни у Анны.

— Грех не вспомнить и о твоих дедушке и бабушке по матери, хотя здесь и нет их могил. Они ведь из деревни Вороновки, — вступает в разговор дядя Кирилл. — Семья Щербаковых состояла из шести человек. Сами родители: отец Иван Федорович и мать Марина Ивановна, да детей у них было четверо: Яков, Ольга, Мария и самая младшая Александра — твоя мать.

Ивана Федоровича в армию не призвали из-за грыжи. Хозяйство Щербаковых сохранилось, несмотря на войну и революцию. Они даже немного разбогатели. В двадцать четвертом году твой дед Иван построил большой кирпичный дом. Он был строг, и все, включая и детей, трудились в полную силу. Мать твоя с малолетства за скотиной ходила. Особенно она дружила с телочкой. Та ее так любила…

А в двадцать девятом году в их деревню тоже явились красные. Их командир, росточком маленький, кудрявенький, в пенсне, поселился в доме Ивана Федоровича и от твоей бабушки требовал, чтобы Марина Ивановна ему к обеду каждый день подавала курицу. Был кудрявенький еще и часовых дел мастером, починил давно стоявшие у них ходики.

Первым делом эти «воины» запретили всем деревенским петь и плясать на улице и играть на гармошках и балалайках. Заметят, у кого из парней музыкальный инструмент в руках, тут же и отберут.

Потом начали обходить дома и лазить по сундукам. Все праздничные платья и костюмы у людей унесли. А ведь они у них передавались из поколения в поколение и были дорогие, многие из китайского шелка, женские костюмы и головные уборы, мужские кушаки золотом да серебром шиты, речным жемчугом отделаны.

Особенно досталось староверам.[8] Они ничего не хотели отдавать и взялись за топоры. Немало их расстреляли на месте. И часовщик при расстрелах кричал: «Мы уничтожим ваш великодержавный русский шовинизм!» Комиссары подчистую выгребли у них зерно и забрали всю скотину, а потом сожгли скит. Людей же погнали на стройки в Омскую область. Но староверы держались стойко. Твоя мать хоть и маленькой была, а помнит, как общинник староверов говорил: «Мы русы, и нам ли страшиться чужеземцев. Ликуя, мы возвращаемся в скит на Оми, в наш Асгард на берегу священного Ирия». Это Александра мне доподлинно рассказывала.

— Кстати, в этой связи, — перебивает мужа тетя Прасковья, — скажу тебе, Гена, вопреки школьной программе, как русская учительница. Царь Петр Первый, которого в учебниках представляют великим, был не лучше лихоимцев-комиссаров. Один пример! Он отменил русский календарь и ввел зарубежный юлианский. Русский календарь прекратил свое существование в 7208 году. Значит, русы, до введения юлианского календаря, осознавали себя народом, нацией уже не менее 7208 лет. Новый календарь пошел с 1 января 1700 года. Следовательно, Петр украл у нас пять с половиной тысяч лет родной истории. И еще к этому же. Русы использовали для обозначения годов не цифры, а буквы. Таким образом, письменность у нас существовала к 1700 году также без малого 7208 лет.

— Да хватит тебе, Прасковья! — сердится дядя Кирилл. — Ты думаешь, он что-то понял? Я сомневаюсь! — И продолжает свое: — Деревня и скит староверов располагались километрах в трех друг от друга. Праздники вместе справляли, детей женили, в тяжелую минуту помогали друг другу. И в этот раз мужики из Вороновки и Шарлино многих детишек, стариков да старух из скита у себя попрятали.

Щербаковых солдаты не трогали до самого последнего дня. А перед тем как уходить, обчистили до нитки. Твоей матери тогда двенадцать лет минуло. Крепенькой она росла. Смотрит, ее телочку кудрявый выводит, а она рвется, бедная, мычит. Не выдержала Александра такого злодейства, подскочила к этому часовщику да как толкнет его. А он возьми и упади прямо на борону, которая лежала вверх зубьями. И распорол себе мошонку. Его отправили в больницу, а Щербаковых присоединили к староверам. Всех, кроме Якова. Его не нашли.

Состав из щелястых вагонов с нарами для сна пригнали в Омск уже с первым снежком. Однако семью Щербаковых встречал не конвой, а Яков в каракулевой кубанке, шикарном пальто и хромовых сапогах. Расцеловавшись с родителями и сестрами, он объявил, что они едут в Москву. Документы на них оформлены и билеты куплены.

В тебе и твоих братьях кровь Якушиных, Самосудовых, Щербаковых и Кузнецовых. Ведь Максим Максимович взял в жены Самосудову Екатерину Дмитриевну. А твой отец женился на Щербаковой Александре Ивановне.

— И все-таки с Джелалом вся история чушь! — нервно восклицаю я.

— Сегодня очень сложно, почти невозможно что-либо доказать или отрицать со стопроцентной уверенностью, — говорит тетя Прасковья.

— Неправда! Неправда! Все это ложь с Джелалом! — кричу я. И вдруг все мое тело пронизывают судороги. Дергаются руки, ноги, голова. Я теряю сознание.

Придя в себя, я вижу тетю Веру Кузнецову, которая держит в своих ладонях мою голову, глядит мне в глаза и, улыбаясь, говорит:

— Очнулся, соколик, очнулся! Услышала Богородица молитвы наши! — А потом шепчет: — Завтра сядешь в поезд и он увезет тебя в Москву. Потихоньку-то все затрется. Залижет ветер, как ямку в снегу. Ты еще вырастешь, парень. Деревце смолоду в стволе тончит, а потом, как заматереет — руками не обхватишь. Ты еще знаешь какой будешь! Знай, род наш силен земледельцем Юрием, честью дорожащим Денисом, купцом Максимом, борцами с сатанинской властью и внутренними врагами державы Российской Максимом и Василием. В тебе благородство происходит от самих корней рода. Ты все трудности житейские не можешь не выдюжить! У тебя сын будет мужественный человек и внук, честью предков дорожащий.

Провожал меня на вокзал дядя Кирилл и на прощание сказал:

— Мой брат ради твоего спасения пожертвовал своей карьерой в органах. Помни это, парень.

Глава VI

Дверь в московскую квартиру я открываю своим ключом и прохожу в большую комнату. В ней за столом восседает вся моя семья и поет «Вот кто-то с горочки спустился…». Стол завален готовыми искусственными цветами и деталями к ним. Братья, увидев меня, выскакивают из-за стола и повисают на мне. Расцеловавшись с ними и родителями, я интересуюсь, указывая на искусственные цветы:

— Что это?

— Работа, — усмехается отец. — Как видишь, трудимся всей семьей. Ты прямо с поезда?

— Да, — отвечаю я.

— Пошли, пока мать тебе приготовит что-нибудь поесть, поговорим.

Мы проходим в его кабинет. Он подходит к окну и, стоя ко мне спиной, спрашивает:

— Ты знаешь, что главное для человека? — И сам же отвечает: — Не оскотиниться! В любой, самой сложной ситуации остаться человеком. — Затем резко поворачивается ко мне и жестко спрашивает: — Правда, что ты на хуторе стоял на часах?

— Да, — пораженный странностью вопроса, отвечаю я.

— В тебе, в том шестилетнем мальчике было что-то от одинокого «лесного царя», который охраняет священную поляну день и ночь с мечом в руке. Он охраняет святыню, не представляющую собой никакой материальной ценности. Он обреченно и воистину по-царски несет вахту высшего спасительного одиночества. Последний оплот мира традиций в деградирующей современности.

— Ерничаешь! — злюсь я.

— Нисколько! — говорит батя. — Кончились твои университеты. Я без работы. Правда, друзья меня в беде одного не оставили, предложения есть, но пока без работы. Как видишь, искусственными цветами на хлеб зарабатываем. — Отец снова отворачивается к окну, а заглянувшая было в кабинет мать, зарыдав, убегает.

— Пап, я на целину поеду. Там, говорят, неплохо зарабатывают. Буду вам деньги высылать! — С жаром говорю я.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*